Сам съел, сам заплати!

Пир, продолжавшийся в Израиле почти все время мирового финансового кризиса логично подошел к концу. Это вообще отличительная особенность пиров и прочих особых веселий — рано или поздно они всегда заканчиваются…

Мы так увлеклись головокружением от успехов национальной экономики, что упустили момент, когда она, как всякая, встроенная в глобальную, повела себя, вслед за экономиками стран-партнеров, нехорошо, непослушно. Но мы были настолько убеждены, что мы на этом жизненном пиру отдельно от всех за своим столиком, что очень удивились. Как это мы тоже в… яме? Разве не у нас лучший в мире экономист согласился почти бесплатно, из национально-патриотических побуждений, поработать главным по экономике в тандеме с лучшим в мире премьер-экономистом? Разве не у нас кучно собраны лучшие мозги, продвигающие самую перспективную отрасль — хай-тек? Разве не у нас, в конце-то концов, экономнее всех нарезают столь прозрачные ломтики социального пирога, что любой голландский или швейцарский сырорез обзавидуется? И наконец, не наше ли протестное движение самое нахрапистое и горластое? Имея в активе все эти составляющие экономического успеха, нам ли быть в печали?

Оказалось, что теперь и нам. Наглядевшись на социальные достижения куда более благополучных, а, главное, менее обремененных военными расходами западных экономик, Израиль решил подражать. Но нашим социально слабым слоям мало что могло обломиться в силу местной специфики. Во-первых, как уже упоминалось, расходы велики. Во-вторых, больно много в этих слоях тех, кому положено — вынь да положь пособия. В-третьих, изряден процент классово, национально и религиозно чуждых среди этих социально слабых. Как бы ни ругали Нетаниягу за то памятное снижение чудовищно раздутых пособий матерям-одиночкам, а все ж таки нельзя не признать, что и откровенных нахлебниц поубавилось, и арабскую рождаемость оно снизило. Хотя возмущались многие, особенно новые репатрианты, специально перед алией бегавшие в ЗАГСы разводиться. Пойдя по наиболее легкому пути, израильское правительство получило в стране вполне западные забастовки трудящихся с требованиями повышения зарплат. А с другой, попало в собственный капкан западной же зависимости и заискивания перед судебной властью, традиционно для леволибералов державшей сторону «трудящихся», сколь бы абсурдные требования они ни выдвигали. Как водится, бастовать принялись те, кто может себе позволить побастовать. И так неплохо оплачиваемые врачи, железнодорожники, мидовские и прочие чиновники обнаглели до откровенного манипулирования правительством. Возможность законно приструнить наглецов была утеряна вместе с вменяемостью судебной системы Израиля.

В результате израильская экономика оказалась сильно ослабленной непомерными тратами на раздутые зарплаты и бонусы массы госслужащих, функционеров и приравненных к ним в льготах. На экстренном совещании министров, озабоченно чесавших головы в поисках выхода оттуда, куда много лет сами старательно заходили, эконом-философ Штайниц злорадно отщипнул аж 100 миллионов у ведомства господина Барака. Причем не изначально запланировано, а в воспитательных целях, буквально, чтобы не вякал, когда не надо. Кто бы как ни относился лично к солдату номер один, да только отщип-то не из личного кармана Эхуда Барака, а из обороноспособности. То есть резвится господин Штайниц за счет нашей с вами безопасности.

Социальный протест в Израиле заключается в том, что сытые и обеспеченные молодые люди ходят с плакатиками и любуются сами на себя. Собственно, было смешно ожидать чего-либо другого от общественного движения, зародившегося от каприза кфар-шмарьяговской девчушки, возмущенной повышением аренды элитной студии с шести тысяч в месяц до скольких-то там еще. Что путного могло произойти из принцессиной клоунады? Как и следовало предполагать, очень скоро движение выродилось до публичных песен и плясок с устойчивым ароматом гашиша и мочи вокруг протестных палаток. Даже трагедии самосожжений не вызвали сильного сочувствия, настолько было откровенно инфантильное безумие этих жертв собственной неудачливости и общественной протестной истерии.

Экономические философствования Нетаниягу со Штайницем относительно невозможности бесплатных завтраков и обедов, никто, собственно, и не оспаривает. Из тех денег, что останутся в моем кармане после очередного повышения налогов, я с удовольствием оплачу свой личный завтрак, но никак не бизнес-ланч философа-экономиста Штайница. Потому что если человека нанимают работать в моих интересах, платят ему зарплату из моих налогов, а он ее получает, но при этом в моих экономических интересах не действует, этим он залезает в мой карман. Возможно большой философ Штайниц назовет такую философию слишком материалистичной, но кто сказал, что она не должна быть таковой? Философий, их вообще много. Это завтрак у меня один.

“Новости недели” — “Континент”