Россияне – мученики когнитивного диссонанса

Мы за цены на продукты, как в СССР, но за частную собственность, как в современной России. За супермаркет, но по советским ценам. За собственный бизнес, но без реформ начала 1990-х. Об этих парадоксах  рассуждает политолог и  писатель Денис Драгунский.

— Денис Викторович, как вам кажется, готовы ли – на фоне геополитической напряженности и трудностей в российской экономике – жители нашей страны отказаться от всего того, к чему они привыкли после распада СССР? От западных брендов, гаджетов, поездок за границу?

— Смотря о чем идет речь. Дело в том, что противопоставлять сейчас западные и незападные вещи трудно. Взять, например, одежду. Ну, допустим, она западная, но что если мы сами будем шить такую же? Если мы будем носить джинсы отечественного производства, а не американского, будет ли это значить, что мы отказались от западной одежды? Наверное, все-таки нет. Тем более, что все американские джинсы шьются сами понимаете где — в Таиланде или на Филиппинах.

Или взять какую-нибудь технику. Когда советские люди использовали фотоаппараты “Лейка” и “Контакс”, которые выпускались у нас под марками “ФЭД и “Киев” – значило ли это, что мы использовали именно западные вещи? Я думаю, нет, потому что технологические достижения не имеют национальности. Тем более, как мы знаем, какую-нибудь техническую штучку изобретают в Германии, Америке или Японии, а делают и собирают уже по всему миру. В том числе у нас в стране. Вспомните те же сборочные центры французских, японских, корейских автомобилей.

Так что в этом смысле отказа просто не произойдет. Во-первых, потому что все эти конфликты со временем закончатся, и Россия снова полностью включится в систему международной торговли, международного разделения труда, в которую она всегда была очень сильно включена. Да и сейчас остается включенной, потому что все нынешние ограничения – на самом деле мизерная доля, это касается в основном продуктов питания и нескольких корпораций и банков. Неприятно, конечно. Но не фатально. Политический кризис со временем будет урегулирован, как и экономическая его составляющая. Поэтому отвыкать нам не придется.

Второе: если даже представить себе какую-то сумасшедшую картину, что действительно все будет от нас отрезано, то вряд ли надо будет изобретать новый фотоаппарат, новый компьютер, новую телекамеру, чип памяти, брюки, автомобиль, стул или стол современного дизайна. Будем делать сами то же самое. Поэтому, конечно, никто не откажется. Даже сама по себе идея этого отказа ни на чем не держится, мне кажется.

— А сильно ли изменился среднестатистический житель нашей страны за последние пару лет? Его привычки, настроение, отношение к житейским ценностям как-то поменялись?

— Среднестатистический россиянин остался таким, каким и был. Может быть, какие-то черты стали более ярко проявляться, какие-то – менее. Но в принципе это тот же народ. Так быстро народ не меняется. Наверное, в результате каких-то пропагандистских усилий на поверхность вышли другие люди: более нетерпимые, более яростные. Но это не значит, что их стало больше. Просто они стали заметнее.

Это похоже на моду. Можно ли сказать, что российские или французские женщины стали вдруг все длинноногие и стройные? Нет, конечно. Просто женщин с определенным типом фигуры стали чаще показывать в журналах и на телеэкранах. А вот пойдут настоящие семейные ценности, и главным станет образ хлебосольной хозяйки большого уютного дома – и будет казаться, что полных женщин больше. А также окладистых и присадистых мужичков лет под 50. Если будет сделан резкий поворот к пропаганде семейных ценностей, будет ли это значить, что россияне изменились? Что мужчины все как один стали солидные, а женщины — пышногрудые? Нет, конечно. Просто таких людей показали в рекламе на ТВ и в журналах. В общем, не меняется народ за два года.

— Последние социологические исследования показывают, что большинство россиян (55%) считает наиболее совершенной экономической моделью советскую, основанную на планировании и распределении. В то же время, согласно тем же опросам, право на собственность люди у нас считают одним из самых важных. Чем можно объяснить такой парадокс?

— Это очень просто объясняется: человек – не учебник алгебры, в нем не бывает все последовательно и логично. В наших головах прекрасно уживаются самые разные вещи. Ведь что люди хотят? Брать хорошее отовсюду. Поэтому они говорят, что в Советском Союзе было хорошо. А что было на самом деле? Из-за того, что Советский Союз был закрытой страной, как бы отдельной планетой, там все было свое, была система распределения, которая позволяла в каком-то смысле людям легче выживать.

Была система дотированных цен и очень странных ценовых диспропорций, приятных людям. Буханка ржаного хлеба могла стоить 10 копеек, черного – 14, батон белого хлеба стоил 13 копеек. Поездка на метро – 5 копеек. А пустая бутылка стоила 12 копеек. Ее можно было подобрать под скамейкой в парке. Ты подбираешь две бутылки, сдаешь их в пункт приема стеклопосуды, которые были везде, – и ты уже не умрешь с голоду. Купишь полбуханки хлеба и пакет молока за 16 копеек. И еще на метро останется. В прямом смысле на улице эти деньги находишь. Об этом сейчас могут только мечтать те, у кого нет денег на кусок хлеба.

Поэтому люди хотят, чтобы было вот примерно так, как я рассказал. Дешево и надежно в смысле выживания. Но при этом они вряд не поймут, что все дается в комплексе. Они хотят, чтобы были фиксированные и дотированные цены на продукты, на транспорт и на услуги ЖКХ, как в Советском Союзе, но чтобы при этом была частная собственность, как в современной России. Чтобы был супермаркет, но по советским ценам. Чтобы был собственный бизнес, но при этом проклясть Гайдара и Чубайса. И это очень по-человечески, я это понимаю.

Наоборот, я бы страшно удивился, если бы большое количество людей было бы очень логично и последовательно в своих мыслях и желаниях. Такие логически мыслящие, суховатые, рациональные люди – они, конечно, существуют, но их мало. Например, логическая цепочка “если ты за цензуру, то ты должен добровольно отказаться от “Фейсбука” и от мобильника” или “если ты против НАТО, то не езжай отдыхать в Турцию” — у большинства людей самостоятельно не складывается. А когда им об этом напоминаешь, они просто не понимают, о чем речь.

— Вы отмечали, что идеализацию советского прошлого люди отчасти подхватывают из телевизора. Среди моих знакомых есть много молодых людей, студентов, которые действительно считают, что тогда было лучше, тогда была великая империя, которая сейчас возвращается. Хотя при Советском Союзе они не жили. Только ли телевизором это можно объяснить?

— Телевизор служит “спусковым крючком”, и дает определенную информацию о том, что тогда было хорошо жить небогатому человеку, и еще тогда была великая империя. И не просто великая империя СССР, но еще сателлиты в Европе – страны соцлагеря. А кроме пояса сателлитов – об этом молодежь не знает – был так называемый “единый фронт антиимпериалистической солидарности”. Это разные партизаны в Латинской Америке, в Африке. СССР действительно контролировал полмира.

Все это нам постоянно и напористо сообщают, и легче всего сказать, что на это клюют люди внутренне неудовлетворенные, обиженные жизнью, неудачливые. Нет, это не совсем так. Я видел огромное количество абсолютно благополучных молодых людей, которые ездят на дорогих иномарках, одеваются в бутиках, носят дорогие швейцарские часы, не вылезают из Европы или с каких-нибудь тропических островов, но при этом они говорят: “Советский Союз — это было круто. Нас все уважали и боялись!” Хочется сказать: в Советском Союзе у тебя были бы часы “Луч”, брюки фабрики “Большевичка” и, может быть, машина “Жигули”. Да и то твоя тетя, ветеран труда, стояла бы в очереди на эту машину много лет. И еще неизвестно, дала бы она тебе доверенность на нее.

Они это понимают и не понимают одновременно. Потому что люди очень нелогичны. Ну хочется людям, чтобы было все круто, лихо, на коне, чтобы все трепетали. Как говорится, “шире шаг и выше стяг, пусть трепещет подлый враг”. Естественное человеческое желание.

— Около года назад в интервью вы сказали, что “культивируемая ностальгия” по Советскому союзу – это величайший обман на сегодняшний день, а риторика телевизионных передач и провластных митингов – это “бессовестный цинизм по отношению к глупым людям”. Но есть ли опасность того, что это подтолкнет людей к какой-то “инициативе”?

— Я думаю, нет. Потому что вернуть все, как было в СССР одновременно и очень просто, и трудно до невозможности. Что значит “возродить СССР”? Это значит провести национализацию, реприватизацию, выселить людей из богатых квартир и наделать из них коммуналок. Где-нибудь в “Золотой миле” есть десятикомнатные квартиры — ну сделайте из них три трехкомнатных. А что? Там много сортиров, элементарно можно наделать. Но совершенно непонятно, кто это будет делать и при каких обстоятельствах. Особенно если учесть, что у нас власть и бизнес очень сильно срослись и все эти миллиардеры-девелоперы имеют своих людей и в Государственной думе, и в правительстве. Трудно себе представить, что такое решение будет принято.

В вероятности коммунистической революции я тоже сильно сомневаюсь по очень простой причине: люди все-таки живут сейчас совсем неплохо, переживания по поводу несправедливости у них в основном моральные. Кроме того, огромное количество людей увязло в кредитах и перекредитовках, берут квартиры в ипотеку, ездят в Турцию и Египет. Трудно представить себе, что от этого люди вдруг откажутся, и захотят вернуться в какой-то неведомый и кровавый 1918-й год. Ну, и, опять же, низкая рождаемость. Мотором революции является безработная молодежь, а ее нет. Это все разговоры о революции, идеологическая пена, так сказать. Хотя, конечно, она может сильно испортить настроение.

— А может ли надоесть все то, что навязывается?

— Вот когда будет навязываться другое, тогда скажут, что надоело теперешнее, которое станет прошлым. Скажут: “Ах, как нас обманывали все прошлые годы!”. Хотя, с другой стороны, не знаю. Может и само по себе надоесть. Как надоел Брежнев: пойдут анекдоты, пародии и так далее. Но для того, чтобы надоело, должно пройти очень много времени – пять, семь, восемь лет должен продолжаться идеологический и экономический застой. И никакое пропагандистское взвинчивание здесь не помогает. При Брежневе тоже было мощное взвинчивание – все время шли от победы к победе, Брежневу давали ордена, переписывали историю Великой Отечественной войны в пользу Брежнева. И очень все было шумно: парады, демонстрации, приезды зарубежных деятелей, – но у народа уже все это просто из ушей “перло”, поэтому все спокойно к этому относились и только анекдоты рассказывали.

— А насколько, с вашей точки зрения, вероятно, что вот это возможное недовольство подхватят какие-то политические силы?

— У меня к политике демографический подход. Есть базовые параметры, которые могут вызвать крутые социальные перемены: перенаселенность, прежде всего сельская; массовая безработица; много молодежи; а также реальный голод или, как минимум, реальный дефицит продуктов. Вот когда Советский Союз рушился, полки в магазинах были буквально пустые. Моя дочь стояла в очередях за стиральным порошком, за маслом – за всем. Люди отмечались в очередях, людям выдавали талоны, в последний год выдавали талоны и на спиртное и сигареты. Единственное, что сейчас может быть стимулятором социальных безобразий, столкновений, – это национальный вопрос. Когда существуют большие легко различимые массы людей в крупном городе, могут произойти межэтнические столкновения. Но давайте рассматривать неприятности по мере их поступления.

— Не могли бы вы, с точки зрения писателя, человека, который препарирует характеры, изучает мысли, описать россиянина, который смотрит телевизор, думает: “Сейчас мы откажемся от всего западного, будем ездить на своих машинах, пользоваться своими телефонами”, – а потом приходит в магазин и видит, что условный “Йотафон” стоит дороже, чем “Айфон”. Что из этого можно вытащить?

— Это вопрос очень сложный, здесь нужно писать целую повесть или большую книгу рассказов про такого человека. Современный россиянин – это человек фрагментарный. Он немножко похож на героя Зощенко: у того было что-то от человека царской эпохи, от советской эпохи, от верующего, от атеиста, от пролетария, мещанина, и мелкого буржуя. В нашем современнике есть много советского, но много и от человека гайдаровской эпохи. Это мученики когнитивного диссонанса. Все кричат, что нужно самим делать смартфоны. Сделали. Но “Йотафон” оказался дороже, чем американский или корейский. Вот когнитивный диссонанс. Что же делать?

И вот тут должна появиться какая-то фантастическая фигура, которая во всем виновата. Оказывается, что это все Обама. Современный россиянин, мучимый когнитивным диссонансом, легко создает фантазии, фантомы, химеры, какие-то несуществующие на свете фигуры. Вроде того же Обамы или вроде пресловутых геев в Европе. Да, в Европе заключаются гомосексуальные браки, но сколько их? Какой-то совсем мизерный процент. Другое дело, об этом всегда пишут, потому что часто эти браки заключают какие-нибудь звезды эстрады. Но если посмотреть на трезвую голову, то мы увидим, что в Европе идет себе прирост населения, Жан женится на своей Мари, а Ганс на своей Марте – то есть у подавляющего большинства все очень традиционно.

Но надо поймать такую волну: в Европе все плохо, потому что там у них гомосексуалов много. Человек склонен к образованию таких фантазий, а эти фантастические образы он образует не потому что он такой выдумщик и не потому что он такой злой и глупый, нет. Эти фантазии убирают тревогу, возникшую из-за когнитивного диссонанса, от нелегкой жизни. Курс валюты скачет, цены растут – факт остается фактом, – недовольство на национальной почве возникает, чувство этнической ущемленности, в том числе русской ущемленности. Кстати, такое чувство возникает везде. В Америке такое же чувство ущемленности, когда им кажется, что “чернокожие распоясались” или “китайцев с корейцами слишком много”. И вот эту тревогу человек убирает в фантастические, я бы даже сказал бредовые конструкции. Выясняется, что всем вредит Америка.

Вот живет человек, ему плохо: с работы выгоняют, кран капает, денег не хватает, под окном мальчишки курят и матом ругаются. И в какой-то момент у него в голове происходит какое-то замыкание, и ему кажется, что его преследуют какие-то инопланетяне или шпионы, дальше в эту картину входит все – вплоть до того, что в окне дома напротив мигает лампочка. Он думает: “Ага, вот тут зажглась лампочка, а тут остановилась машина, а тут меня вызвали к начальнику – все это заговор против меня лично”. Это чистая психопатология, миллион раз описанная в медицинской литературе. И в этом нет ничего обидного, потому что мы все склонны фантастически систематизировать, выстраивать ложную логику.

Все мы, люди, очень не любим реальную жизненную логику, но зато очень легко выстраиваем фантастические картинки, объясняющие, почему нам не везет, почему у нас ничего не выходит, почему случаются какие-то жизненные провалы.

Ведь почему люди так впились в телевизор, причем в самые кошмарные программы? По телевизору же идут не только ток-шоу, где говорят о том, как украинцы “едят детей”, или как внуки изнасиловали бабушку. Там есть и канал “Культура”, и путешествия, и спорт, и музыка, и самые разные фильмы, и вообще что угодно, на любой вкус. А почему более всего популярны именно вот эти ток-шоу? Потому что это позволяет избавиться от тревоги, мучительного переживания непонятности, и главное – найти врага.

— Все это происходит, потому что человек в России такой?

— Нет, это никак не связано с Россией, русским народом и русской историей. Это просто человек в ситуации социального стресса.

Беседовал Денис Гольдман
rosbalt.ru