РОССИЯ: СТРАНА И ГОСУДАРСТВО

Нет, не то чтобы нет худа без добра. На самом деле сколько угодно худа без никакого добра, и развязанная кремлевско-бункерным шайтаном украинская бойня – прямое тому свидетельство. Но не надо быть пророком ни в своем, ни в чужом отечестве, чтобы предсказать, что идущая сейчас Третья мировая война (а как еще ее обозначить, когда в ней прямо и by proxy участвуют с полсотни стран?) даст художественные всходы. Как было с двумя предыдущими. 

Photo copyright: Canva.com

И что любопытно – среди литературных шедевров Первой мировой не только трагические «Прощай, оружие» и «И на западном фронте без перемен», но и развеселый «Швейк». Даже Вторая мировая, куда более страшная, вдобавок к шедеврам Курта Воннегута, Василия Гроссмана, Нормана Мейлера, откликнулась в саркастическом романе «Уловка-22» Джозефа Хеллера, не говоря о комедийных фильмах от «Бабетты» до «Мистера Питкина». Поэзия, которая, в отличие от прозы, легка на подъем, выдает уже сейчас образцы метафорического перевоплощения военных сюжетов, о чем могу судить и по стихам моих здешних друзей – Геннадия Кацова с его отличным сборником «Открытый перелом» (киевское издательство «Друкарский Двор Ивана Федорова») и Ильи Журбинского с его гротескными стихами в периодике – даром, что ли, он прославляет дедушку Эзопа. Ну да, жанровый замес трагедии с примесью фарса.  

Я бы сказал, что ирония заключена в самом русском реале, хотя, само собой, жить внутри смешного анекдота отнюдь не смешно, Тэффи права. Впрочем, анекдоты кажутся излишними, когда насквозь анекдотична сама российская действительность. Конечно, смешно, когда человек держит в руках роман Льва Толстого «Спецоперация и мир», но не до зубоскальства, когда в питерском Парке Победы (вестимо, над фашизмом) задерживают Александра Рыбалко за одиночный пикет с плакатом «МИР», а в участке составляют протокол по статье о дискредитации армии, за что ему грозит штраф от 30 до 50 тысяч рублей. Сколько это в долларах? 

Свободу России, мир Украине

Россия будет свободной 

Путин умрет, а мы останемся

Дедушка мороз, Путина прогони

Либо цитаты из иностранного агента Евгения Ройзмана, которого сейчас судят в Екатеринбурге, где он прежде был популярным мэром. Цитаты иногда с ругачей лексикой, но мат-перемат – адекватная, мне кажется, реакция на то, что происходит сейчас в России, которую ее вождь назвал недавно страной-цивилизацией. Нет, не анекдот, а в самом деле. Вот уж, язык без костей. Страна, которая восстановила против себя весь цивилизованный, оказывается сама по себе страна-цивилизация. Много чести называть бункерного деграданта по имени, а вот Настю Чернышеву помяну еще раз и процитирую: 

– Когда митинги стали невозможными, и я не смогла выходить больше на улицу, я стала печь торты и писать там тексты. Это жизнь в России — либо боишься, либо не боишься. Я приняла решение не бояться. Мне просто не нравится, когда меня запугивают. Ну, если получится запугать — ну, уж запугайте меня, и я отвечу за свои слова.

Самое замечательное, что выпечка Анастасии Чернышевой нарасхват, а в Инстаграме ее кондитерской 26 тысяч подписчиков – по ее словам, сформированное коммьюнити: 

– Все свои, и я их не боюсь.

Бесстрашная, однако. 

Честно, я побаиваюсь за моих российских друзей – даже тех, кто помалкивает, паче тех, кто инакомыслит вслух. С ссылкой на Сенеку: «Да будет мне позволено молчать. Какая есть свобода меньше этой?». Увы, режим от страха настолько озверел, что и этой свободы российские граждане могут быть лишены, когда от них потребуют в обязательном порядке присоединиться к лжепатриотизму. 

Иное дело мертвецы – что с них возьмешь? Кому неожиданно посмертно повезло, так это Лесе Украинке, к которой, вот уж воистину, не зарастет народная тропа. Я о ее московском памятнике, к которому после каждого трагического обстрела Украины москвичи приносят цветы, а в последний раз с табличкой «Умань. Днепр», где погибли десятки ни в чем неповинных людей, детей включая. Полицаи фоткают собравшихся, а цветы выбрасывают. 

Цветы – крамола, а Леся Украинка – типа иностранного агента. Опасаюсь за памятник украинской писательнице – как бы его не снесли по приказу ревностного московского гауляйтера. А то и с отмашки Самого, который тени своей боится. Сидит в бункере, а страшится, что на него яблоко упадет. 

Владетелю России есть чего бояться – неизбежного возмездия за содеянное. 

Если только раньше не помрет от страха. Он потому и цепляется из последних сил за власть, что без власти ему – капут. Кто бы в этом сомневался? Он это знает лучше других. Временщик с претензией на вечность.  

Отрешимся от русской истории, где государство всегда подминало под себя и заменяло собой страну. Такова природа самовластия, без разницы над чем властвует диктатор – да хоть над фирмой или семьей. Прав Евгений Лесин, выводя формулу властолюбия из скоропортящейся все-таки политики в метафорический ряд: 

Царь, король, президент, император, генсек,

И директор пробирной палаты.

Каждый хочет остаться у власти навек,

Разве в чем-то они виноваты?

Царь, король, президент, император, пахан,

Бестолковые фишки, фигурки

На доске, где давно нет ни клеток, ни стран.

Хорошо вам, поди, в Петербурге.

Хорошо в Петербурге – горят фонари,

Заключенные строят бараки. 

И по городу бродят одни упыри,

Кровососы идут, вурдалаки. 

Кровососы идут и пророчат весну,

И победу, и вечное царство. 

Мы живем, под собою почуяв страну,

Над собой ощутив государство. 

Владимир СОЛОВЬЕВ

Нью-Йорк