Рональд и Дональд

Прошло почти 40 лет с момента избрания Рональда Рейгана на пост президента и более 30 лет с тех пор, как он оставил свой пост – почти столько же, сколько прошло между смертью Франклина Рузвельта и первой инаугурацией Рейгана. В 2020-м году половина населения Америки, достигшего избирательного возраста, не помнит Рейгана. Но многие из более молодых людей, связанных с администраций Рейгана, все еще присутствуют сегодня, некоторые занимают видные должности, например, судьи Верховного суда Джон Робертс и Кларенс Томас. Майкл Бароне заметил, что высшая точка перестройки Нового курса была достигнута через десятилетие после кончины Рузвельта, когда демократы распространили свое политическое влияние на другую партию во времена президента Дуайта Эйзенхауэра, республиканца, правившего в рамках Нового курса. Аналогичным образом, наиболее прочным наследием Рейгана может быть господство республиканцев в 1990-х годах, когда Республиканская партия впервые за 40 лет захватила Палату представителей и распространила свой успех на выборах на штаты и местные органы, особенно на ранее демократическом «монолитном Юге».

Консерваторы, однако, были разочарованы скудными достижениями республиканцев. Ни большинство Республиканской партии в Конгрессе, ни президентство Бушей, отца и сына, не поставили больших задач и не принесли больших побед в пострейгановскую эпоху. Не случайно в конце 90-х и начале 2000-х годов в научных кругах и в обществе возник новый серьезный интерес к Рейгану, значение которого возросло с решительной победой либеральной демократии и либерализацией глобального рынка после окончания “холодной войны”. Проявились его скрытые глубина и мастерство, что начали признавать даже либеральные критики. Исследования роли Рейгана в “холодной войне” были особенно популярны по очевидным причинам, наряду с тем, что можно было бы назвать «секторальными исследованиями» – специализированными исследованиями по темам “Рейган и гражданские права”, “Рейган и экономическая политика”, “Рейган и судебная система” или “Духовная жизнь Рейгана”. Заметным упущением был недостаток серьезных усилий по составлению полной биографии, что отражает уникальную сложность, которую образ Рейган представляет с точки зрения традиционной биографии. В любом случае, в годы правления Обамы бум книг о Рейгане сошел на нет.

Между тем, будучи в 1960-х и 1970-х годах в Республиканской партии нежелательным нонконформистом, к 2000-м Рейган стал ее иконой. Выражение верности его идеалам стало обязательным для любого кандидата в президенты от республиканцев. Насколько верно его последователи следовали его примеру – отдельный вопрос.

***

Дональд Трамп все изменил. Популизм Трампа отличается от консерватизма Рейгана как по существу, так и по стилю. Тем не менее, Трамп в 2016-м году был в некотором роде более верен стилю кампании Рейгана, чем его многочисленные соперники из Республиканской партии, которые сыпали ссылками на Рейгана в своих вводящих в заблуждение речах. Кандидаты, которые при каждой возможности заявляли, что они «консерваторы Рейгана», казалось, не замечали, что сам Рейган редко использовал термины «консерватор» или даже «республиканец», за исключением выступлений на собраниях Республиканской партии. Как и Рейган, Трамп осознал, что успешные обращения к избирателям выходят за рамки идеологических схем, раскрыв это в своем дерзком предвыборном комментарии: «Это называется Республиканская партия, а не консервативная».

Кое-кто из сегодняшних популистов-трампистов, особенно среди молодежи, считает Рейгана не просто устаревшим или неуместным, но даже достойным презрения. Уже некоторое время либералы лицемерно жалуются, что Гипперу (прозвище Рейгана) нет места в нынешней Республиканской партии, удобно забывая, что их любимым ярлыком для Рейгана был «экстремист». Труднее разобраться с когнитивным диссонансом мейнстримных правых: отдавая Рейгану почести, они в тоже время игнорируют любые уроки той эпохи, примеры его государственного управления и самобытную идеологию.

Мы не должны очень удивляться такому внезапному повороту, наслаждаясь в то же время иронией. Когда в 2009-м году вышел второй и последний том моей «Эпохи Рейгана», я подвергся нападкам со стороны некоторых рейганистов за недостаточное восхваление достижений Рейгана. Я действительно критиковал некоторые из его провалов во внутренней политике, особенно его неспособность сократить расходы, сбалансировать бюджет и фундаментально урезать административное государство. Не из-за отсутствия попыток. Несколько попыток обуздать административное государство потерпели крах из-за оппозиции Конгресса, судебных разбирательств и бюрократических уловок. Рейганисты недооценивают и не до конца осознают глубину проблемы современного административного государства, которое во многих важных отношениях все еще создавалось, когда Рейган вступил в должность (например, Агентство по охране окружающей среды, которому исполнилось меньше десяти лет, когда он прибыл в Вашингтон, все еще вырабатывало подход к регулированию). Хорошим примером является «Доктрина Шеврон», расширяющая возможности бюрократии, которая возникла из дела Верховного суда 1984-го года, выигранного администрацией Рейгана, ожидавшей, что это поможет укротить бюрократическое регулирование. Администрация Трампа, похоже, извлекла уроки из таких разочарований эпохи Рейгана.

***

Другие аспекты рейганизма теперь полностью отброшены, например, свободная торговля. Североамериканское соглашение о свободной торговле было в значительной степени идеей Рейгана, и оно начало формулироваться при его администрации. Тогда же начались и первые шаги в направлении либерализации торговли с Китаем, которую мы сейчас считаем проблематичной, если не стратегической ошибкой. Рейган выступал за иммиграцию и подписал контрпродуктивный закон об иммиграционной реформе 1986-го года, по которому была объявлена амнистия трем миллионам нелегальных иммигрантов в обмен на невыполненные обещания укрепить безопасность границ и обеспечить соблюдение трудового законодательства, тем самым подготовив почву для мрачного иммиграционного тупика последних 30 лет, который Трамп ликвидировал одним ударом. (По-моему, несколько преждевременное заявление)

Рейган не продвинулся вперед в реформировании таких сфер, как социальное обеспечение и медицинское обслуживание, или в сокращении федерального дефицита, хотя оказалось, что Рейган лучше всех сдерживал рост расходов за последние 75 лет. Однако сегодня ни Трамп, ни республиканцы в Конгрессе даже на словах не говорят о сдержанности в расходах или сбалансированном бюджете, и Трамп неоднократно обещал поддерживать наши неустойчивые программы льгот. Старомодная республиканская фискальная ортодоксальность вышла из моды и, возможно, умерла с уходом из Конгресса ее последнего выдающего защитника Пола Райана. (Правда?! А я-то думал, что Райан – это тот гнусный политикан, который саботировал большинство инициатив Трампа, в том числе и попытку принять, наконец, нормальный бюджет с урезанием ненужных расходов)

К этому списку можно также добавить энтузиазм по поводу высокотехнологичного мира Кремниевой долины, который был основой более широких взглядов Рейгана. Сегодня консерваторы с большей вероятностью будут подозрительно или враждебно относиться к Кремниевой долине и завышенным обещаниям технологий. И консерваторы сегодня активно обсуждают промышленную политику, причем некоторые ее защитники во многом напоминают Уолтера Мондейла в 1984-м году, чьи предложения о централизованном планировании были единодушно отвергнуты консерваторами. (Прямо скажем, Кремниевая долина сейчас совсем не та, что при Рейгане)

Сверх всего, Рейган был просто слишком милым и не боролся эффективно против консолидации власти левых в наших институтах. Доказательством первого является его неспособность сделать что-либо, чтобы спасти кандидатуру Роберта Борка в Верховный суд в 1987-м году, после того, как стало ясно, что демократы воспользуются любой самой низкой тактикой, чтобы не допустить того в суд. Рейган никогда не критиковал Федеральный резерв при Поле Волкере. Наоборот, Рейган всегда защищал независимость ФРС, даже если ее действия подрывали его экономическую политику и вредили многим кандидатам от Республиканской партии в 1982-м году. Рейган, возможно, был способен лучше и вдумчивее рассуждать о нашей политической культуре (прощальная речь в 1989-м году – отличный пример), и он был очень эффективен в своей выдержанной в юмористическом ключе, хотя часто резкой, критике либерализма на протяжении всей своей карьеры. Но слишком часто он занимал оборонительную позицию, пытаясь объяснить, почему его администрация удовлетворяет требования либералов. Контраст с Трампом в этих и других областях очевиден: кулачный боец Трамп никогда не уступает своим критикам и каждый раз наносит ответный удар с разворота.

Подход к сравнению двух наиболее влиятельных президентов-республиканцев может, однако, начать меняться, поскольку появлется второе поколение исследователей Рейгана, и возникает запрос на ревизионизм. Сначала выступили несколько смельчаков с полноценными биографиями. Плодовитый Г.У. Брэндс выпустил книгу «Рейган: жизнь» в 2015-м году, которая легко затмила неудавшуюся «Немец» (1999) Эдмунда Морриса, официального биографа Рейгана. Книга Брэндса демонстрирует последовательность в сюжетной линии и внимательность к деталям. Например, он описывает, как Рейган ежедневно и старательно, вопреки широко распространенному в то время мнению, следил за средствами массовой информации, что говорит о более упорядоченной практике, чем считали или хотели признавать СМИ.

Но в повествовании Брэндса мало контекста и анализа, чтобы глубже понять Рейгана и происходящее. Ему не удалось охватить всю природу и глубину идеологических конфликтов 1980-х годов, которые меркнут перед беспощадной борьбой эпохи Трампа. В этом – главная слабость и разочарование книги. Рейган стал в ней «прагматиком» – широко распространеная, но, тем не менее, поверхностная оценка.

***

Лучшее понимание Рейгана, как он понимал себя сам, дает биографии Ларри Швейкарта «Рейган: американский президент». Прежде всего, Швейкарт, почетный профессор истории Дейтонского университета, признает цельность государственной политики Рейгана, отмечая с самого начала: «Подобно остеопату, который лечит “человека в целом”, Рейган рассматривал все свои действия как решение множества задач одновременно… За исключением, пожалуй, Кэлвина Кулиджа и Франклина Д. Рузвельта, ни один другой американский президент в двадцатом веке не мыслил так широко». Швейкарт также не попадает в ловушку и не пытается найти некоего скрытого, «внутреннего» Рейгана, принимая его таким, каким он был: образцом скромной, но уверенной мужественности времен Второй мировой войны. Хотя Швейкарт описывает политику Рейгана с сочувствием и глубоким пониманием, которого не хватает в биографии Брэнда, он делает несколько существенных критических замечаний в отношении ошибочными, по его мнению, действий и суждений Рейгана, хорошая помощь в осмыслении того, как действует Дональд Трамп, и что он имеет в виду.

В книге подробно рассматриваются несколько ключевых эпизодов, которые стали провалами, например, иммиграционная реформа и политика Рейгана на Ближнем Востоке. В частности, Рейгана не «обманули», чтобы он поддержал иммиграционную амнистию в 1986-мм году; он поддерживал ее с самого начала. Что касается Ближнего Востока, то вырисовывается сложная картина растущего осознания администрацией того, что исламский радикализм представляет собой новую и серьезную угрозу. Но американская интервенция в Ливане в 1982-84 годах потерпела фиаско, переросшее позже в скандал Иран-контрас, который, как ясно показывет Швейкарт, демократы безуспешно пытались превратить в продолжение Уотергейта. Он добавляет сюда дополнительное измерение, давая новое представление о дерегулировании Рейганом энергетического сектора, которое заложило основу для нефтяного и газового бума в стране в последние полтора десятилетия (все, что было необходимо – это новая технология гидроразрыва пласта, чтобы обеспечить такой бум), создавший значительные стратегические преимущества для Соединенных Штатов.

Короче говоря, «Рейган: Американский президент» – очень сбалансированная книга, в которой правильно освещаются самые важные вопросы. Прежде всего, ошибки Рейгана «бледнеют по сравнению с его великолепными, изменившими мир успехами в разгроме Советского Союза, развенчании коммунистической идеологии и возрождении находившейся в упадке американской экономики».

В приложении Швейкарт утверждает, что Трамп очень похож на Рейгана. Однако большинство сравнений оказываются поверхностными: оба были самыми старыми президентами на момент своего избрания; оба имели опыт работы в сфере развлечений и умело использовали СМИ. Единственные два разведенных президента, Рейган и Трамп, были недооценены всеми их противниками и многими их союзниками. Все верно и интересно, но никакое сравнение с Трампом не согласуется с одним из содержательных кратких описаний Рейгана, сделанным Швейкартом в самом начале книги: «Гиппер стал новым архетипом республиканца как человека, который поддерживает все более популярную свободную торговлю, использование вооруженных сил за рубежом и интернационализм». Отход Трампа от идей Рейгана не может быть более резким, чем по этим трем пунктам.

***

Честно говоря, нельзя ожидать, что биография одного президента будет содержать развернутую трактовку отличий от другого. Чтобы понять непреходящюю роль наследия Рейгана в консерватизме в начале эры Трампа, у нас есть книга Маркуса М. Уитчера «Как правильно понимать Рейгана: борьба за истинный консерватизм, 1980–2016 годы». Исследователь, работающий на факультете истории и в Арканзасскогом центре экономических исследований Университета Центрального Арканзаса, Уитчер представляет точку зрения представителя поколения, достигшего совершеннолетия после 1989-го года. «Как правильно понимать Рейгана» хорошо продумана и написана, это свидетельствует о том, что мы можем ожидать от него отличной работы в ближайшие годы.

Книга предлагает три основных линии, в том числе хороший материал о современном консервативном движении и подробный рассказ о многих ключевых эпизодах президентства Рейгана. Несмотря на его скрупулезность и объективность в оценке Рейгана, некоторые описания и суждения Уитчера не совсем соответствуют действительности.

Во-первых, Уитчер отмечает, что в то время, когда Рейган находился у власти, существовало значительное недовольство консерваторов Рейганом в части отношений с Советским Союзом, налоговой политики, социальных вопросов и многого другого. Как правильно отмечает Уитчер, в то время, когда преобладает «миф о Рейгане», эти трения могут показаться удивительными. Но это не удивило бы никого, кто пережил ту эпоху и читал постоянный поток критики Рейгана в консервативной прессе. Его развернутое описание этого недовольства верно и заслуживает особого внимания. Многие ностальгирующие по Рейгану действительно скрывают разочарование, а иногда и сильное недовольство Рейганом, и извлеченные из этого важные уроки. Помимо привлечения внимания к этим общественным аспектам разочарования действиями Рейгана, Уитчер отлично справляется с восстановлением картины острых разногласий внутри администрации Рейгана по большим и малым вопросам.

***

То, что недостатки государственного деятеля со временем забываются – это вряд ли новость. Любой, кто углубляется в либеральную и левую журналистику 1930-х годов, может найти примеры недовольства Франклином Рузвельтом, которые исчезли из большинства историй славного Нового курса. Напротив, консерваторы в основном презирали президента Дуайта Эйзенхауэра в 1950-е годы, но его послужной список вызвал у них растущее восхищение, начиная с работы Фреда Гринштейна «Президентство со скрытой рукой» (1982). Когда-нибудь мы сможем увидеть книгу, возможно, написанную Уитчером, о растущем неуважении либералов к Биллу Клинтону. Продолжение может проследить похожее изменение репутации Барака Обамы.

Одна из главных причин, по которым баланс для Рейгана столь хорош – это его неоспоримый триумф в окончании “холодной войны”, который даже либеральные критики Рейгана, такие как Шон Вилентц, признают одним из величайших достижений любого американского президента. Уитчер в целом прав в том, что у того мифического Рейгана, о котором теперь говорят, не было генерального плана для достижения этого результата в пределах десятилетия, но он останавливается на той интерпретации, которая существует уже некоторое время. Он утверждает, что политика Рейгана в отношении “холодной войны” имела две разные и несколько противоречащие друг другу фазы: жесткая линия “воина холодной войны” на протяжении большей части первого срока и близкая к “разрядке”, начиная с 1984-го года. Этот тезис внешне правдоподобен, но при более внимательном взгляде выявляются противоречия, касающиеся как риторики, так и дел, в этой старой и благоприятной для истеблишмента версии.

Поэтому неудивительно, что третий пункт Уитчера повторяет еще одну популярную оценку, а именно, что Рейган «не был консервативным идеологом», а скорее был «прагматичным» консерватором, который «гибко» добивался результатов. Рейган и в самом деле не был жестким догматиком и представлял самобытный консерватизм, как указывают несколько авторов, цитируемых Уитчером. Подобно журналистам, которые воспринимали Рейгана через призму прагматизма, пока он находился у власти, историки, похоже, не склонны анализировать случай Рейгана как пример расчетливости государственного деятеля, которая иногда предполагает достижение необходимых компромиссов. Проблемы стратегии «холодной войны», как и другие повороты Рейгана, вызывавшие удивление и гнев в то время (например, его уступка по налогам в 1982-м году), следует понимать как применение важных правил, которые Уинстон Черчилль объясняет в своем классическом эссе: «Последовательность в политике». Черчилль утверждал, что изменение политики оправдано и даже необходимо, когда меняющиеся обстоятельства требуют гибкости в достижении «той же конечной цели». Многие из тактических корректировок Рейгана служили неизменным стратегическим целям.

Кое-где восприятие Уитчером Рейгана как «гибкого прагматика», возможно, заходит слишком далеко. Например, он ошибочно заявляет: «Именно гибкость Рейгана позволила ему повысить устойчивость системы социального обеспечения». Ближе к правде будет сказать, что Рейган с самого первого месяца своего президентства терпел неудачи в области социального обеспечения, и он был сильно разочарован, когда его отчаянная попытка вернуть инициативу, комиссия Гринспена, закончилась обычным план повышения налогов и некоторых изменений в правах на льготы для исправления существующей системы. Не «гибкость» побудила его принять горькую пилюлю. Это было полное поражение, и он знал это.

Проведем мысленный эксперимент: чего бы Рейган мог добиться на внутреннем фронте, если бы ему не пришлось иметь дело с Советским Союзом в том, что оказалось кульминацией “холодной войны”? Нетрудно представить, что с его огромными талантами и без необходимости идти на компромисс в отношении внутренних расходов в качестве условия поддержания наращивания обороноспособности он мог бы добиться большего прогресса в укрощении федерального зверя. Хотя Уитчер подробно описывает то, как наследие Рейгана эволюционировало у правых в 1990-х годах, он не учитывает, насколько политическое наследие Рейгана наложило ограничения на президентство Клинтона. Этот случай, ранее разобранный Ричардом Ривзом, Тедой Скокпол и другими, предполагает, что Рейган оказал более продолжительное влияние, чем предполагают его консервативные критики.

Все эти претензии к тому, как Уитчер обращается с Рейганом, незначительны по сравнению с сильными сторонами «Как правильно понимать Рейгана». Ее центральный момент, полезный и убедительный, заключается в том, что с падением коммунизма «наследие Рейгана заняло место антикоммунизма как клей, скрепляющий консервативное движение». Это должно было ослабнуть, поскольку холодная война отступила из памяти, а популярность социализма стала возрождаться (Берни Сандерс был бы просто невообразим во времена Рейгана или даже в течение большей части 1990-х). Другими словами, наследие Рейгана, хотя иногда и неправильно интерпретируемое, предотвращало давно предсказанный «раскол консерваторов» из-за врожденных различиях между их разновидностями. После 1989-го года эти разногласия скрытно нарастали, поскольку, как отмечает Уитчер, «с каждым годом Рейган, к которому аппелировали республиканские кандидаты в президенты, был все меньше и меньше похож на Рейгана, выигравшего президентские выборы в 1980-м году». Победа Трампа в 2016-м году положила конец этим все менее эффективным усилиям. «К чести Дональда Трампа, он вырвался из рамок мифа о Рейгане», пишет Уитчер. «Неясно, какова будет роль мифа и наследия Рейгана после неожиданного избрания Трампа». Как и в случае с Рейганом, нам понадобится второй срок, чтобы получить исчерпывающий ответ на этот вопрос.

Мой перевод из The Ronald and the Donald.

Я считаю, что у Трампа есть одна идеология – придерживаться здравого смысла. И со здравым смыслом у него все в порядке.

Игорь Питерский
Источник