Родина все простит?

…Очень мне хотелось остаться в Нью-Йорке, но спонсоры решили иначе. Давай, – говорят, – подальше от больших городов и русских тусовок. И отправили меня в Сан-Диего. Там было славно, но, блин, скучно очень, и летом 1989 года я, скидав невеликие пожитки в багажник, самовольно эмигрировал в Лос-Анджелес. Тут я никого не знал. Иди в русскую церковь, – посоветовала знакомая. Я и пошел. Приняли как родного и немедленно определили на проживание в большущий нелепый двухэтажный дом, принадлежавший церкви.

Расположен он был на улице Hoover – висел прямо над сто первым фривеем и населен преимущественно «афганцами» – перебежчиками и взятыми в плен солдатиками, которые предпочли не возвращаться в СССР. Народец буйный, многопьющий. Неспокойный народец. Работали они почти все охранниками на ночном оптовом рынке жратвы, цветов и овощей в даунтауне. На первом этаже дома была столовая с огромным, в рост, портретом Николая II, а на стене висел телефон-автомат и постоянно, очень резко звонил, но никто отвечать не хотел. Выделили мне комнату, правда продержался я там только три дня. Впрочем, речь вовсе не обо мне.

За год или полтора до моего появления в этом доме вдруг образовался Боровик-младший, сын того самого – из телевизора.

«Перестройка, братцы! – объявил он, – возвращайтесь без промедления! Родина все простит».

Оставил адреса, телефоны, явки и укатил. А был среди перебежчиков Лёха – деревенский парень из Кировской области. Он очень хотел вернуться, но сильно боялся. Дело в том, что бежали они втроем, их преследовали свои, и один из догонявших – прапорщик – был убит. От чьей пули – неведомо, скорее всего от душманской. Леха этот был очень авантюрный и бестолковый. Язык не учил и бездельничал. Вова, который сорвался с ним, наоборот – сразу нашел местную девочку, стал с ней жить, мгновенно поднял язык и до сих пор в ЛА машинами банчит. Он мне и рассказал эту историю тогда.

Короче Леха межевался, складывал два в уме, потел от страха – да и вернулся! Вскоре в «Русский дом» пришло письмо от него с фотографией счастливца на новеньком мотоцикле.

Я и Лёхи не знал и письма того не видал – меня там еще и не было даже. Зато видел второе письмо, пришедшее значительно позднее на адрес моего хорошего друга Олега Емельянова – того, что на резиновой лодке в 1985-м уплыл в Турцию. То, второе письмо, было переслано кем-то из Германии и являло собой мольбу о вызове. Найди любого американца, пусть русского даже, но с паспортом – пусть он меня вызовет! – умолял Лёха. Он клялся и божился, что отплатит Олегу за вызов, отработает и т.д. и т.п., упомянув вскользь, что его «дергает» военная прокуратура.

Больше о перебежчике взад ничего не слыхали…

Александр Куприн
(Стилистика, орфография и пунктуация автора сохранены. – Прим. ред.)