Пытливая жена, старательный муж и обидчивые гномы

Часть первая

Этот причудливый треугольник породил в Германии два памятника – литературный и каменный – дамскому любопытству, а также тотальное гномопочитание и массовое гномопроизводство.

О чем речь?

Сюжет незатейлив и сутью неплох:
Как тайну достатка разведал горох;
Как мучивший даму монетный вопрос
Помог разрешить ее собственный нос;

Как вмиг рассердился весь гномий народ,
Халявщикам дал от ворот поворот
И, скинув с себя добровольный полон,
Покинул навечно он город Колон.

Краткая история халявы по-кельнски

Как гномы попали в подвальные помещения самого известного города на Рейне, именуемого Кельн, он же Колон – от слова «колония», не секрет. Их поселила туда народная молва, которой восхитился, а затем, обработав, опубликовал 20-летний студент Кельнского университета. Обнародование байки состоялась 1826 году, а студент стал позднее известным исследователем народного творчества профессором Эрнстом Вейденом.

Он оказался в обойме пионеров по изучению истории и народного творчества, которым отмечено в Германии начало XIX столетия. Его в культуре Европы назвали золотым веком, порожденным братьями Гримм. Они, основатели научной германистики, смогли найти в древних сагах и сказках, которые собрали, отредактировали и издали, неиссякаемый источник вдохновения, а заодно сюжетов для художников, драматургов, писателей, мультипликаторов. Одна из историй – Белоснежка и семь гномов – привлекла Вейдена: эти главные герои были в центре многих блуждающих по германским просторам сюжетов.

Гномы, крохотные человечки, воплощение домашнего духа, они же Heinzelmännchen, были наделены выдающимися качествами: исключительной работоспособностью, высоким мастерством в любом ремесле, скромностью, дружелюбием и нетребовательностью. Они помогали людям безвозмездно, не требуя взамен никаких благ, и, случалось, тайно – ночной порой, осваивая подвалы домов, где жили ремесленники. Эти волонтеры желали оставаться неузнанными. Главную награду получали поутру. Приходили в восторг, исподтишка соблюдая за тем, какой восхитительный эффект производили на ремесленников. И, в самом деле, рассудите: те, утомившись от трудов, оставляли на ночь незавершенную работу. А, с рассветом переступив порог мастерских, вдруг обнаруживали: она, вчерашняя незавершенка, полностью воплощена в изделия, хоть сейчас на рынок. Гномы, притаившись за ящиками и верстаками, наблюдали за этими ахами-охами, тихонько хихикали и потирали ладоши – нет, не зря старались.

Но время шло. Годы и века. Уже впол-, а порой и вчетвертьсилы стали работать кельнские мастеровые, привыкшие полагаться на помощь со стороны, которую стали считать помощью небесных сил, хотя она, как вы понимаете, шла из прямо противоположной сферы. Гномы, сами того не подозревая, своей навязчивой поддержкой развращали мастеров, снижая градус профессионального вдохновения.

Мастера уже не просто с благодарностью принимали помощь извне. Булочники стали удивляться, если вдруг оказывалось, что тесто для пирога не подошло. Мастера по плетению корзин поражались, отчего полностью не задействованы пучки ивовых прутьев, которые должны были за ночь стать лукошками. Колбасники зафыркали, рассчитывая, что заготовленный впрок фарш сам собой набьется в кишки, превратившись в благоухающие бублики, которыми будут унизаны потолочные перекрытия…

Стал нарастать ропот в гильдиях пивоваров, бочаров, гончаров, плотников, шорников. Как так, что за непорядок… Приученный к, говоря современным языком, постоянной халяве, мастеровой народ всерьез расстраивался. Еще немного – и дело оформится в забастовочное движение. Вот на фоне этого всекельнского ропота и приключилась история в подвале известного портного, запечатленная затем в литературе, металле и бетоне.

О ней – речь впереди. Финал истории известен. Гномы, обидевшись на неблагодарный народ, покинули Кельн, оставив мастеров без объяснений, отчего прекращают свою секретную помощь, которая прежде гарантировала дополнительные дивиденды.

Теперь их можно было обрести, полагаясь лишь на собственные силы либо на подмогу подмастерьев, которых надо было нанимать за деньги и обучать ремеслу. Так что потеря кельнцами прежнего дохода была очевидна. Гномы остались в воспоминаниях и в рисунках со стихотворными строками, смахивающими на кладбищенские причитания. К примеру, Wie war es doch zu Köln vordem mit Heinzelmännchen so bequem – Легко жилось мастерам и привольно старанием гномов в подвалах Кельна.

У истоков кельнского фонтана

Оставим жителей средневекового Кельна наедине с неожиданно грянувшими заботами.  Обратимся к литературному источнику, который запечатлел приоритет Кельна в непростых отношениях известных мастеров и неизвестных подмастерьев. К балладе, написанной в 1836 году на сюжет Вейдена 37-летним историком и писателем Августом Копишем. Вот ее начало:

О гномах речь. Устроились удобно?
Да, кельнцу подходили бесподобно:
Коль был, положим, тот ленив безмерно,
То днями пиво пил да причитал наверно:
«Пускай работа достается умным!»
А умных где сыскать? Их не ищи: бесшумно
Шагает гномов сонм (ох, сладок сон!),
В полночь приходит смело,
Шутя берется за любое дело:
И до рассвета, ночку напролет,
Он варит, парит, чистит, шьет…
Лентяю дел – глаза продрать. Да неохота…
А глянет, скинув сон: ба, вся сделана работа!

Примечательны два факта. Во-первых, Копиш никогда в жизни не был в Кельне, даже проездом. Отчего он выбрал в качестве места действия не Бреслау, где родился, или Прагу, Вену, Дрезден, Берлин или Потсдам, где живал подолгу, не очень понятно. Важно другое. Именно в память о поэте, в качестве благодарности горожан, был к 100-летию со дня рождения Августа Копиша создан знаменитый фонтан. Любопытно место расположения фонтана: напротив старейшей (ей через два года 120 лет) кeльнской пивоварни Cölner Hofbräu Früh. И это совсем не оттого, что Копиш увлекался «кельшем», знаменитым светлым пивом, рецепт которого придуман в Кельне. А потому что в череде барельефов, очаровательным ожерельем обнявших фонтан, есть фрагмент работы гномов-пивоваров.

Что называется, лицом к лицу встретились оригинальное производство и художественное воплощение – на бумаге, в металле и в камне. Трижды облеченная в долговечный материал и им воспетая кельнская слава.

Понятно желание кельнцев – сказку каким-то образом застолбить в народном сознании. Сказка – она ж героя требует. Герой – воплощения. В виде бронзы, мрамора, гранита…

Гендерный акцент

Heinzelmännchen. Языковеды считают, что истоком подобного наименования гнома была распространенная в немецкоязычных странах Европы фамилия Heinzel. Как она перенеслась на легендарных человечков, неизвестно. Может, носители Heinzel были какими-то особенно отзывчивыми людьми… А вот термин Heinzelmännchen, которым обозначались добрые и старательные домашние духи, вошел в оборот относительно недавно, – в XVI веке, если верить справочнику Duden.

Гном, карлик, домовой. Все это Heinzelmännchen. Он обитает повсюду. Но предпочитает человеческое жилье. По этой причине первая половина слова изначально могла выглядеть как Heimzel. Cогласен, предположение дерзкое. Но не безосновательное. Однако Мännchen – это не только человечек, но и человечек мужского рода. Что-то вроде «мужичок-с-ноготок». То есть среди гномов никогда ни девиц, ни женщин   не бывало. Во всяком случае, ни в одной народной легенде таковые не упоминались. Видимо, считалось, что тот объем и вид работы, которую гномы добровольно возлагали на себя, был по силам только персонам мужского рода.

В народное сознание понятие Heinzelmännchen впечаталось настолько основательно, что идея гномов-волонтеров стала обозначать знакомое всем нам «бюро добрых услуг». К примеру, когда на Октоберфесте кто-то по причине сверхнормативных возлияний теряет зонтик, очки или зубные протезы (случается и такое), ему любезно объясняют:  Heinzelmännchen в этой стороне. Правда, Heinzelmännchen – термин из уст людей пожилых, которым в детстве мамы рассказывали о домовых и об их добросердечии.

С другой стороны, и дамы добросердечием отнюдь не обделены. Трудолюбием да прилежанием ничуть не уступят своим благоверным, а в ряде занятий и превосходят супругов. Отчего в гномьем народе допущен гендерный перекос?  (Он уже в наше время был устранен – об этом в заключительной части нашего гномоводства). Возможно, мужичок-с-ноготок – тайная мечта немецких женщин. Незаметный, малословный, трудолюбивый, вечно занятый, истый добытчик да еще – при таких-то тактико-технических параметрах – с более чем скромным аппетитом и нетребовательностью к   бытовым условиям. Не мужик же – мечта!

Но не всякий мужчина обладает экстремальным любопытством. Так вот, чтобы люди не забыли о любопытстве – особенном женском качестве – в Кельне поставили уникальный памятник, совмещенный с фонтаном. Дали ему имя Heinzelmännchenbrunnen, Гномий фонтан. Он не только в честь гномов – отзывчивых рукастых человечков при колпачках. Это еще и знак восхищения женским началом. Вот она, дама, на лестнице, с фонарем в руках…

А главный герой истории – портной – так и остался, как говорят, за кадром. Нет его ни на лестнице, что понятно: он, в то время, пока его женушка занималась сыском, спал. Нет его и на многочисленных барельефах: он же не гном, в конце концов.  Он остался в тени – просто   тружеником согласно непонятному раскладу и прослыл третьестепенным персонажем. Вы считаете, с ним поступили честно?

Пока вы размышляете над этим интересным феноменом (или, скорее, о вопиющей несправедливости), обратимся к героине.

Отрицать то, что женщина любить совать свой нос туда, куда ее не просят, не просто бессмысленно, но и бестактно. Тем более, что представительницы прекрасного пола громко декларируют эту свою черту, считая ее не недостатком, а преимуществом. Иные дамы подкрепляют свое неуемное любопытство наследием, отраженным в эпизоде из Священного Писания. Ведь пообещал же Змей-Искуситель, указывая Первой Женщине на Древо в середине сада: «В день, в который поедите от него, откроются глаза ваши, и вы будете, как великие, знающие добро и зло» (Бырэйшит 3:5-6).

Ну и как было отказаться от заманчивой перспективы – ведать то, что ведомо лишь великим, в одном из переводов даже названным богами? С одной стороны, стать богиней совсем даже неплохой для дамы карьерный рост. С другой стороны, не так уж бесприютно жилось Еве с мужем на райской социалке. Но ведь скучно, скучно, скучно же в обществе бесповоротного благоденствия…  Вот и решила: была ни была – сама плод съела да и мужа подкормила. Все про себя поняла: окружавшее ее крылатое сообщество желало обнаженку задарма. Ну и Адам вдруг посмотрел на нее новыми глазами. А дальше вы знаете… Благодаря любопытству Евы мы с вами на свет и появились.

С той поры и покатилось. Не всегда женщина понимала, где добро и где зло. Слишком уж неожиданно перетекающие друг в друга понятия.  Но она старалась. Сутками напролет познавала действительность, суя свой очаровательный носик в любой самый скверно пахнущий вопросик. Совершенно не воспринимала криминального формата наставление «Меньше знаешь – лучше спишь», как это долгое время делала безымянная фрау из Колона. Нет-нет, ничего предосудительного фрау в нашем случае не совершила. Ну, захотела в деталях выведать, как именно ее благоверный пополняет кошелек. Он, портновским ремеслом в совершенстве овладевший, не то чтобы регулярно скрывал от жены заначку, чтобы потом пропить ее в ближайшей кнайпе-пивнушке, а даже совсем наоборот. В этом для дамы и крылся подвох: муж размер заработка не скрывал, подозрительно регулярно и щедро подпитывая семейный кошель. Проблема была в том, что портной был кристально честен.

А ведь прежде, размышляла дама, было иначе. На пошивку камзола у него не меньше недели уходило. То ли дело нынче. Недельная норма выполнялась за пару дней. Впечатление было такое, что рук у него на две, а, минимум, десяток.

Другая, может, на такой стахановской эффективности не заморачивалась бы. Просто радовалась бы достатку да судьбу благодарила. А этой, вишь, приспичило. Решила она в производственный процесс попристальней вглядеться, возможно, коррективы внести.  Хотя этим корректив вовсе не требовалось. Но вы же знаете женщин: как им при наличии рубля удержаться от того, чтобы вложить свой пятак…

Казалось бы, колонская фрау, согласно любопытству, унаследованному от Евы, ничего удивительного не предприняла. Подумаешь – новация какая?! Во все времена и у всех народов такими же изысканиями и наставлениями по поводу и без повода заняты женщины.

Только у нас особый случай. Он оказался с глобальными экономо-экологическими последствиями.

Итак, повторим: «меньше знаешь – лучше спишь» – не наша ситуация. Вот колонская фрау и рассудила по-своему: чтобы знать, надо не спать. О великих (богах), о которых говорил Змей-Искуситель, она, похоже, не ведала, но вот в безымянные времена, о которых речь, непостижимой женской интуицией   предвосхитила девиз «Секретных материалов»: истина где-то рядом.

И точно: рядом. Буквально под ногами.

Однажды ночью, оставив сладко посапывающего муженька в спаленке, спустилась в его мастерскую, располагавшуюся в подвале. Услышала вдруг песенку – причем, в форматах пиано и хорового многоголосья.  Отворила дверь – голоса вмиг смолкли. Тишина полная. И никого. Решила фрау решила быть поизобретательней: рассыпала в подвале горох. Ну а наступила ночка – повторила попытку.

На этот раз певуны быстро скрыться не смогли. Разглядела помощников мужа. Были они все, как на подбор, при бороденках, растерянные, будто уличили их в чем-то непотребном. Ба, да это гномы! Не удержалась от хохота и откровенного комментария: «Это что за малышня бородатая?» Позабавил ее вид ударников капиталистического труда с их колпачками, башмачками и нехитрыми песенками, которыми они сопровождали изготовление одежд.

Имена супружеской пары остались не известными. Но, поскольку фамилии с давних пор давались по названию профессии, которой занимались главы семейств, предлагаю остановиться на Schneider. Что, как догадался читатель, в переводе с немецкого «портной». К слову сказать, фамилия Schneider занимает третье место в официальном рейтинге немецких фамилий по своей распространенности, уточняет Duden. (Ну что-то вроде Сидорова на русскоязычном пространстве). Попутно объясню, что составлялся этот рейтинг на основе изучения телефонных книг ФРГ (1996). Примечательно, что на севере Германии Schneider – фамилия редкая, а чаще всего встречается в центральных и южных регионах, на всем протяжении Рейна с его притоками, включая и знакомый нам Колон-Кельн.

Это все к тому, что если мы назовем любознательную женушку портного так – фрау Schneider, – то нисколько не погрешим против географически подтвержденной родины этой фамилии и не оскорбим ни народную молву, ни Копиша, ни славного города, где разворачивалась гномо-гороховая история.

В общем, сильно задело волонтеров – исполнителей заказов и песен – разоблачение фрау Schneider их тайной деятельности. Ушли гномы гордо. И пришли – в книжки и мультики. Однако кельнцы, а следом за ними и остальные жители Германии, решили попытаться вернуть их.

Александр МЕЛАМЕД

Фото, а также стихотворное сопровождение и перевод с немецкого баллады Копиша – автора.

Окончание следует.