Владимир Соловьев | Пунктиром: «Я сама русская, и я ненaвижу русских!»

Порча русских нравов

Война в Украине выдвигает множество вопросов – военных, политических, географических, психологических, футуристских и проч. – вплоть до лингвистических. Представьте себе! Сошлюсь на собственный опыт регулярного комментатора текущей мировой истории, а иначе, чем как современную историю, я политику не воспринимаю.

Помимо пригожинских троллей, которые совершают рутинные на меня атаки с угрозами, но Бог совместно с американскими силовыми структурами меня пока что бережет (ну да, под колпаком), меня еще упрекают, что в своих политоложеских статьях я злоупотребляю феней. А что мне остается? Или взамен воспользоваться кремлевскими эвфемизмами? Типа «жест доброй воли» – отступление из-под Киева, «перегруппировка», «маневр» – сдача Херсона, «несоблюдение техники безопасности» – потопление украинцами флагманского крейсера «Москва»? Сочиню как-нибудь эссе о русско-украинской войне как оправдании ругачей лексики, когда происходит такое озверение российской армии. Буде время и е.б.ж., как подписывал свои письма Лев Толстой в моем возрасте. В смысле, если буду жив, хотя одна моя приятельница, когда я так подписался, приняла толстовскую аббревиатуру за бранное слово: ебж.

Заглянем теперь в недалекое обозримое и легко предсказумое будущее, когда эти озверевшие варвары – те, кто выживут – возвратятся на родину. Что они с собой принесут, окромя награбленного украинского добра? Вот именно – они круто изменят и в разы ожесточат русские нравы и без того бесправые, аморальные, дикие. Они привыкли мародерствовать, зверстовать, насильничать, убивать – им теперь без разницы, на чьей территории продолжать. Пройдя сквозь военный котел, они из человеков превратились в монстров и вернуться в прежнее состояние не смогут ни физически, ни психологически.

О порче русских нравов писал еще князь Щербатов два с половиной века назад – его знаменитый мемуарный памфлет так и назывался «О повреждении нравов в России». С тех пор они изменились? Да, в худшую сторону. В каждом народе перемешано добро и зло. Кремлевский вождь воззвал и вызвал худшие четы, превратив народ в быдло, а саму Россию – в скотный двор, если воспользоваться термином Оруэлла. Моральная и умственная деградация народонаселения не просто налицо, но продолжается семимильными шагами. А в итоге и в результате этой безумной и варварской бойни Россия проснется однажды в незнакомой стране. Если способна будет осознать самое себя. Беда в том, что ее национальное сознание пока что дремлет, зато бодрствует, безумствует и буйствует выпущенное на волю подсознание. Да, тот самый «маленький незнакомец» по имени великолепного романа Сары Уотерс.

Путин выпустил на волю этого джинна, а точнее дикого зверя, который, боюсь, обозначит духовные, душевные, моральные (а не только идеологические и политические) контуры России на многие десятилетия вперед. Вот историческое значение кремлевского упыря, а место ему, понятно, на свалке истории. Но он и оттуда, живой или мертвый, как мой «Кот Шрёдингера», будет мутить воду мировой истории.

Русoфoбия или путинофoбия?

Некоторые коллеги-писатели на моей географической родине, близкие мне по духу и взглядам, ставят этот вопросом ребром и напоминают, наоборот, о русофилии, которая наблюдалась в мире в горбачевские времена и звалась тогда соответственно – горбоманией. Меняя плюс на минус: не является ли нынешний всплеск русофобии на поверку путинофобией?

Вопрос не из простых.

Я всячески сочувствую тем русским инакомыслам, которые с осуждением относятся к деяниям рашистов на украинской земле, а к кремлевскому поджигателю войны и вовсе с отвращением и всячески – молча или даже гласно несмотря на риски – отмежевываются от ужасной и позорной войны. И то сказать, некоторые из них поддерживали Русскую весну 2014 года и были– опять-таки молча или гласно – крымнашистами, а сейчас вроде прозрели. Не в осуждение им, но с Крыма все и началось. А теперь – чур-чур, мы не играем? Не злорадствую, но пора называть вещи своими именами. Что говорить, кремлевский пахан – исчадие ада, на нем пробы негде ставить, но не надо делать из него козла отпущения. Отчуждение зла не менее имморально, чем само зло.

Не в защиту Путина, но все сваливать на него одного, пусть он и зачинщик, мне кажется, несправедливо. А как быть тогда с Афганистаном, Чехословакией, Венгрией – и далее вглубь русской истории? Андровов, Брежнев, Хрущев, Сталин, Ленин, русские цари и императоры – или сама Россия с ее многовековой злокачественной историей? «Я сама русская, и я ненавижу русских», – говорит Наталья Валигурьска из села Билявка под Херсоном, рассказывая о бесчинствах своих соплеменников на украинской земле.

Русская русофобка?
Русская русофобия?
Есть русские – и русские?

Я сочувствую жалобам моих друзей на русофобию – тому же Шемякину, например, осудившему из Франции военную авантюру России. Однако не то чтобы оправдываю, но понимаю этот всплеск недобрых чувств к русским. Тем более в Украине в самый разгар убийственной войны, затеянной кремлевским дурнем. А потому мне представляется совершенно естественным перенос негатива со страны-агрессора на ее язык и культуру, вплоть до сноса памятников и переименования улиц российских деятелей, включая писателей.

Российские боты и прoпагaндoны обвиняют украинцев в русофобии, но украинская русофобия (включая русскую русофобию в Украине) если не оправдана, то

закономерна, паче русская культура, по преимуществу имперская, несет кой-какую ответственность за великодержавный национализм – от «Клеветникам России» нашего солнышка Пушкина до «На независимость Украины» моего питерского дружка Иосифа Бродского, не говоря о Достоевском, Тютчеве и прочих – имя им легион, увы. Вот именно – что взять с русского плебса, коли сама русская культура пропитана если не ультрапатриотизмом, то имперством и джингоизмом.

Однако были и инакомыслы – тот же Лев Толстой с его русофобским «Хаджи-Муратом». Да хоть меня взять, не сравниваю, конечно, упаси боже! Меня преследовали и в конце концов турнули из СССР за антисоветскуюдеятельность, а здесь кремлевский пахан напустил на меня своих агентов, узнав себя в главном герое «Кота Шрёдингера». Могло бы печально, то бишь летально для меня кончиться, но моя милиция (здешняя) меня бережет, жив курилка (пока что).

Я к тому, что нельзя все-таки всех под одну гребенку. Вот почему еще меня так радует шикарное киевское издание моего антипутинского романа-притчи, хотя один из первых отзывов звучал несколько двусмысленно: «Киевское издание твоей книги на русском языке накануне запрещения русского на Украине. Феномен!» Надеюсь, мой корреспондент ошибается или преувеличивает. Меня, вот, недавно утешил киевский мэр Кличко: объявляя о переименовании улиц с советскими и русскими названиями, сказал, что улица Северо-Сырецкая будет теперь улицей уроженца Киева моего любимого писателя Виктора Некрасова.

Набрасываю пока что пунктиром побочные проблемы, которыми прорастает это страшное побоище в центре Европы. Потому как пишу через океан, из безопасного далека, и самое трудное – это описать ракету в полете, просчитать ее траекторию и угадать ее последствия для будущего.

Владимир СОЛОВЬЕВ
Нью-Йорк