КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
Историко-психологическая новелла
Он не довел до родины желанной её вдали тоскующих детей;
он сжег себя и отдал жизнь святыне
и не забыл тебя, Иерусалим!
Владимир Жаботинский
Бывает, что с переездом в новое место человеку с неожиданной стороны, по-новому открываются и его ежедневные занятия, и все, что успел он свершить за пролетевшие годы. Да и само понимание жизни начинает видеться иначе. С теми годами, которые уже пронеслись и даже с теми, которые только подступают….
Такое состояние почему-то неожиданно охватило Герцля1 в августовские дни здесь, в Петербурге, куда он прибыл на короткое время для решения дел текущих, связанных с реализацией своей идеи создания еврейского государства. Возможно, такое душевное неравновесие возникло из-за поры светлых ночей, наступивших в этих бескрайних просторах Российской империи. Их называют здесь белыми. Они словно приоткрывают людям возможность разглядеть то, что обычно скрыто в такие часы суток в других местах Земли. Такие ночи располагают для любви и раздумий. Человек с их наступлением вселенскими масштабами мыслить начинает….
А может быть, дело в самом месте нахождения столичного русского града. Ученые утверждают о наличии позитивных и негативных зон на земном шаре. Так, к примеру, люди, строящие церкви, издревле знают: не на любом месте Божий Храм возводить можно. Видно, молодой русский самодержец Петр Первый правильно учуял, где следует город построить. А его, Герцля, заботит строительство не одной синагоги или мечети, а целого государства для родного народа…
Уже несколько просветлённых ночей он ходит, не торопясь, по набережной вдоль незаметно текущей Невы, рассматривает оригинальные строения по ее берегам и размышляет о своем. Порой ему кажется, что здесь, за его спиной слышится не шорох набегающих волн реки, а вдохновляющие взмахи чудесных небесных крыльев. Приносящих ему те озарения, которые подпитывают только людей незаурядных, отмеченных свыше. А иначе как объяснить, что в тридцать лет он оказался автором семнадцати пьес, написанных на немецком. Из них шесть и теперь ставятся на сценах известных европейских театров. Это кроме трактата «Еврейское государство», социально-утопического романа «Древняя новая родина», нескольких книжек со сказками и статьями на самые разные темы.
Не случайно еще в молодости, выбирая себе псевдоним для публикаций, он остановился на имени – Теодор2. Здесь, прохаживаясь по набережной Невы, он тоже старается уловить подсказки тех крыльев на давно мучающие его «Почему?», «Отчего?», «Что будет дальше?».
Ему хочется разобраться, как и для чего возникает у людей ощущения чужеродности, разделяющие народы мира. Не только по имущественным, но и расовым, социальным, национальным признакам. Последние годы преодолением социального неравенства серьезно занимаются разные партии, отстаивающие интересы пролетариата. Они готовят революции по всему миру. Провозглашают пролетарский интернационализм. Только, понялось Герцлю, это путь тупиковый. Почему национальные и другие равенства должны заботить лишь пролетариат? Разве среди сообществ богачей и рабочих не встречаются люди родные по душевному складу? Он тесно общается с теми и теми. Знает не только белых, но и чернокожих нищих и миллионеров. Богатство само по себе вещь не такая плохая. Важно, как им распоряжается человек. Бедность не превращает личность в интернационалиста. А богатство не делает сионистом или антисемитом. Теодору это известно прекрасно. Не раз отчетливо испытывал отчужденность, находясь и среди евреев. А недавно начал чувствовать ее даже в родной семье… По опыту знает, какими страшными «погромами» заканчиваются подобные семейные чужеродности… Тогда что же может по-настоящему роднить людей в этой жизни?
Сегодня, после встречи и разговора с министром финансов России графом Сергеем Витте, такие проклятые вопросы роятся в голове с особой силой. Все время перед глазами проваленная переносица преуспевающего царского чиновника лет шестидесяти, его, овально подстриженная борода. Аккуратно завязанный галстук с широким модным узлом.
– Так, кого вы, собственно говоря, представляете? И что же вы от меня хотите? – с немецкой спесивостью, на скверном французском, недоуменно воскликнул министр в начале беседы.
В самом деле, мелькнуло тогда в голове Теодора, отчего этот граф, немец по происхождению, смог в бескрайней русской империи заработать громадный авторитет, стать руководителем ведущего министерства? Даже имея жену-еврейку, которая хоть и из буржуазной семьи, но до этого уже побывала в браке. Причем за евреем.
Может быть, скрытая обида и сделала из него антисемита, заставляет выступать против того, чтобы русские евреи проживали в городах? Поэтому упорно отстаивает необходимость введения в стране черты оседлости для людей этой национальности?
Но свои вопросы Герцль формулировал при разговоре совсем по-другому. Ему было важно прояснить, чем руководствуется царь и его правительство, выстраивая свои отношения с евреями. Ведь главная цель его приезда в Россию – склонить Витте не препятствовать, а помогать, сионистам эмигрировать в Палестину. Пусть знающий специалист подскажет, как можно успешно решать финансовые вопросы, связанные с еврейской проблематикой.
– Ваше Светлость, – копать тему Теодор решил издалека, – я председатель созданной недавно Всемирной сионистской организации. И – мне очень хочется знать Ваше мнение, почему в государственных документах, которые принимаются по совершенствованию образования в России, евреям запрещается работать педагогами в городских вузах? А процентные нормы для еврейских детей, проживающих в черте оседлости, при приеме в высшие учебные заведения, составляют всего пять процентов?
Министр неторопливо прокашлялся и тоже начал с цифр:
– Численность всего еврейского населения в России составляет порядка, восьми процентов.
Зато в различных террористических и других опальных организациях их более пятидесяти… Мне тоже интересно знать почему?..
– Так вы же сделали их чужими в родной стране… Тут прямая зависимость срабатывает, –усмехнулся Герцль.
– Наш разговор останется между нами? – спросил Витте. Увидел кивок Теодора, опять покашлял и добавил совсем неожиданное:
– С вашим мнением можно и согласиться. Мне это хорошо знакомо. Умным людям везде нелегко. Ум очень часто – такой непосильный груз, который человеку приходится носить с собой всю жизнь. И горько расплачиваться за такое счастье…
Губы графа дрогнули в улыбке. Еще у него вырвалось, что себя он тоже, хотя родился и крестился в России, считает немного евреем. Но желает, чтобы они быстрее ассимилировались. Для многонационального русского государства важно, иметь однородное население. У него вокруг очень много врагов. Так думает царь, и он с ним согласен.
Герцль поделился с графом своими мыслями о чужеродности, присущей людям, и важности поиска путей ее преодоления. А царя, понял Теодор, беспокоит в первую очередь, как создание еврейского государства отразится на сохранении христианских святых мест в Палестине. Поэтому он пояснил графу, что новое еврейское государство станет выкупать для переселенцев свободные заболоченные земли и обязуется сберечь не только все христианские, но и мусульманские святыни. Историю нужно беречь, а не кроить на свой лад. Иначе не добиться международных гарантий на право евреев создавать собственную страну. Да и спокойствия народа, которому придется в ней проживать….
Они пробеседовали около часа. В конце Витте переспросил иронично:
– Так вы надеетесь в государстве, которое собираетесь строить, искоренять упомянутую чужеродность в отношениях между людьми?.. Ну-ну… Как говорится у русских, дай Бог успехов в таком безнадежном деле.
Но еврейской эмиграции пообещал не препятствовать. Ведь поддержки, предупредил он, могут быть разными… И после паузы пояснил, что, к примеру, пинок в зад в таких случаях тоже может служить неплохой поддержкой. Засмеялся, поднялся и подал руку для прощания…
Прохаживаясь по набережной, высокий, стройный Герцль с броской черной бородой и пышными бакенбардами, с модным цилиндром на голове, ловил на себе взгляды красиво одетых женщин, фланировавших мимо. В приглушенном свете петербургской ночи они выглядели особенно таинственно и привлекательно. Но мысли его витали вокруг значимости пинка, про который упомянул, расставаясь Витте. Думалось о чужеродности, которая в удивительной славянской империи с обилием разных наций и обаятельных женщин, проявляется особенно дико и совсем в разных формах.
Всего несколько месяцев прошло, как в Кишиневской губернии этой страны устроили кровавый погром. Местное население, как выразился на встрече Витте, решило проучить евреев. Хотя Герцль знает, что учат их не только в России, а по всему миру… Но если во Франции дело Дрейфуса3 взбудоражило, главным образом интеллигенцию, страсти бушевали большей частью на страницах газет и журналов, то у русских дело зашло гораздо дальше. Поговаривают, сотни лавок и магазинов было разрушено и сожжено. В дело пошли не только камни и палки, но ружья и пистолеты. Около пятидесяти трупов на улицах города оказалось… А стреляли-то соседи в соседей, которые годами проживали двор ко двору…
Так выплескивается эта самая чужеродность. Причем не только у простолюдинов. Судилище над французским капитаном поддерживало и много интеллигентов, видных писателей разных стран Европы. Наверное, дело в том, чем талантливее личность, тем острее и болезненнее воспринимается ею разница в уровне одаренности, которой отмечает человека природа.
Но здесь, в России, антисемитизм проявляется открыто, его не стесняются. Даже женщины. Герцлю запомнился недавний эпизод. Группа молодых петербургских ортодоксальных евреев, узнав о его приезде, договорилась с ним встретиться. Местом сбора выбрали центральный ресторан на Невском проспекте. Теодор в парижском цилиндре, в белых перчатках на шикарной коляске с отлакированными боками и биржевым извозчиком на передке подкатил к самому входу немного раньше назначенного времени. В полупустом зале, дожидаясь встречи, присел за свободный столик. И перехватил направленный на него взгляд женщины, сидевшей с подругой невдалеке. Она, видно, что-то сказала ей. Та обернулась на Герцля. Их взгляды встретились. Он успел уловить восторженный всполох глаз на прекрасном женском лице, когда незнакомка рассмотрела его. Теодор знал, что его пышная борода, сросшаяся с бакенбардами и усами, пропитанными редкой сединой, хорошо оттеняют крупный нос и черные брови над большими глазами. Он частенько подмечал, как мельком, с интересом смотрели на него женщины в Париже и Вене. Взгляд симпатичной славянки оказался гораздо смелее и откровеннее…
Шумной группой, сразу все вместе, подошли местные евреи. В черных шляпах, с пейсами, косичками, в накидках. В сюртуках, застегнутых справа налево. Красивая незнакомка опять обернулась на поднятый гвалт. И Теодор удивился: взгляд ее теперь сразу притух, в нем отчетливо пробивалась презрительность….
В светлом мареве белой ночи неожиданно всплыло лицо Генриха – единственного закадычного друга и единомышленника. Они были ровесниками, могли говорить обо всем, понимая друг друга с полуслова. С ним Герцль первым поделился идеей создания еврейского государства. Генрих сразу ее поддержал, предложил провести Первый конгресс сионистов в Базеле и начать организацию всемирного Еврейского профсоюза. Он был женат на еврейке, безумно ее любил. Она тоже активно участвовала во всех мероприятиях, которые они намечали по созданию еврейского государства. Часто разъезжала по разным странам, готовя их проведение, и привлекала для этого богатых единоверцев. Потом познакомилась и серьезно увлеклась фабрикантом из Африки. И призналась об этом Генриху. А тот – застрелился…
За день до случившегося друг поделился с Герцлем, что, возможно, и мог бы простить жену, если бы она, предпочла ему кого-то другого, а не, как вырвалось у Генриха, черномазого африканца, не понимая, что делает из мужа посмешище. Разве мало за свою жизнь он натерпелся всяческих унижений от антисемитов…
Три года тому назад горькое признание очень близкого человека врезалось в память навсегда. А сегодня опять Теодор мучает себя вопросами кто и для чего заложил в головы даже умных людей эту бесконечную неприязнь и вражду к инаковости.
Теперь-то он не сомневается, что еврейское государство будет создано. Даже в своем завещании написал, чтобы, когда Израиль обустроится окончательно, перенесли туда прах его и детей из Франции. Сейчас беспокоит его другое. Этому, в общем-то, малочисленному скоплению сионистов на маленькой территории придется годами бок о бок существовать с извечными многочисленными врагами. Интеллектуальный и творческий запас граждан новой молодой страны, он в этом твердо верит, быстро выведет ее в число передовых. У нее появится своя армия. Её солдаты к тому времени, конечно же, будут вооружены не примитивными наганами. В их распоряжении окажется оружие гораздо серьезнее тех пистолетов, которыми евреям пришлось защищаться при кишиневском погроме. Несомненно, они создадут себе самые лучшие разрушительные пушки. С фантастическими по мощности снарядами. Только что же в таком случае будет с Миром? Оружие требует осторожного с ним обращения. Тем более мощное. А люди, вкусившие возможности государственной власти, забывают об этом. Они готовы идти на все, чтобы ее удержать…
Идея создания отдельного государства, как спасения, пришла в голову Герцля под крики толпы «Смерть евреям» во время присутствия на гражданской казни капитана Дрейфуса. Люди собрались под зданием французского суда. Особенно его ужасало то, что происходило такое в европейской стране, которая первой в мире, признала официальное гражданское равенство евреев. Все время мучило: где же выход из этого ада? Но теперь, когда мечта приближается к реализации, ему думается о том, станет ли это спасением, если созданная страна будет окружена многочисленными враждебными государствами? Человек, овладевающий мощным оружием, прежде всего, нуждается в понимании ценности инаковости каждой личности. Во всех формах её проявления. Тем более – целого народа и государства. Иначе миру не избежать катастрофы… Этнические корни, конечно, важны. Но не только их общность роднит души людей.
Вот его дочки и сын возмущаются, когда, вычитывая детей за какой-то совершенный проступок, он сравнивает их с другими ребятами. А взрослые, особенно политики, в большинстве – эгоисты. Они стремятся строить мир по своим представлениям. Чтобы было удобнее. Им чужеродность чужда и вызывает отторжение. Он уловил это даже в отношениях с любимой женой. Они, как прояснилось с годами, оказывается, совсем разные люди. Единство национальности еще не роднит души.
Юлия никак не может привыкнуть к его образу жизни, его целям и планам. От попыток объяснить ей, что без идеи человек – скотина двуногая, она раздражается. В ответ пускается в слезы. Мол, он эгоист, думает только о том, что интересно ему… Не любит ни её, ни детей. Что он со своими друзьями все время заботится только о еврейском народе. Хотя он разный. Это и барон Ротшильд, не знающий, куда деть свои миллионы, и нищие, кормящиеся подаяниями синагоги. Твердит, что родители обязаны в первую очередь думать о детях. Для нее важнее всего, чтобы их умница Паулина могла успешно учиться. Чтобы их драчун Ханс не вырос бандитом, а Маргарет, считающая себя с детства красавицей, создала нормальную семью…
Теодор на жену не обижается. Давно уловил: будни, проживаемые рядом, стирают величие любой личности. Постепенно выветривают самые сильные чувства.
Провожая его в Россию, жена устроила очередную истерику. Хочу, рыдала она, чтобы наши дети были счастливы не когда-нибудь в будущем, а сейчас… Каждый день… Рядом со мной и родным отцом. И на кой черт им всяческие конгрессы, ради которых дети и она не видят его месяцами? Когда он где-то болтает языком среди таких же чокнутых, как сам.
– Господи, причитала она, – образумь его.
Упала на колени и склонилась в поклоне. Она была одета по-домашнему, без бюстгальтера и он увидел ее обвисшие груди…
Сейчас, в чужом городе, в белизне ночи перед глазами Герцля почему-то всплыла их первая, брачная ночь. Когда после свадебного застолья и многочисленных пожеланий они с Юлией в пустой спальне остались наконец-то одни. А он, обалдевший от счастья и выпитого, подхватил жену на руки и, вальсируя, понес к постели. Край горлового выреза её белого подвенечного платья от резких кругов тогда приподнялся, и он впервые увидел так близко ложбинку женской груди… Не случайно все трое детей пошли у них один за другим.
Он-то знает прекрасно: сионистами не рождаются. Ими становятся. Успешно способствуют этому антисемиты. Те, кто не может смириться с инаковостью и преодолевать чужеродность. Хотя сама природа всегда поддерживает разнообразие. Не случайно женщины могут беременеть, независимо от того, какой национальности, любимый мужчина, его цвета кожи или формы разреза глаз.
Герцлю захотелось быстрее домой. В конце-то концов, границы молодого государства будет, кому защищать. У людей должно хватить ума, чтобы понять, какое оружие можно при этом использовать. А какое – запретить. И как важно не отгораживаться заборами от соседей. Гораздо сложнее с рубежами душевными. Когда приходится объяснять необъяснимое.
Но у него еще не все потеряно. Ему пошел только сорок третий год. Он же на восемь лет старше Юлии. Если удается убеждать в правильности своих планов министров, то неужели у него не хватит терпения и ума найти общего языка с любимой женой?..
Любое государство начинается со счастливой семьи. Он покрепче обнимет Юлию, у которой глаза всегда мокрые не только при его проводах, но и приездах. Увидит своих девчонок. Поболтает по душам с сыном. Ведь ему уже, слава Богу, четырнадцатый год. Парень он думающий и впечатлительный. Уже интересуется смыслом жизни. Очень хотелось бы знать, как сложатся судьбы детей в дальнейшем. И почувствовал, как тревожно защемило сердце.
Герцль глубоко вздохнул, глянул в Петербургское небо. В который раз удивился его чистоте и безоблачности в такое позднее время. С необычным, каким-то настороженным и загадочным блеском незнакомых звезд.
Илья Стариков
Об авторе. Илья Моисеевич Стариков – профессор, заведующий кафедрой социальной психологии Николаевского национального университета им. В.А.Сухомлинского.
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.