Просто о популярности Путина

Владимира Путина можно с уверенностью назвать как минимум выдающимся политическим долгожителем. Когда четыре года назад в Москве вспыхнули протесты в связи с его возвращением на президентский пост, многие на Западе уже «списали» его (особенно часто цитировалась статья под названием «Как Россия влюбилась в Путина и как она его разлюбила»). Однако, 3 декабря 2015-го Путин выступил с очередным с очередным ежегодным посланием к Федеральному собранию в качестве президента России. При этом следует подчеркнуть, что практически никогда прежде он не был столь же популярен, как сейчас.

Тем не менее, даже сегодня тексты западных комментаторов производят такое впечатление, будто им удалось заглянуть в будущее, и в этом будущем они не увидели Путина. Однако, социологические исследования независимого российского «Левада-Центра» не выявили каких-либо признаков зарождающегося народного восстания. Напротив, Кремль является одним из трех социальных институтов, которым россияне склонны скорее доверять, чем не доверять (армия получила по этому признаку рейтинг 64 процента, а церковь и другие религиозные организации – 53 процента). При этом как минимум 80 процентов респондентов заявили, что полностью доверяют Путину.

Как следует понимать этот феномен? Официальные западные информационные источники относят исключительную популярность Путина на счет массированной пропаганды государственных СМИ, главным образом телевидения, то есть «промывания мозгов». Однако, такой односторонний взгляд может привести к заблуждению относительно отношений между властью и общественным мнением. К слову, лишь 34 процента россиян заявили, что доверяют средствам массовой информации.

Начиная с 1996 года «Левада-Центр» регулярно задает россиянам вопрос о том, чего они хотели бы от своего президента. За это время их чаяния изменились весьма незначительно. В 2012 году, то есть еще до вспышки украинского кризиса, четырьмя главными приоритетами российского населения были: возрождение России как великой державы (57 процентов против 54 в 1996 году); законность и правопорядок (52 процента против 58); более справедливое распределение национальных богатств (49 процентов против 37); повышение роли государства в экономике (37 процентов, без изменений).

Результаты опроса отражают продолжающуюся ностальгию по некоторым элементам советской системы и недовольство поведением Вашингтона после распада Советского Союза. В 2012 году лишь небольшая часть россиян (16 процентов против 13 в 1996 году) считала, что Россия должна продолжать осуществление либеральных реформ ельцинской эпохи, причем еще меньше респондентов (5 процентов против 6 в 1996 году) высказались в пользу сближения России с Западом.

Впрочем, сегодня около 70 процентов россиян утверждают, что они испытывают гордость за свою страну, в то время как десять лет назад подобного мнения придерживались менее половины населения. Важно отметить, что с 2014 года 68 процентов участников опроса верят в то, что России удалось вернуть себе утраченный статус великой державы.

Практически всеобщая поддержка лозунга «покупай российское», прежде всего в отношении продовольственных товаров (91 процент), подтверждает наличие консенсуса по поводу импортозамещения (односторонняя реакция России на западные санкции) в качестве средства, которое, хоть и сильно запоздало, будет способствовать развитию российской промышленности и особенно сельского хозяйства.

Разумеется, это совпадение политики властей и общественного мнения вовсе не делает Россию демократической страной. Однако, если подобные опросы часто выполняют функции инструментов демократии на Западе, почему бы не признать за ними такую же роль в России?

Впрочем, главное состоит в том, что «консервативный разворот» России после возвращения Путина к власти в марте 2012 года, широко осуждаемый на Западе как «ползучий авторитаризм», корни которого находятся исключительно в коварном уме Путина, возможно объясняется мировоззрением консервативного и патриотически настроенного большинства населения, что никак не осмеливаются признать западные правительства.

В сфере международной и экономической политики постсоветские власти России никогда еще, вероятно, не были столь близки к мнению большей части общества, как сегодня. Таково мнение заместителя декана факультета политологии Московского института международных отношений Игоря Окунева.

«Исторически российская власть всегда была настроена несколько более либерально, чем население страны. В отличие от Горбачева и Ельцина, по моему мнению, Путин решил принять эту истину и использовать ее в качестве основы для своей общественной поддержки. Это стало его стратегией с момента массовых протестов 2011 года. Именно тогда он решил отдалиться от либерального меньшинства и взять курс на консервативное большинство.

Директор российского Института национальной стратегии Михаил Ремизов разделяет эту точку зрения. В своем недавнем интервью он сказал: «российская демократия должна по определению быть консервативной, популистской, националистической и протекционистской». До 2012 года, по его мнению, консерваторы, которые на самом деле пользовались поддержкой и симпатиями большинства населения, находились в рядах оппозиции. Реальная власть оставалась в руках неолиберальной элиты, которая правила страной с 1990-х.

Сейчас ситуация переменилась. «Путин ошибочно воспринимается как националист», заявил Ремизов. «В российском контексте он скорее государственник. Однако, в целом стратегия сегодняшнего Кремля основана на идеях оппозиции 2000-х годов, консервативного, патриотически настроенного большинства».

Тем не менее, западные правительства нередко воспринимают меньшинство, составляющее либеральную оппозицию в России, как некий авангард скрытого либерального большинства. Однако, по мнению директора московского Карнеги-центра Дмитрия Тренина, это заблуждение, «ставка не на ту лошадь». «Дело не только в Путине», сказал он. «Дело в природе общества как такового. Путин обладает возможностью управлять этой страной в авторитарном стиле с согласия управляемых». Воображаемого либерального большинства, обращенного взглядами на Запад в ожидании освобождения, в России не существует. У российских либералов, по его мнению, «та же проблема, что всегда была у русских революционеров: они свысока смотрят на остальное население страны, считают людей дураками».

Однако Тренин столь же пессимистичен в отношении возможности нынешней правящей верхушки России решать глубинные проблемы. «Мы вынуждены надеяться на какой-то переворот. Так или иначе, эта дамба должна быть разрушена».

В таком случае, при всей своей популярности, вернул ли Путин Россию к ее предреволюционному безнадежному состоянию? В эпоху царизма буржуазная либеральная элита, стремившаяся воспроизвести в социальном отношении ситуацию в западной Европе, вступала в конфликт с консервативным и коллективистским мировоззрением православного крестьянства (и его образованных славянофильски настроенных защитников, среди которых наиболее знаменитым был Федор Михайлович Достоевский), которое не хотело, чтобы Россия отказалась от своего особого пути развития.

Имперское правительство неуклюже балансировало между этими двумя силами до тех пор, пока в 1917 году первая мировая война не смела его вовсе, а власть в стране не была захвачена организованной группой революционеров, исповедовавших другую западную идеологию, марксизм.

Некоторые считают, что России суждена еще одна революция. Другие (в их числе эксперт центра внешнеполитических исследований «Chatham House» Ричард Саква) полагают, что путь России к демократии лежит в модернизации системы, созданной Путиным. На самом деле, сплочение населения страны вокруг ее президента может означать, что следующий шаг в этой «демократической эволюции» гораздо ближе, чем может показаться. «Сегодня, возможно, идеальный момент для Путина начать эксперимент с политической конкуренцией» утверждает Ремизов, «именно благодаря прочности его сегодняшнего положения».

Однако, как бы то ни было, западным правительствам не следует питать излишних иллюзий. Если ориентироваться на нынешние настроения российского общества, демократические перемены в России, когда они состоятся, могут привести к тому, что страна окажется похожа скорее на нынешнюю «Путинскую Россию».

Автор, Мэтью Даль Санто – аналитик австралийского Института исследований международной политики имени Фрэнка Лоуи.
Источник