Прощай, либерализм

10 сентября 2001 г. мне было 33 года. Мой муж был полицейским в Нью-Йорке, и мы жили в кооперативе, который не смогли бы купить без помощи родителей. Наш долг по кредитным карточкам составлял $50 тыс., я работала художником-графиком, иногда подрабатывая тренировкой собак (мое любимое занятие), не теряя надежды, что когда-то я смогу реализовать мечту – стать рок-звездой. До этого я была профессиональным музыкантом, зарабатывая только на самое необходимое, но в конце концов поняла, что должна пойти на «настоящую» работу, чтобы оплатить хотя бы часть долгов. Я все еще оставалась ребенком-переростком, только постепенно познавая реалии взрослой жизни.

Я всегда верила в однополые браки, никогда не судила никого в зависимости от расы или религии и меня никогда не волновала сексуальная ориентация человека. Я никогда не была против абортов и по большей части и сейчас придерживаюсь этой же точки зрения. Я жила и живу по принципу: живи сам и давай жить другим, если ты не причиняешь никому вреда. Я не причисляла себя к патриотам, но действительно считала, что Америка – лучшая страна в мире и никогда не могла даже помыслить о том, чтобы жить где-то в другой стране. Я ходила в школу в то время, когда могла не посещать классы, в которых изучались мировые общества, и благодарила Бога за то, что я американка и не должна испытывать на себе социализм, коммунизм или законы шариата.

В 1988 г. я впервые голосовала на президентских выборах. Я пошла на избирательный участок вместе с моими родителями и с восторгом проголосовала за Майкла Дукакиса (Michael Dukakis). Почему? Да потому что мне нравилась его жена Китти. Я росла в семье демократов. У моих дедушки и бабушки в доме висел портрет Кеннеди. Бабушка заявляла всегда, что «Демократы – за трудовой класс». Мои родители практически всегда голосовали за демократов, хотя были зарегистрированы как независимые. Они заявляли, что должны быть объективными, это на случай, если вдруг проголосуют по-другому, но всегда голосовали за демократов. Я сделала то же самое, зарегистрировалась как независимая, но голосовала за демократов по всем выборным позициям.

Я голосовала за Билла Клинтона оба раза. Он был молодым, красивым, обаятельным и играл на саксофоне во время концерта, посвященного президентской кампании 1992 г. Да, я думала, что этот парень будет потрясающим президентом.

Когда приблизились выборы 2000 г., я вообще не стала голосовать. Я ненавидела Джорджа Буша. Почему? Потому что он был оторванным от жизни богатым и не очень далеким республиканцем (это взгляд моей семьи на всех республиканцев). А еще я ненавидела Эла Гора (Al Gore). Я считала его тупым фигляром, а его жену Типпер (Tipper) ненавидела за введение предупреждающих знаков на музыкальных альбомах 1980-х гг. А сейчас ее бы считали консерватором и она, между прочим, не кажется такой уж плохой. Короче говоря, я не стала голосовать и меня не интересовало, кто победит. Мой муж, который голосовал за Клинтона в 1992 г., но не в 1996 г., рассердился на меня, и мы поспорили из-за кандидатов. Он становился все ближе по взглядам к консерваторам, но не по поводу социальных вопросов, а больше по вопросам внешней политики и затратам на вооружение. Меня не волновали эти вопросы, они не затрагивали меня напрямую, пока действительно не затронули.

Мое любимое выражение сейчас: «Это легко быть либералом, пока жареный петух не клюнул». 11 сентября 2011 г. я вышла из дома в Квинсе и пошла к автобусной остановке, чтобы поехать на работу. У меня была с собой гитара, так как вечером я собиралась репетировать со своей группой. День был очень красивый – ни облачка на небе, температура около 70 градусов. Прекрасное утро в Нью Йорке.

Я приехала в офис около 7 утра, чтобы сделать большую часть работы до 9 часов, т.е. до прихода всех сотрудников, которые постоянно меня прерывают. Я имела привычку работать в наушниках, слушая музыку, поэтому не услышала, когда первый самолет врезался в одну из башен. Мой друг с предыдущей работы позвонил мне и сказал, чтобы я немедленно все бросила и поехала домой. Я подумала, что он с ума сошел, это был, наверное, ужасный трагический несчастный случай. У меня не было радио, только си-ди-плеер, и я продолжила работу.

Потом второй самолет… Позвонил мой муж и рассказал о том, что произошло. На работу приехали только несколько человек, многие не смогли добраться, потому что метро, мосты и туннели были уже закрыты. В нашем конференц-зале был небольшой телевизор – он был окружен людьми, которые хотели узнать, что происходило. В 10 утра я сказала своей начальнице, что собираюсь ехать домой, на что она мне ответила, что это уже невозможно, все перекрыто.

Мой офис находился недалеко от Эмпайр Стейт Билдинг, и все предполагали, что это здание станет следующей целью.

Я была страшно напугана, так сильно, наверное, впервые в жизни, но не паниковала. Получить какую-либо информацию было очень сложно, сотовая связь прерывалась. Мой тесть работал на Уолл-Стрит, и мы не могли связаться с ним.

Я помню, что спустилась вниз, вышла на улицу, чтобы выкурить сигарету. Увидела людей – одни бродили в оцепенении, другие кричали и плакали, машины скорой помощи и полицейские машины неслись на юг. Все казалось нереальным. Это была смесь паники и неверия. Когда я смогла дозвониться мужу, то стала умолять его дождаться меня дома, не ехать за мной сюда.

Я могу продолжать до бесконечности говорить об этом роковом дне. Некоторые вещи расплылись в памяти, а некоторые очень ярки. Последнее, что я помню перед тем, как мне удалось выбраться из города, когда метро снова открылось в 1 час дня – я иду по направлению от 34-й улицы к 5 авеню, а навстречу летит огромный шар сажи.

Я увидела падение башен только, когда попала домой и включила телевизор. У меня не было слов. Мой муж вместе с одной из наших немецких овчарок участвовал в поиске жертв. У него после всего этого началась хроническая болезнь легких, а это на всю жизнь. Мы нашли моего тестя в тот день только к 10 ночи. Он позвонил нам из квартиры своего друга около Трейд Центра. Позже я узнала, что несколько человек, с которыми я училась в школе, погибли в тот день. Много полицейских, которых знал мой муж, тоже погибли в тот день. Американцы объединились в своем гневе и скорби в тот день, а 9.12.01 стал, наверное, последним днем, когда мы видели такое единение страны.

И именно после 11 сентября мой патриотизм возрос как никогда. Тогда я решила изучать всех кандидатов на политические посты. Я изучила стратегию Президента Клинтона и его предшественников. Я изучала все, что меня каким-то образом заинтересовывало. До всего этого моим самым большим интересом было все, что связано с музыкой. Я уже больше не голосовала за людей по таким легкомысленным причинам, как нравились или не нравились их жены или потому что они играли на музыкальных инструментах. Я наблюдала за праймериз обеих партий, а также за каждыми дебатами на национальном и на местном уровне. Я больше не пропускала никакие выборы. Я стала более ответственной в финансовом отношении, мы оплатили все наши долги и смогли сами купить дом. Мне удалось организовать успешный малый бизнес. Я осознала, что должна стать ответственным взрослым, чтобы добиться успеха.

С тех пор я перестала голосовать за демократов. Несмотря на то, что 11 сентября произошло во время президентства Буша, именно внешняя политика Клинтона и его решение уменьшить расходы на нашу оборону подтолкнули меня к этому решению. Я наблюдала за тем, как демократическая партия превращалась в смесь марксистов, фашистов и нацистов, толкающих нас в сторону социализма, коммунизма и полного авторитаризма. Я вижу, как демократическая партия ведет нас сейчас к Веймарской Республике.

Моим самым большим сожалением в жизни было то, что мы с моим мужем не могли иметь детей, но теперь я благодарю Бога за то, что он сделал нам такую услугу. Я бы не хотела, чтобы наши дети и внуки имели дело с тем, во что может превратиться наша страна, если все будет продолжаться таким же образом.

Между тем, либерализм для меня в прошлом. Я не могу назвать себя истинным консерватором. Скорее, я могу причислить себя к традиционным либертарианцам. И самое главное – я отношу себя к здравомыслящим американцам, любящим свою страну.

Ситуация с Афганистаном, все что связано с этим сейчас накануне 20-й годовщины событий 11 сентября, вызывает у меня, также, как у многих из нас, чувства, колеблющиеся между яростью, отчаянием и грустью.

Только в нашей стране граждане свободны в своем выборе ненавидеть ее. Безумные пробудисты с их культурой отмены проникли во все сферы – от школ до спорта. Когда людей нанимают на работу только по их внешнему виду, расе, гендерной принадлежности вместо их способностей, тогда бездарности занимают важные посты в правительстве, а это уже становится опасным для всех.

Я уже говорила, что, к сожалению, только такая катастрофа, как 11 сентября может встряхнуть и объединить людей, и я очень боюсь, что мы сейчас находимся накануне такой катастрофы.

И все это потому, что больше никто не задает никаких вопросов. А если вы вдруг сомневаетесь в мнении большинства, то вы оказываетесь в изоляции и подвергаетесь остракизму. Политизировано все – от COVID до учебников. Никто не верит нашему правительству, спасибо нашим подхалимским СМИ и оболваненному народу – «спасибо» критической расовой теории.

Откровенно говоря, я бы тоже стала такой оболваненной, если бы меня лично не затронули события 11 сентября. Я уже сказала, что легко быть либералом, пока жареный петух не клюнет, а он может клюнуть и очень больно, если люди не проснутся и не потребуют от лидеров и элиты ответов за каждый шаг.

Shari Forst. American Thinker. Перевод Эльзы Герштейн