Post-классический интер-дуэт

Заметки любителя музыки

Концертом российского виолончелиста Александра Загоринского и норвежского пианиста Эйнара Стин-Ноклеберга закрывался очередной сезон в Камерном зале Московской филармонии.

В первом отделении играли музыку великих итальянцев от Фрескобальди до Респиги, а во второй части концерта исполнили произведения современных композиторов. «На «бис» прозвучали две маленькие жемчужины популярного у слушателей репертуара, вроде мелодии из оперы «Орфей» Глюка.

Несмотря на то что в программке оба участника музыкального вечера представлены преподавателями музыкальных институций, у себя на родине и не только, в их интерпретации рождалась не сухая профессорская, сугубо академическая музыка, а то, в чем очевидным явилось совершенство владения инструментом, вкус к новому взгляду на известные шедевры мировой классики, эксперимент и уникальная свобода существования в музыке.

Перед зрителями возник и на протяжении всего вечера существовал уверенный и деликатный дуэт, где в некоторые моменты первенствовала виолончель, в другие – рояль, а потом они соединялись в удивительном унисонном бытовании.

Поражало и то, что опусы известных композиторов оказывались и свежими, неожиданно современными по восприятию исполнителями, и то, что музыка возникала так естественно и просто, как дыхание.

Широкий, теплый звук виолончели точно и легко сочетался здесь с чуть отстраненным, порой как бы аккомпанирующим роялем, в чем-то резонерским и немного амбициозным в некоторые моменты. А иногда звучащим исключительно камерно, по-домашнему, как в подтексте чеховских пьес. Виолончель тоже слышалась такой, какой могла бы быть в салонных или придворных концертах – искренней, душевной, трепетной и лиричной.

Для прошедшего в Камерном зале Московской филармонии концерта Александр Загоринский и Эйнар Стин-Ноклеберг выбрали произведения известных музыкантов (для первого отделения), но такие, которые не имеют статус хитов или шлягеров. Стоит заметить, что программа выстроена очень выверено и логично, почти в хронологическом порядке. Если не считать, что вещичка Фрескобальди исполнялась не в начале концерта, а перед произведением Респиги.

Это сольный опус для фортепиано нужен был для того, чтобы представить мастерство и манеру игры выдающегося норвежского пианиста, чье творчество напрямую связано с пропагандой наследия Грига.

Если говорить об общем впечатлении от всего концерта, то умиротворенность некоторых фрагментов сыгранных международным дуэтом (возник в 2002 году) произведений гармонировала со всей очевидностью с напряженностью, тревогой и чутким восприятием окружающего авторов и исполнителей мира.

Такой контекст задан был уже в открывавшем концерт опусе Вивальди – Соната №6 для виолончели и basso continuo си-бемоль мажор. Чередование медленных, меланхоличных и быстрых, мажорных частей прояснило философичность, даже метафизичность музыки классика, которая считалась праздничной, оптимистичной, полной радости и созерцательной наивности. Так, как соната № 6 открылась зрителям в тот вечер, Вивальди редко интерпретировался до того. Сохраненным здесь осталось все, свойственное его музыке. Но она стала возвышеннее, глубже и духовнее. За гармонией в любом смысле слова проступали драматизм и преодоление отчаяния.

Неожиданно что-то подобное услышалось и в «Une Larme” для виолончели и фортепиано Россини. Те же меланхолия, грусть, сожаление о чем-то утраченном. Но Россини не являлся бы самим собой, если бы в финале не вышел из печали к бравурному жизневосприятию всего и вся.

Если в опусе Вивальди первенствовала виолончель, то при исполнении Россини заявленной оказалась мощь рояля, торжество оптимистического начала.

В ходе концерта инструменты не просто оживали и звучали подобно человеческим голосам и чувствам, а и вступали в диалог друг с другом, иногда в конфликт, задавая произведению контрастность восприятия и интерпретации, но всегда в какой-то момент объединялись именно в дуэт. И их музыкальная состоятельность и полное и нерасторжимое единство снова и снова возникали с необыкновенной настойчивостью и раскованностью, или непосредственностью равноправных участников музыкального действа.

Интересным кажется и выбор реплик на произведения других композиторов.

Так, в первом отделении сначала сыграли Россини, потом «Вариацию на одной струне на тему из оперы Россини «Моисей», написанную Паганини. А затем «Воспоминания о «Трубадуре» Дж. Верди для виолончели и фортепиано Пиатти.

В показе переложение Паганини виолончель Александра Загоринского передавала тон и звук скрипки, а также любовь Паганини к виртуозности. В какой-то момент возникло ощущение, что играет виолончелист действительно на одной струне, нервно, блистательно и эффектно.

А в интерпретации Пиатти оперы Верди обратил на себя внимание мощный в некоторых местах, ювелирный по технике, ненапористый и даже романтичный рояль.

Оправданным завершением первой части дуэтного исполнительства стало Адажио с вариациями для виолончели и фортепиано Респиги.
Композитор, родившийся в конце девятнадцатого века и ушедший из жизни в год начала войны в Испании века двадцатого, передал в своем произведении и ужас Первой мировой войны, и предощущение Второй мировой войны, и апокалиптические ожидания начала века, его грозную и жутковатую поступь по судьбам стран и народов. В адажио чувствовалось и предвестие поисков музыкальных прошлого века с его авангардизмом, жесткостью, минимализмом и дисгармоничностью особого рода.

Таким образом, начавшись на метафизическом настроении Вивальди, концерт интер-дуэта завершил первую часть своего выступления на высокой ноте прозрения и пророчества, музыкального и гуманистического.

Если камертоном начала концерта можно назвать Сонату №6 Вивальди, то настоящим открытием вечера, концерта стало исполнение «Сонаты для виолончели и фортепиано» Леры Ауэрбах.

Перед ним музыканты сыграли короткий кунштюк «Catche!» для виолончели и фортепиано (2004) Скоуэна, который воспринимался в качестве интерлюдии и несколько равнодушно, мягко говоря, воспринят был зрителями. Тут все правильно представили исполнители, исходя из авторской воли. И вещичка Скоуэна правильно предваряла премьеру в России произведения Леры Ауэрбах. Тем не менее, несколько выбивалась из общей атмосферы музыкального общения, поскольку в ней заметным и значимым задавалось шоу, а не традиционное исполнительство.

Но все разочарования искупила соната Леры Ауэрбах.

Здесь диалог виолончели и фортепиано настолько очеловечился, что в нем явно проступало мужское (рояль) и женское (виолончель) начала. Наряду с воспоминаниями о давней и современной классике – тех же Вивальди или Шнитке. Это совершенно поразительная музыка когда-то советского вундеркинда из Челябинска, в самом начале девяностых оставшегося во время гастролей в Америке, и теперь во всем мире, кроме России, воспринимаемого в качестве гениального композитора.

Действительно, Валерия Ауэрбах изумительно играет классику, пишет нервную и очень чуткую ко времени, но и стоящую над ним, музыку, проявляя себя и в литературном творчестве.

Совершенно ясно, что ее соната, которую играли в зале на 100 мест, который открыли в качестве экспериментальной площадки в фойе престижного Зала имени Чайковского в Москве, настоящий и безоговорочный шедевр, отразивший прежде всего век двадцатый, как и взгляд не только на прошедшие достижения музыкального сочинительства, а и ощущение века двадцать первого, в начале которого Лера Ауэрбах выступила со своим сочинением в Карнеги-Холле.

Можно сказать, что если бы на прошедшем концерте Александра Загоринского и Эйнара Стин-Ноклеберга довелось бы услышать только произведение Леры Ауэрбах, которую практически не знают, скажем, больше, замалчивают в России, то и тогда посещение выступления дуэта замечательных музыкантов стало бы настоящим событием и раритетом.

Но тогда прозвучало столько хорошей музыке в качественном, аутентично современном исполнении, что сама встреча с обоими мастерами оставила очень сильное и благоприятное впечатление.

Они завершили концерт «Большим танго для виолончели и фортепиано» Пьяццолы, которое автор посвятил Ростроповичу.

В нем, в танго, написанном в Париже, слышались и настроения богемных кварталов культурной столицы Европы, и чувственность латиноамериканских ритмов и мотивов, как и некая грусть о чем-то ушедшем и невосполнимом, что и достаточно сообразно и превосходно подтвердила цельность и яркость программы того удивительного вечера, доказав, что любая музыка в правильном и соразмерном исполнении выходит актуальной, являясь классичной по сути, по природе своей.

В разговоре о вечере международного дуэта все же несколько слов обязательно надо сказать о Камерном зале Московской филармонии. Открыли его в декабре 2007 года, рассчитан он на исполнение камерной музыки любого рода – от классической до инструментальной. Зал очень уютный, с хорошей акустикой и позитивной аурой. Играют концерты здесь не так часто, как в Зале имени Чайковского или в трех залах Московской консерватории. Но каждый становится запоминающимся именно благодаря особой атмосфере зала, которая начинается с доброжелательности капельдинерши и архитектуры помещения, которая напоминает маленький театр в современном его бытовании.

Короче говоря, заключительный концерт сезона здесь прошел с исполнением прекрасной музыке в соответствующей ее органики исполнительской манере, что нельзя не отметить.

И это даже несколько неожиданно для привыкшей к шумным выступлениям звезд отечественной и мировой музыки Москве. Как раз в те дни, когда здесь идет на соседних площадках очередной конкурс имени Чайковского, лауреатом которого в свое время назван был Александр Загоринский. А Эйнар Стин-Ноклеберг победил еще в 1972 году на национальном конкурсе пианистов у себя на родине.

Талант и профессионализм обоих концертирующих музыкантов нашли еще одно подтверждение во время их московского июньского концерта 2015 года, который было бы правильно записать на диск, чтобы сохранить это ощущение праздника и соприкосновения с музыкой, звучащей так замечательно и искренно, как в первый раз.

Илья Абель