«Последняя точка…». Рассказ геолога

…Лёха закурил уже вторую сигарету, выпил стопку коньяка и нехотя начал рассказывать…

«…Как и когда Шеф стал начальником нашего отряда – это вообще отдельная тема, диссертацию-то он защищал по урану. Но, поскольку во времена своей работы «на уране» он отличался наличием собственного взгляда на «научные постулаты», a priori считаемые незыблемыми, то был, что называется, «отлучен от урановой груди» (а «на уране», что немаловажно, всегда вполне прилично зарабатывали), и «волевым решением руководства» был «сброшен» на марганцевую тематику.

Видимо тогда в Институте «сектор марганца» был нечто вроде «выселок», куда ссылали из уранового отдела (и не только) «неугодных» и «потерявших доверие».

Там же в свое время оказался и известный на весь Институт своей склочностью и скандальностью Ш., попавший в «сектор марганца» из-за серьезных разногласий (с точки зрения «секретности») с зам.начальника Первого отдела, небезызвестным Литкенсом Сергеем Евграфовичем, бывшим полковником НКВД, курировавшем, как Уполномоченный министра Госбезопасности (!) в Воронеже в 1949-50 годах так называемое «дело КПМ» («Коммунистической партии молодежи»). Исключенный после ареста Берии из партии, лишённый всех званий и наград, он, по «совету друзей», «исчез» в Сибири, а потом «воскрес», и с середины 50-х годов, вплоть до конца 80-х, вполне благополучно работал в Институте, сначала начальником геологической партии, а затем и зам. начальника Первого отдела.

Надо сказать на совести полковника НКВД С.Е. Литкенса, чья фотография сейчас «гордо украшает» холл Института, «умостившись» среди ветеранов, прошедших Великую Отечественную войну, есть и такая «деталь», как массовое уничтожение латышских детей, депортированных вместе с родителями из Латвии в 40-х годах, когда этот самый Литкенс, сам латыш по национальности, был «ещё» зам. министра МВД Латвии…

Так что, видимо «спор» между гвардии лейтенантом, бравшим Кенигсберг, неуживчивым, склочным и упрямым Ш., и бывшим полковником НКВД зашел слишком далеко, и Ш. также оказался в «секторе марганца». Но это так к слову…».

«…Итак, продолжим… Надо сказать и здесь, «на марганцевых выселках», Шеф, обладая незаурядным научным мышлением, опять покусился на «святая святых» – на собственно осадочную гипотезу Страхова и других «столпов советской литологии», и начал, как сегодня выражаются, «продвигать» свою, «гидротермально-осадочную» гипотезу генезиса марганцевых месторождений, в настоящее время, кстати, уже не вызывающую столь острой полемики.

Таким образом, вследствие своего столь активного противостояния «доминирующему в научных кругах мнению», а стало быть, и «Администрации Института», Шеф и оказался в конечном итоге начальником отряда, состоящим из пяти человек, четверо из которых, включая самого Шефа, являлись сотрудниками Института, ну и плюс – «наемный рабочий», в нашем случае – повариха. По сути – это была банальная ссылка…  Для Шефа…

…Итак, Южная Якутия… Июль месяц…».

…Лёха осушил вторую стопку и снова закурил…

«…И вот хочешь, верь ты в мистику, хочешь – нет… Слушай, что было дальше. В этот сезон наш отряд работал в тесном контакте с местными геологами, и это был последний сезон, последнее лето работ по теме Проекта. А Институт в те времена ещё по праву назывался Всесоюзным и научно-исследовательским…

Надо сказать, что работа в связке с «местными» давала нам «небывалую» мобильность и «чувство защищенности»… «Мобильность» была связана с наличием лодки «Казанка», оснащенной вечно барахлящим мотором «Вихрь», а «чувство защищенности» – с рацией «Карат» и ежедневными, большей частью абсолютно безрезультатными, выходами с её помощью «на связь» с руководством местной ГРП.

Итак, мы отработали почти два месяца, сплавляясь по Реке…

…Это была «последняя точка», запланированная нашим планом работ, где-то километрах в 100-120 ниже по течению Реки от Посёлка, и как раз там, где начинают появляться, если сплавляться вниз по течению от Города, ещё не столь выраженные, но уже приковывающие к себе внимание предвестники Ленских столбов…

…Что такое «Ленские столбы» надо бы рассказать отдельно, так как именно они, вероятно, и послужили основой всей той непонятной чертовщины в последний день работы на «последней точке»… Ну и привели ко всей этой мистической трагедии…

…Ленские Столбы представляют собой тянущийся на многие километры комплекс вертикально вытянутых скал, причудливо громоздящихся вдоль берега Реки, глубокой долиной прорезающей Приленское плато. Это вертикально стоящие скалы, изрезанные трещинами, пройти по ним, без специального снаряжения, практически нереально, и лишь у самой кромки воды, иногда можно пробрести по скользкой, отполированной водой Реки, а больше льдом, во время ледохода, водоприбойной нише… Высота Столбов до ста метров, но здесь они были и пониже и попроходимее, но все равно – соваться вглубь этих «зубов дракона»…

…Накануне вечером ни что не предвещало столь трагического завершения дня грядущего… Скорее наоборот… Хотя, возможно, я в чем-то и ошибаюсь… Это к вопросу о мистике…

Так вот, накануне вечером предстоящий день был объявлен нерабочим, выходным. И всё дело в том, что день трагедии, то есть завтрашний, выходной день, вероятно, всё же был изначально окрашен в траурные тона, поскольку являлся третьей годовщиной гибели сына Шефа.

Ведь самое удивительно то, что его сын погиб здесь же, в этих же краях, при банальном сплаве на лодке!!! Причем недалеко отсюда… Как это случилось, не узнает никто… И никогда… Лодку, целехонькую, нашли в нескольких десятках километров вниз по течению от тела, уже объеденного медведями, и опознанного только по фрагментам сохранившейся полевой сумки с размокшими документами и главное – по часам, подаренным сыну Шефом на восемнадцать лет… Часы-то были с гравировкой… Хорошие часы… Командирские… На металлическом браслете… Кстати, даже ходили, когда его нашли… Точнее то, что от него осталось… Часы эти потом вернули Шефу, и они всегда лежали рядом с фотографией его сына…».

…Лёха снова закурил…

«…И ты знаешь, мне кажется, Шеф так до конца и не поверил в гибель сына, и в душе считал, что тот просто сбежал (но зачем и куда???), а часы и сумку у него то ли украли, то ли он сам отдал кому-то… Вообщем, мол, сам всё и подстроил, чтобы исчезнуть навсегда… Генетическую экспертизу тогда ещё не проводили, а определить, что там осталось после медведей… Сам понимаешь…».

«…И вот ещё что… Несмотря на сложности со спиртным, Шеф в Якутске, ещё в начале сезона, какими-то неведомыми для нас путями, приобрёл ящик водки! Этот ящик был «абсолютно неприкосновенным» на протяжении всего периода нашего пребывания в «поле» и был, как все мы знали, предназначен именно для этого Дня…»

«…Вообще-то начальником отряда был Сашка, должность в те времена довольно странная, поскольку за все возможные последствия отвечает именно он, вся финансовая отчетность – на нем, а вот вся ответственность за осуществление научных работ лежит именно на Шефе, так как он – научный руководитель темы. Впрочем, обычная для Института практика… Впрочем для других институтов тоже… Такая же система была кое-где и в Академии наук».

«…Утро… Что заставило Шефа поутру, встав раньше всех, и дав нагоняй нашей поварихе, Оксанке, – студентке гидрометеорологического техникума, поднять нас на почему-то час раньше обычного и «погнать» в маршрут, так и осталось для всех загадкой.

Нагоняй был абсолютно несправедлив, поскольку подъём назначался на час позже обычного и вообще был объявлен выходной! А суть нагоняя ни в чём неповинной девчонке-поварихе – неприготовленный завтрак. И вышли мы «на маршрут», только попив чаю. Правда «мы» – это громко сказано….

Один из членов нашего отряда в тот момент находился в местных геологических фондах, другой – на базе ГРП. И, по сути, наш отряд на тот момент сократился до трех человек, ну и работающих с нами «в паре» двух местных геологов. Но их тоже не было, днём раньше они ушли на Базу. Так что в маршрут мы вышли с Шефом вдвоем… А местные геологи даже и не знали, что мы ушли…

Шеф почему-то не стал сообщать на базу, что мы ушли в маршрут, что тоже само по себе было странно и необычно…

…Маршрут-то был, надо сказать, не сложный. Километр-два вверх по течению и «вкрест», пройти берегом каких-то пять километров вниз по течению, найти подходящее обнажение, «прокапать» породы реактивом на предмет обнаружения в них марганца, отобрать образцы для дальнейших исследований… Обычная рутинная работа обычных рутинных полевых будней…

На пути следования наибольшую трудность, если в данном случае имеет смысл вообще говорить о трудностях, представляли многочисленные прижимы, образуемые практически отвесными скалами, подступающими непосредственно к воде. Они начинались практически от места расположения нашего лагеря и тянулись с километр вдоль берега. Но и сами эти прижимы, по большому счету, не представляли большой опасности, уровень воды в реке упал до своего сезонного минимума, и что нам грозило – так это замочить ноги, да и то – не выше чем по колено.

Утро было более чем приветливое… Солнце, легкий ветерок, а комары, прибитые ночным холодом, практически не досаждали.

…Но вот что совсем малопонятно…. Меня удивляла и, более того, настораживала, и даже, надо сказать, раздражала необычайная разговорчивость Шефа. Утреннюю его раздражительность, прямо-таки граничащую с грубостью, как рукой сняло… Он почему-то всё время улыбался, посмеивался невпопад… Даже шутил…

…Это я уже потом понял, в смысле, куда, почему, зачем… Но было-то уже поздно….

И вот что ещё странно… Вопреки своей обычной вальяжной «начальнической» манере идти впереди всех, сейчас он, там, где конечно позволяла местность, шел рядом со мной, хлопал по плечу, сыпал анекдотами и рассказами из собственной жизни, причем рассказами больше юмористического содержания… Но вот юмор… Юмор-то был понятен только ему… И у меня сложилось ощущение, что он шёл, не видя куда, не понимая зачем идёт, и что он так и не понял, что вышел в маршрут… Не было у него в голове маршрута, не было!!!!  Так, погулять вышел…

То есть сама работа, сам маршрут его, казалось, совершенно не занимал. А на его разговорчивость, что тоже непонятно, нисколько не влияла моя нарочитая молчаливость, вызванная вообщем-то непониманием складывающейся ситуации… Скорее наоборот…

Складывалось впечатление, что его вполне устраивало, что в нашем с ним «диалоге» участвует он один… Да и вообще меня здесь просто нет! В общем, я был настолько сбит с панталыку, что решил идти и помалкивать….

…Что понесло Шефа туда, вглубь Столбов, я не знаю… Не знаю до сих пор… Эту тайну он так и унес с собой… Неожиданно он, почти на полуслове замолчал, и рванул вперед. Шеф шёл впереди меня, и даже не шёл, а почти бежал, будто его что-то подгоняло, и пару раз я видел, что он чуть не соскользнул с еле видимой и ещё мокрой от росы тропки…

…Он вообщем-то уходил от Реки вглубь скал, и сложилось у меня такое ощущение, что вот теперь-то он точно знает куда идёт, хотя он и был здесь впервые…

…И он спешил, он очень спешил, да… Причем постоянно оборачивался и молча смотрел на меня, что мол, медленно идешь… А идти было неимоверно трудно, в любой момент можно было сверзиться вниз…

…Вверх и вбок от Реки… Шеф буквально бежал по этой козьей тропке, из-под ног сыпались камни, и как только он не падал, я же прижимаясь к скалам и стараясь уже не смотреть вниз, шёл за ним, отставая все больше и больше… В один «прекрасный момент», он вообще скрылся за поворотом… И тут я… Я жутко испугался… Потому что вдруг понял, что сам обратно просто не выберусь… А спуститься вниз, к Реке, было также сложно, как и подняться, если не сложнее… Вертикальные скалы, трещины, каменная крошка из под ног, опираешься рукой о стену, а у тебя из-под руки мило так вываливается кусок и летит вниз, увлекая за собой ещё с десяток… Плотнейшие кембрийские известняки, серого, темно-серого цвета, нагоняли на меня какую-то непонятную тоску, серую тоску… Я понял, сейчас что-то случиться, что-то произойдет…. Но не знал, даже не мог предположить что… И главное – чем «глубже» я забирался вслед за Шефом вглубь скал, тем менее мне хотелось идти за ним…

…Шеф молча ждал меня за поворотом тропки, примостившись на каком-то камушке, и сидя спиной к пятидесятиметровой пропасти. Он был необыкновенно бледен, и, несмотря на быструю ходьбу, даже, кажется, не запыхался. Я притормозил и, прижался спиной к скале, рюкзак очень мешал, но снять его было сложнее, чем стоять так… Я все-таки решил нарушить молчание и тихо, как можно спокойнее спросил: «Шеф, вопрос, а куда мы идём, и главное, зачем забрались в эти дебри???»…

То, что потом произошло, просто повергло меня в шок. Шеф неожиданно вскочил, покачнувшись, чуть не упал, но чудом удержал равновесие и почти взвизгнул: «Твое дело, Алексей, рюкзак таскать, а куда идём в маршрут, я решаю!». И это Шеф, обычно спокойный, ещё полчаса назад хлопавший меня по плечу и со смехом рассказывавший анекдоты.

«Пошли», – довольно грубо приказал он, – «и не отставай, я тебя ждать больше не буду!!! Времени у нас мало, очень мало!!!»… И пробурчал что-то, я толком не расслышал, типа «меня там ждут…». И тут я просто похолодел…

Что было дальше… Честно говоря, я даже и не помню точно… Но мистика… Мистика… Голову даю на отсечение, что там кто-то был… Я не вру – я его видел!».

Лёха снова закурил… Было видно, что руки у него дрожат… Он налил стопку, выпил, и, глубоко затянувшись сигаретой, каким то странно-тихим, уже хрипловатым  голосом стал рассказывать дальше.

«Ладно, по порядку… Идём мы дальше… И вроде как и полегче стало, и тропка пошире, и сыпало не так из-под ног, да Шеф как-то умерил темп и вообщем-то шёл уже еле-еле, постоянно оглядываясь по сторонам, будто высматривал или искал кого-то… То ли… Не знаю… Говорю – мистика… Мы остановились, точнее шеф резко остановился, и я чуть не наткнулся, не налетел на него. Дальше тропы не было! Точнее она была… Но метрах в двух… Надо было прыгать, что в принципе было нереально и невозможно…

И тут…»…

Лёха побледнел, снова закурил сигарету, посмотрел на остаток коньяка, налил, и залпом выпил…

«…На другой стороне тропы кто-то стоял!!! Убейте меня, но я его видел!!! Причем явно геолог – сапоги, энцефалитка, борода… Лица я его не разглядел, загораживала спина Шефа… Да и видел-то я его секунду… Может две… Но что я успел заметить точно – на руке того, стоящего на другой стороне, ярко блеснули часы! И тут Шеф с криком «Я пришел!» – сделал шаг вперед… Понятно, что было дальше… Шеф даже не вскрикнул, он катился и катился вниз, кровь брызгала во все стороны, а я стоял… Стоял и как завороженный смотрел, как он падает, катится вниз… Я даже слышал хруст его ломающихся костей… И я ничем, ничем не мог ему помочь! Я даже предположить не мог, что он прыгнет!

Очнувшись от ступора, я глянул на тропу, сказать тому, кто стоял, что надо помочь, надо что-то делать… Но там никого не было!!!!! Вообще… И стоять там было невозможно! Там была отвесная скала без всяких признаков тропы!!! То есть тропа кончалась на этой стороне!!! И всё… Но я же пять минут назад видел продолжение тропы! Видел!!! Что – скалы сдвинулись? Говорю – мистика!

Я думал, что я сошёл с ума, в голове всё вертелось, и главное – в глазах стоял тот самый геолог на тропе! Кто, как, что, мысли крутились  колесом, я попытался закурить, уронил и спички и сигареты вниз… Минут десять я стоял, прижавшись спиной к скале… Меня била дрожь, я был мокрый от пота… И мне было страшно… Такого страха я никогда больше не испытывал…

…Что было дальше… Знаешь, скажу честно – я не помню!!! Я не помню как, каким чудом спустился вниз, к телу Шефа, и понял, что он ещё был жив! Видимо, я кричал что-то, кого-то звал на помощь… Кого? Зачем? Кто ходит в этих скалах? Я не помню, как тащил на себе через эти жуткие скалы до лагеря искалеченное, изломанное тело Шефа… Не помню… Абсолютно!!!

В себя я пришел уже в лагере, и были там и геологи из местного ГРЭ, и весь наш отряд, и местное начальство, врачи, ну и конечно, местный участковый… Куда ж без него… Заплаканная Оксанка вливала в меня водку… Я пил – и не пьянел… И был уже вечер…

Шеф был жив, когда его доставили в больницу, и я, почему-то я, весь в его крови, грязный, меня шатало, но не от водки, нет, она просто на меня не действовала, тоже поехал с ним… Видимо никто не посмел мне отказать…

Ну а дальше… Долгие нудные допросы, подозрения, а не ты ли, мол, его спихнул, в общем, теребили весь отряд, нервы потрепали изрядно… Так наша «последняя точка» и закончилась… И «последняя точка» Шефа… Последний маршрут…

Шефа, изуродованного, но живого, без сознания (в сознание он пришел лишь через месяц) я сопровождал и в Москву, причём местные геологи выбили какой-то неведомый спецрейс, что мне вообще непонятно… Лето, разгар поля – и спецрейс в Москву! Такого, уж поверьте мне, а я в полях почти 30 лет, такого не упомню! И к спецрейсу сразу подогнали «Скорую», а я как был, в испачканной его кровью энцефалитке и сапогах, сидел с ним в больнице, в Склифе… Потом съездил домой конечно, переоделся, в Институт, то да сё, объяснительные пачками писал, Литкенс замучил «допросами», но а ночами я дежурил у постели Шефа… Месяц почти не спал… И всё – как в тумане… И пил… Жутко пил… Но опять – почти не пьянел…

…Шеф очнулся ночью… Его жена ушла поспать буквально минут двадцать назад, и я её сменил… И вот это тоже было страшно… Он открыл глаза, они жутко блеснули в темноте… Он пытался приподняться, что-то силился сказать, хрипел, сипел… И знаете какие были его первые слова? Я же говорю – мистика!!! Он прошептал: «…Это ты? Вот мы и встретились…». А потом… Потом… Он всё понял… И замолчал… Молчал он неделю… Так говорят… Я уже не мог с ним сидеть… Мне было просто страшно…

Шеф почти год провел в больнице, лечили его, как могли, подлатали, как могли, а потом и отправили домой. Институт от него сразу же открестился, типа сам нарушил «Правила техники безопасности», сам и виноват. Дали какую-то мизерную пенсию по инвалидности…

Да… Когда ему сняли бинты с головы – он был седой, абсолютно, совершенно седой…

Шеф прожил ещё несколько лет, даже ходить начал, но с большим трудом, но почти все время молчал… Смотрит в окно или на фотографию сына и молчит… Это было самое жуткое… Его молчание… Это была его «последняя точка»…

Да… Вот что ещё… Часы его сына, всегда лежавшие возле фотографии – исчезли! Жена клялась и божилась, что не брала, да и никто не смог бы их взять… Вот так… Я же говорю – мистика!»