Последний колонист

Так уж повелось, что у нас начальство не любят — как бы хорош ни был руководитель, а недовольные им всегда найдутся. Вот и неутомимый граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский не стал исключением — современники высказывали о нем и методах его работы великое множество противоположных и часто далеко не лестных мнений. Впрочем, о человеке лучше всего судить не по словам, а по делам, и здесь легендарный генерал-губернатор Восточной Сибири оказался на высоте, ведь благодаря его стараниям России было возвращено Приамурье, а позиции империи на Дальнем Востоке стали незыблемыми.

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Человек, которому суждено было приобрести у современников лестное прозвище «Петр Великий Восточной Сибири», родился 11 августа 1809 года и происходил из родовитой и известной, но не самой богатой российской дворянской фамилии. Отцом будущего генерал-губернатора был Николай Назарьевич Муравьев, сначала флотский офицер, а потом высокопоставленный чиновник. Мать Николая Екатерина Николаевна, которую он потерял в возрасте девяти лет, была дочерью адмирала Николая Семеновича Мордвинова.

Когда мальчик подрос, его вместе с младшим братом Валерианом отдали учиться в частный пансион Годениуса в Санкт-Петербурге, но там они пробыли недолго. В 1811 году император Александр I распорядился зачислить братьев в самое престижное учебное заведение тогдашней России — Пажеский корпус.

С бала на войну

В 1824 году у Муравьева началась придворная жизнь — он был возведен в камер-пажи и назначен к великой княгине Елене Павловне Романовой, незадолго до этого ставшей женой самого младшего брата Александра I — Михаила Павловича. А по окончании первым в списке своего выпуска Пажеского корпуса в 1827 году молодого человека произвели в прапорщики, и он поступил в лейб-гвардии Финляндский полк.

В течение следующих шести лет военная карьера Николая Муравьева была связана с участием в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов, за что отважный молодой офицер был удостоен нескольких наград, в том числе и ордена Святой Анны III степени, и чина подпоручика, а потом и поручика, а затем с Русско-польской войной 1830–1831 годов, во время которой он служил адьютантом генерала Евгения Александровича Головина. В 1833 году в чине штабс-капитана гвардии Му­равь­ев ушел в отставку, чтобы взять на себя управление казенным имением Стоклишки Виленской губернии, которое его отец, к этому времени совсем расстроивший свои финансовые дела, взял в аренду. Помещик, впрочем, из бравого гвардейца вышел плохой, и спустя пять лет, в 1838 году, Николай Николаевич вновь вышел на военную службу, теперь уже в чине майора. Его патроном стал тот же генерал Головин, с 1837 года — командир Отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющий гражданской частью и пограничными делами в Закавказье, при котором Муравьев начал служить офицером для особых поручений.

На опасном Кавказе, отнюдь не мирном в те годы, таланты Муравьева пришлись как нельзя кстати. Не склонный к интригам, враг коррупции, преданный своему делу, смелый, дисциплинированный, нрава решительного и крутого, но когда надо дипломатичный и всегда инициативный, Муравьев завоевал не только расположение сослуживцев и начальства, но и уважение горцев. Он начал стремительно продвигаться по службе — стал подполковником, потом полковником, в 1840 году был назначен начальником Второго отделения Черноморской береговой линии и, наконец, в 1841 году, не отметив еще и 32 лет, получил чин генерал-майора. Впрочем, Кавказская война для Муравьева — это не только чины и награды, коих за это время он был удостоен немало, но еще и лишения армейской жизни, боевые раны и острые приступы недолеченной в пылу службы лихорадки. Так, в 1844 году, серьезно подорвав свое здоровье, Муравьев был вынужден подать в отставку и уехал на лечение за границу.

Ангел Катенька

Пока Николай Николаевич залечивал свои раны на модных европейских курортах и думал о том, чем ему заниматься по возвращении на Родину, с ним приключилось событие, последствия которого благотворно сказались на его дальнейшей жизни, — он влюбился во французскую дворянку мадемуазель Катрин де Ришемон. Однако вслед за радостной встречей последовало горькое расставание — срок пребывания Муравьева за границей закончился, и он уехал, так и не сделав своей даме предложения.

На родине энергичного Муравьева не забыли, сначала, в 1845 году, он был причислен к Министерству внутренних дел. А спустя год назначен исправляющим должность военного и гражданского губернатора Тулы. Вслед за столь счастливым поворотом в карьере Муравьева в далекую Францию полетело письмо мадемуазель де Ришемон с предложением руки и сердца, а за ним пришел ответ с ее согласием. Вскоре в Россию приехала и сама Катрин, здесь она приняла православие и стала именоваться в честь матушки своего суженого Екатериной Николаевной. Венчание состоялось 19 января 1847-го в храме села Богородское под Тулой. Так был заключен очень счастливый, хотя и бездетный брак, продлившийся 35 лет.

В своей Катеньке, так стал именовать обожаемую супругу Муравьев, он обрел и ангела-хранителя, и верного друга, и дельного советчика. Француженка, последовавшая за любимым в далекую страну, твердо решила, что ее родина там, где ее муж. Вскоре после свадьбы молодая женщина выучила русский язык, стала говорить на нем и писать. Быстро поняв, что Муравьев отнюдь не тот человек, что пожертвует делом ради семейного счастья, Екатерина Николаевна смирилась с его фанатичной преданностью работе, которой он отдавал большую часть своей жизни, и частыми долгими командировками по Тульской губернии. Узнав же о назначении мужа генерал-губернатором Восточной Сибири, госпожа Муравьева без раздумий собралась вместе с ним в этот суровый заснеженный край. А там Екатерина Николаевна не пожелала ограничиваться ролью первой дамы Иркутска, административного края губернии, а разделила со своим неутомимым спутником жизни все тяготы его службы. Шутка ли сказать: эта утонченная француженка упросила мужа взять ее с собой в его знаменитую первую экспедицию на Камчатку и мужественно преодолела тысячи верст труднейшего и для мужчин пути — на лошадях, на тарантасах, на лодках, на кораблях. Верной спутницей Муравьева жена была и в других его путешествиях.

Николая Николаевича многие современники не жаловали, но Екатерина Николаевна пользовалась всеобщей любовью, и не только потому, что была красива, умна и любезна в обхождении. Ко всем прочим достоинствам у Муравьевой было еще и доброе сердце. И она умела влиять на своего благоверного. Лишь ее слушался этот амбициозный, горячий и скорый на расправу за провинности (иногда и ошибочные) гордец, и ох как много голов спасло в свое время от его жестокой расправы своевременное заступничество этой кроткой и разумной женщины.

Из Тулы — в Иркутск

Вскоре после своего назначения тульским губернатором Муравьев обратил на себя внимание императора Николая I, подав ему обращение от нескольких помещиков своей губернии, где писалось о необходимости освобождения крепостных крестьян. За те весьма сдержанные предложения Муравьева царь стал именовать его «известным либералом и демократом» (что в устах Николая Павловича вряд ли было похвалой — этих господ государь по понятным причинам недолюбливал). Однако Николай I начал присматриваться к Муравьеву как к управленцу и наводить о нем справки, в том числе и у бывшей патронессы Николая Николаевича великой княгини Елены Павловны, ум и советы которой ее венценосный «брат» ставил очень высоко.

В начале осени 1847 года, проезжая через Тульскую губернию, император пожелал лично встретиться с губернатором. То, что произошло на этой аудиенции, вошло в историю. Сразу же после приветствия Николай I поздравил ничего не ожидавшего Муравьева с новой должностью — исполняющего обязанности генерал-губернатора Восточной Сибири (Иркутским и Енисейским генерал-губернатором, как тогда еще говорили).

Ох, сколько шума наделало это назначение! Ведь в России тогда было всего десять генерал-губернаторов, должностных лиц с чрезвычайными полномочиями, подчинявшихся непосредственно государю, все — люди, умудренные опытом, сановитые и с сединами. А тут 38-летний «мальчишка», только год управлявший губернией, без особых заслуг и больших связей получает в свое распоряжение огромный регион, простирающийся от Красноярска до Камчатки и Чукотки. Край был, безусловно, проблемный (этот богатый регион давал казне мало дохода — из-за процветавших здесь, вдалеке от столицы, злоупотреблений и коррупции, да и ссыльных, в том числе и политических, тут было много, и с государственными границами дела обстояли непросто), но перспективный, а для людей, не брезгующих источниками доходов, чрезвычайно интересный. Недаром предшественник Муравьева генерал-губернатор Вильгельм Яковлевич Руперт, закрывавший глаза на проделки местных золотопромышленников, откупщиков и попустительствующих им чиновников, по результатам сенатской ревизии был вынужден подать в отставку.

Получив назначение, новоиспеченный генерал-губернатор углубился в книги, исследования и отчеты, чтобы досконально изучить особенности вверенного ему региона. На это ушло несколько месяцев, а потом чета Муравьевых отправилась в дальний путь и в начале 1848-го прибыла в Восточную Сибирь. Первые встречи с местными воротилами и высокопоставленными чиновниками сразу же показали последним, какую политику будет вести новый «хозяин» края. По дороге в Иркутск Муравьев уклонялся от пышных чествований, которые пыталась устроить ему местная знать, а свой первый прием подчиненных в Иркутске провел деловито и сухо, не подав никому из местных чиновников руки. Тем самым новый генерал-губернатор давал понять: круговой поруки при нем не будет. А затем началась смена кадрового состава — старые чиновники, о злоупотреблениях которых Муравьев собрал исчерпывающие сведения, один за другим лишились своих постов, а на их место пришли новые люди — поначалу бывшие сослуживцы Муравьева по Кавказу и Тульской губернии, потом «золотая молодежь» из Санкт-Петербурга, члены семей ссыльных декабристов и петрашевцы. С этого Муравьев начал в Восточной Сибири свои знаменитые преобразования, коснувшиеся как экономической жизни в регионе и его административного устройства, так и геополитических вопросов.

Наше!

«Сибирью владеет тот, у кого в руках левый берег и устье Амура», — обмолвился в одной из своих записок будущий граф Муравьев-Амурский. И как известно, главной заслугой 14 лет его генерал-губернаторства считается окончательное присоединение к России Приамурья и Приморья.

Россия, чьи землепроходцы начали осваивать побережье Амура с середины XVII века, в 1689 году по условиям Нерчинского договора эти территории потеряла. Левый берег Амура, бассейн Амура, в том числе и его устье, отошли к Китаю, Россия лишилась даже возможности использовать реку как водную магистраль. В то же время земли, расположенные в низовьях Амура, оставались неразграниченными, да и Китай, давший в свое время обещание не заселять этот край, не очень интересовался Приамурьем, предпочитая иметь его в качестве своеобразной буферной зоны. В течение двух веков перед российскими властями то и дело вставал так называемый амурский вопрос — возвращение земель, расположенных вдоль реки Амур, окончательное установление границ и использование реки Амур как судоходного пути к дальневосточным морям, но его решение все откладывалось. Между тем Дальним Востоком и Приамурьем все активнее стали интересоваться другие державы, прежде всего Великобритания и Франция, а также Соединенные Штаты, а это грозило национальной безопасности империи. И к середине XIX века амурская проблема стала одной из первостепенных для России, и неудивительно, что вместе с должностью генерал-губернатора Восточной Сибири Муравьев получил от царя и негласные полномочия по решению амурского вопроса, сначала очень осторожные, поскольку большой ссоры с Китаем правительство не хотело.

В «завоевании» Приамурья большую помощь Муравьеву оказал капитан Геннадий Иванович Невельской, с которым он познакомился в Санкт-Петербурге еще до своего отъезда в Восточную Сибирь. Отважный моряк был одержим идеей, что устье Амура доступно для морских судов, а Сахалин — не полуостров, как считалось тогда, а остров, который разделяет с материком пролив. Все это Невельскому удалось с триумфом доказать во время экспедиции 1849 года, когда он, командуя транспортным судном «Байкал», самовольно, но с одобрения и при полной поддержке восточносибирского губернатора, также действовавшего на свой страх и риск, вошел в устье Амура, изучил его и поднял здесь российский флаг. Эта дерзость сошла капитану и генерал-губернатору с рук, и в следующем году Невельской вновь приплыл на Дальний Восток и опять по собственному почину объявился у устья Амура, основав здесь российское поселение — Николаевский пост, будущий город Николаевск (ныне — Николаевск-на-Амуре), до 1870 года — главный российский порт на Дальнем Востоке. И несмотря на недобрый шепот некоторых петербургских сановников, не желавших прямого конфликта с Китаем, действия Невельского были одобрены царем.

После этого Невельской перебрался на Дальний Восток и вместе с Муравьевым занялся колонизацией Приамурья. Вскоре Муравьевым были организованы знаменитые сплавы по Амуру, в ходе которых происходило исследование реки, основывались русские поселения и посты. Тремя из этих сплавов руководит лично генерал-губернатор, проявивший помимо многих других своих достоинств и недюжинный талант путешественника. Всего, как подсчитали исследователи, за время своего губернаторства в Восточной Сибири Муравьев «отмотал» по делам службы не менее 120 тысяч верст.

Стоит отметить, что первое путешествие по вверенному ему краю Муравьев совершил вскоре после своего там появления. В 1849 году он организовал поездку на Камчатку, став первым руководителем региона и крупным государственным чиновником, лично посетившим эту далекую землю. Во время этого путешествия порт из Охотска был перенесен в Петропавловск (ныне Петропавловск-Камчатский), затем началось военное укрепление Камчатки. Недалекое будущее показало правоту Муравьева — с началом Крымской войны тихоокеанскими владениями России заинтересовались наши противники, англичане и французы, и в августе — сентябре 1854 года англо-французская эскадра пыталась взять штурмом Петропавловск и потерпела поражение от существенно уступающего им в численности гарнизона. Потом, правда, российские войска покинули порт, предусмотрительно разобрав все военные сооружения и здания, так что появившийся здесь вскоре противник нашел порт пустынным и был вынужден уйти восвояси.

Укрепление позиций России в При­амурье и Приморье сопровождалось административными преобразованиями. В 1851 году в составе губернии были выделены Забайкальская, Камчатская, Якутская области, в 1856-м — Приморская область, а в 1858-м — Амурская область. Специально для укрепления российских границ и колонизации новой территории в 1851-м создали Забайкальское казачье войско, к которому были причислены крестьяне Нерчинских горных заводов и их земли, а в 1858 году — Амурское казачье войско. Также генерал-губернатор занимался экономическими преобразованиями в Восточной Сибири — в частности, ввел взамен бартерной свободную торговлю в Кяхте, давнем центре российско-китайской торговли, утвердил здесь в 1851 году Кяхтинское градоначальство и разрешил частную золотодобычу в Забайкалье.

Юридический статус приамурских владений России был закреплен во время третьего сплава Николая Николаевича по Амуру, в мае 1858 года, и в китайском городке Айгун. Документ, под которым поставил свою подпись Муравьев, устанавливал российско-китайскую границу по реке Амур, при этом ослабленный «опиумными войнами» с Великобританией Китай признавал право России на ее левый берег. В честь этого радостного события ближайшая к Айгуну российская станица, один из многих известных и ныне населенных пунктов, основанных Муравьевым на Дальнем Востоке, — Усть-Зейская, была переименована в Благовещенск. А в августе того же года Муравьев за свои заслуги получил чин генерала от инфантерии и был возведен в графское достоинство с присоединением к его фамилии слова «Амурский».

Спустя два года, в ноябре 1860-го, при непосредственном участии графа между Россией и Китаем был заключен еще один договор, Пекинский, окончательно закрепивший восточную границу между двумя государствами.

После этого граф Муравьев-Амурский еще год оставался губернатором Во­сто­чной Сибири, но многие его начинания не были поддержаны молодым императором Александром II. К тому же всесильный генерал-губернатор все чаще подвергался критике общественности и некоторых коллег за слишком агрессивную политику по захвату новых земель, самоуправство, фаворитизм, невнимание к подчиненным, популизм. В конце концов в начале 1861 года граф подал в отставку, и она была принята. Соответствующий приказ Царь-освободитель подписал в символичный для России день –19 февраля 1861 года, тогда же, когда и Манифест об отмене крепостного права. Впрочем, покидая Восточную Сибирь, Николай Николаевич оставил свое дело в надежных руках. По рекомендации Муравьева новым генерал-губернатором края был назначен его давний подчиненный Михаил Семенович Корсаков.

В памяти современников и потомков

После отставки Николай Николаевич присоединился к своей супруге, уже несколько лет по совету врачей жившей во Франции (суровый климат вконец расстроил здоровье Екатерины Николаевны) и видевшейся с мужем лишь во время его нечастых отпусков. Здесь и прошли последние два десятилетия жизни графа.

В Восточной Сибири и на Дальнем Востоке граф Муравьев-Амурский так никогда больше и не побывал. Да и в Санкт-Петербург он приезжал нечасто и ненадолго — только чтобы принять участие в очередном заседании Государственного совета, членом которого его сделали после отставки. Скончался же Николай Николаевич Муравьев-Амурский 18 ноября 1881 года в Париже и был похоронен на Монмартрском кладбище.

Спустя десять лет после смерти графа в основанном в «муравьевский век» Хабаровске на берегу Амура был воздвигнут ему памятник, автором которого стал знаменитый скульптор Александр Михайлович Опекушин. Увы, бронзовый монумент человеку, стараниями которого Россия утвердилась на Дальнем Востоке, простоял лишь до 1925 года. Советская власть посчитала его неинтересным и отправила на переплавку. Вместе с работой Опекушина металлоломом стали и пять окружавших монумент памятных досок, увековечивающих имена тех, кто участвовал в присоединении к России Приамурья. Историческая справедливость восторжествовала в 1992 году, когда памятник Опекушина был воссоздан по авторской модели, хранившейся в Русском музее. Средства на восстановление монумента снова собрали общественными пожертвованиями. За год до того граф Муравьев-Амурский «вернулся» на Дальний Во­сток. В 1991 году его прах был перенесен с Монмартрского кладбища в еще один основанный им славный город — Владивосток.

 

Анастасия Саломеева, “Босс”

 

.
.
.

Подпишитесь на ежедневный дайджест от «Континента»

Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.