Почему Россия не креативит

Что ждет человечество в будущем? Грозят ли ему войны и кризисы? А может, напротив, планета станет более благоустроенной? Сможет ли Россия вписаться в новую обстановку или пойдет своим путем? “Росбалт” продолжает публикацию цикла статей “Мы не узнаем наш мир”.

Американский социолог Ричард Флорида в книге “Креативный класс” предложил проделать любопытный мысленный эксперимент. Давайте представим себе, что один американец оказался заброшен из начала ХХ века в 1950-е гг., а другой – из 1950-х в начало XXI столетия. Какой из них испытает больший шок от увиденного?

Новые люди нового мира

На первый взгляд, ответ очевиден. В 50-е машины заполонили все улицы больших городов. Гражданская авиация избороздила небо. В квартирах появилась бытовая техника, а в супермаркетах – такие усовершенствованные продукты, как растворимый кофе или замороженные овощи.

За следующие 50 лет Америка не сильно продвинулась в плане создания всякого рода технических диковинок. Ускорились автомобили и поезда, вместительней стали самолеты, компьютеры оснастили рабочие места, но в целом при анализе технического прогресса не возникает ощущения, будто бы мир стал совершенно иным.

Впрочем, если бы человек 50-х пожил какое-то время в XXI веке и посмотрел на изменения в образе жизни, он обнаружил бы разительные новшества. Трансформировался весь стиль человеческого существования. Люди, которые в начале и в середине ХХ века были привязаны к станку или к офисному столу, стали пользоваться гибким рабочим графиком, а то и вовсе трудиться дома. Индивидуальность и самовыражение стали поощряться больше, чем соблюдение организационных норм. Строгая офисная одежда отступила перед стремлением носить джинсы и легкие рубашки. Стандартное предпочтение, оказываемое белым мужчинам англо-саксонского происхождения при назначении на управленческие должности, ушло в прошлое, поскольку личные заслуги стали цениться больше формальных критериев отбора.

Словом, производственная атмосфера оказалась намного свободнее. А для некоторой части общества теперь вообще трудно провести границу между работой и отдыхом, поскольку и то, и другое превратилось в способ самовыражения.

Свободные люди со свободным образом жизни создали персональные компьютеры, мобильную связь, цифровые и био технологии. Они разработали и усовершенствовали множество продуктов, обращающих на себя внимание не только техническим уровнем, но и широким ассортиментом. Создателей всего этого разнообразия Флорида назвал креативным классом. Между тем, что делает этот класс, и тем, как он живет, есть, по всей видимости, непосредственная связь.

Как возник креативный класс

Почему появляется креативный класс и почему его значение будет, скорее всего, увеличиваться в дальнейшем? Дело в том, что в экономике с каждым годом крутится все больше “дурных” денег, т.е. тех, расходование которых жестко не предопределено. Потребитель готов их потратить, однако, пресытившись имеющимися благами, не знает толком, как это сделать. И в этой ситуации он с радостью выложит кругленькую сумму креативщику, который придумает новую потребность и завернет ее в столь привлекательную обертку, что покупатель почувствует удовольствие от очередного поворота шоппинга.

Как тратило деньги старое индустриальное общество? Число пресыщенных богачей было сравнительно мало. Основная же масса перебивалась с хлеба на квас. И если вдруг эта масса повышала свое благосостояние, производитель точно знал, на что она готова потратить свои кровные. Строительство домов, выпуск колбасы, открытие новых ресторанов или сапожных мастерских – все приносило доход, поскольку набор потребностей был узок и хорошо предсказуем. Креативить порой тоже надо было, однако с этой задачей легко справлялся хозяин бизнеса, лично решавший, в чем будет “фишка” его нового пивного бара.

Потом наука сформировала иные потребности. Автомобиль, телефон, бытовая техника и все прочее требовали креатива в невиданных ранее масштабах. Однако в условиях массовых потребностей на первый план среди креативщиков выходила узкая группа инженеров, изобретавших принципиально новый продукт. А когда этот продукт появлялся, раскручивалось массовое, стандартизированное производство. Ясно было, что, скажем, спрос на авто не насытится, пока последний имеющий деньги оболтус не получит возможность лично сесть за баранку. Поначалу автопроизводители вообще не гнались за разнообразием продукции, полагая, что главное – технические возможности машины. И лишь во второй половине ХХ века массовое стандартизированное производство стало приспосабливаться к личности потребителя.

Почти столетие экономика развивалась по четкой схеме: идея – воплощение – массовое производство – насыщение рынка. Сегодня же ситуация стала иной. В развитых странах люди настолько разбогатели, что принципиальные технологические прорывы не поспевают за увеличением толщины кошельков потребителей. Все меньше становится очевидных приобретений. То есть таких, в целесообразности которых никого не надо убеждать.

Ясно, что каждому нужен телефон. Подавляющему большинству не повредит сотовый, поскольку редко кто сейчас полностью привязан к одному месту. Возможно (хотя уже не очевидно), что большинство предпочтет иметь максимально компактную модель. Но когда рынок компактных, удобных в обращении мобильных телефонов до предела насыщен, вопрос о том, как втюхивать потребителю принципиально новый продукт становится чрезвычайно сложным. Во всяком случае, до тех пор, пока не произойдет такой технологический прорыв в сфере телекоммуникаций, который сразу заставит миллионы людей раскошеливаться.

И вот тут-то вступают в игру креативщики. Имеется множество способов раскрутить потребителя на бабки, однако особенность нашей эпохи в том, что разные группы потребителей способны клюнуть на разные стимулы. Современный насыщенный рынок быстро индивидуализируется. Одним нужно сочетание ряда функций, другим – максимальная компактность, третьим – привлекательный дизайн. Есть те, кому ничего особо не нужно, но они гонятся за модой. А для некоторых обладание определенной вещью – признак крутизны, т.е. способ повысить самооценку. Причем сам потребитель не знает, за что он готов платить, до тех пор, пока креативщик не объяснит ему это.

И так обстоит дело в десятках, если не сотнях сегментов рынка. Тому, кто хочет тратить деньги на путешествия, надо предложить идею и маршрут, которые еще не приелись. Того, кто чудесам реставрации памятников предпочитает чудеса ресторации, надо пригласить в такой ресторан, где старый продукт не приелся в прямом смысле этого слова. Кого-то можно заинтересовать нестандартным спортом вместо наскучивших пробежек по соседнему парку. Кого-то – коллекционированием таких вещей, которые никому еще не приходило в голову собирать. Да, кстати, современное искусство – тоже креативный продукт. Если убедить потребителя в появлении нового Пикассо, можно продавать ему весьма экзотические холсты по весьма экзотическим ценам.

В общем, сейчас сформировать идею о том, как можно потратить деньги новым способом, зачастую важнее, чем разработать продукт, которого раньше не было в принципе. На этой базе и формируется креативный класс – миллионы людей, чья работа состоит не в том, чтобы выполнять инструкции боссов, а в том, чтобы самостоятельно порождать идеи, которые можно продать.

Офисного человека и креативщика традиционно относят к среднему классу, однако такая классификация бессмысленна. Они абсолютно различны по поведению, по характеру трудовой деятельности, по образу жизни, по способу получения дохода и многим другим параметрам. Роль креативного класса в XXI веке наверняка будет возрастать, поскольку в мире существует множество еще не возделанных “полей чудес”, с которых можно получить хороший доход, если объяснить потребителю, что именно там стоит зарыть свои денежки.

Мы засиделись в прошлом

Несмотря на некоторую иронию, пробуждаемую действиями креативного класса, следует признать, что именно он, по большому счету, меняет наш мир. Пусть даже на десять идей, позволяющих облегчить кошелек потребителя, придется лишь одна, которая качественно усовершенствует жизнь человека.

Если миллионы молодых людей понимают, что креатив одновременно интересен и доходен, они с университетской скамьи устремляются именно в эту сферу и порождают, помимо прочего, важнейшие технические открытия. Креативный класс формирует креативную атмосферу жизни, которая, собственно, и рождает все, что нам нужно: от удобной схемы организации городской жизни до новейших видов вооружений, способных защитить страну от агрессора.

Нетрудно понять, что расширение креативного класса требует максимально возможной свободы. Собственно говоря, этот класс вообще может сформироваться лишь там, где существует минимум ограничителей, выстроенных государством или отдельными его представителями. Ни государство в целом, ни отдельный чиновник не понимают, где, как и когда произойдет креативный прорыв. Если бы понимали, то наиболее развитыми были бы страны, где вместо креативного класса существуют креативные департаменты разного рода министерств, где клерки по приказу начальства выдают одно за другим гениальные изобретения. Однако социальные системы с подобной организацией креатива (социализм, национал-социализм, фашизм, хустисиализм, чучхе и т.д.) давно уже обанкротились.

Либо мы предоставляем обществу максимально возможные свободы — и тогда в нем формируется креативный класс XXI века, либо мы дозируем свободы в духе XIX – ХХ веков — и тогда имеем экономику прошлых столетий. В такой ситуации потенциальные креативщики либо съезжают за рубеж, либо спиваются, либо креативят в области распилов, откатов и наездов, где их способности всегда будут востребованы.

Сегодня Россия вполне осознанно выбирает второй путь развития. Многочисленные слова Дмитрия Медведева о свободе так и остались словами. На деле у нас функционирует комплексная, четко продуманная система ограничения свобод, чрезвычайно удобная для консервации политического режима, но неприемлемая для адаптации к потребностям экономики XXI века.

Весьма характерна, например, ситуация с гомофобским законодательством. Ричард Флорида показал, что в США именно в тех местах, где сложилось наиболее толерантное отношение к геям, складывается и наиболее благоприятная атмосфера для креативной деятельности. Причем совсем не потому, что геи являются самыми лучшими креативщиками. Просто гомофобия – лакмусовая бумажка, по которой интеллектуалы XXI века судят о наличии свобод в целом. Если в данном городе сложилась нормальная атмосфера для творчества и для отдыха, то там наверняка и к представителям сексуальных меньшинств относятся толерантно. А если существуют проблемы у геев, то, видимо, в той или иной степени будут проблемы со всеми свободами, которые требуются для креатива.

Россиийская стратегия привлечения специалистов полностью сформирована прошлыми столетиями. Состоит она в том, что за деньги можно купить любые мозги. Причем за очень большие деньги – очень большие мозги. Но опыт функционирования креативного класса в Америке показывает, что свободное творчество требует не только денег, но и определенного образа жизни. Если же человек “клюет” только на финансовый аспект, то велика вероятность, что с креативом у него окажется туго.

В общем, сегодня в нашей стране сложилась интеллектуальная атмосфера, которая по одним параметрам была характерна для Америки и Европы 50-х гг. ХХ века, а по другим – даже для 30-х. И самое грустное — убеждать сторонников идей прошлого в том, что их энергичная патриотическая деятельность тормозит развитие (в том числе, в военно-технической области), совершенно бесполезно. Для тех, кто считает основой развития иерархические системы с жестким подчинением начальству и с предоставлением минимума свобод творческой части общества, философия креативного класса практически недоступна. Людям, которые считают развитие следствием четкого исполнения команд, трудно примерить на себя образ жизни той части общества, что творит благодаря внутренним импульсам и стимулам, создаваемым на свободном рынке.

Дмитрий Травин, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
rosbalt.ru