Почему доверие американских подростков стоит дороже $3 млрд

Успех мессенджера Snapchat показывает, что модный интернет-проект может заинтересовать инвесторов и без внятной бизнес-модели

В среду, 13 ноября, The Wall Street Journal сообщила, что основатель компании Snapchat, 23-летний Эван Шпигель, отказался от предложения Марка Цукерберга продать компанию за $3 млрд. На тот момент Snapchat занимал 1173-е место по числу загрузок в российском магазине iOS-приложений. Новость подняла его на 263-ю позицию – чудесный взлет для мессенджера, которым у нас мало кто пользовался.

Я тоже скачал себе Snapchat. Из более 1000 контактов в моем мобильном телефоне приложение оказалось установлено у семерых. Не думаю, что эти люди – серьезные, взрослые, при должностях – им пользуются: тоже, небось, заинтересовались $3 млрд Цукерберга. Штучка откровенно и недвусмысленно подростковая. В ней можно посылать друг другу фотографии и видео, которые через несколько секунд – от 1 до 10 – самоуничтожаются. Для чего нужен такой сервис? Первое, что приходит в голову, – подростковый флирт с пересылкой возбуждающих фоток и сообщений, которые не должны увидеть предки, когда будут копаться в телефоне. В английском существует термин – sexting. Когда Шпигеля обвиняли в том, что именно для этого он и создал приложение, он отмахивался: мол, зачем это, когда можно заниматься настоящим сексом.

Но в том-то и дело, что тинейджерам можно не всегда.

Конечно, Snapchat используют и для других целей, но они тоже непонятны взрослому. Только нынешнее поколение растет с неудержимой потребностью фиксировать каждый свой шаг: что видишь вокруг, что ешь, чем занимаешься. Snapchat делает фиксацию такой же краткосрочной, эфемерной, как сам опыт. «Истории» – серии фотографий или видеоклипов – пополняются и хранятся 24 часа. Знакомые могут заходить в твой профиль и отслеживать твою жизнь (помните, в раннем Фейсбуке тоже надо было навещать «стены» знакомых, чтобы быть в курсе их дел?).

В Snapchat концепцию обдумали с экзистенциальной точки зрения. Штатный социолог Snapchat Натан Юргенсон писал в блоге проекта: «Социальные медиа сейчас в подростковом возрасте, но они пока не приспособлены для подростков как таковых… Требование существующих социальных сетей, чтобы пользователи навсегда сохраняли и демонстрировали информацию о себе, вредит бесценной игре идентичности. Иначе говоря, многие из нас хотят, чтобы социальные медиа были больше похожи на парк, чем на торговый центр. Чтобы они были менее стандартизированными, зажатыми, охраняемыми. Парк – это место, где иногда можно делать глупости».

Философия, иными словами, у проекта есть, а бизнес-модели нет. Компании пытаются использовать Snapchat для рекламы. Например, интернет-магазин одежды Karmaloop затеял постить фотки с намеками на секс – и обзавелся в специфической соцсети 2000 френдов. Но сам Шпигель с монетизацией не торопится: в сегодняшней Кремниевой долине в твой проект, набравший популярность у пользователей, скорее вложат деньги до того, как ты сделаешь первую попытку заработать, чем после первых неудач на этом пути.

Так за что Цукерберг предложил $3 млрд? За популярность у молодых американцев (по данным социологической службы Pew, 26% интернет-пользователей США в возрасте 18-29 лет используют Snapchat)? Такое объяснение было бы не совсем логичным: 43% этой возрастной группы использует Instagram, еще в прошлом году купленный Facebook за $1 млрд и продолжающий наращивать пользовательскую базу (сейчас это уже больше 150 млн человек), так что у компании нет необходимости тратить много денег на проникновение в этот сегмент.

Может быть, тогда за сам продукт? Ни в коем случае.

В прошлом году Facebook всего за 12 дней клонировал Snapchat, создав собственное приложение с таким же функционалом под названием Poke. Оно до сих пор доступно в AppStore, но никто им не пользуется: не модно.

Собственно, за моду Цукерберг и хотел заплатить. Facebook стал таким большим, что в нем теперь обретаются родители, а то и бабушки с дедушками. Есть даже блог на Tumblr под названием «Блин, мои родители теперь в Фейсбуке» – там скриншоты с примерами нелепого вмешательства предков в подростковую жизнь. Любой сервис под маркой Facebook для этой аудитории не просто подозрителен – он никогда не будет «в тренде».

Цукерберг теперь понимает, что, хотя он мог бы за несколько недель, в худшем случае месяцев, воссоздать любой из популярных у молодежи социальных сервисов – и технические задачи, и идеи у них не то чтобы запредельно сложные, – ему нет смысла это делать. Экспансия и коммерциализация сделали марку Facebook одной из самых дорогих в интернете, но убили ее привлекательность для стремящихся быть модными подростков.

Цукерберг готов не только платить высокую цену за «трендовые» марки, но и бережно с ними обращаться. Позволил же он Instagram сохранить операционную независимость и даже с монетизацией не стал торопить – реклама появится в этой сети лишь в следующем году. Основатель Facebook старается не спугнуть капризную моду. Так что Шпигелю наверняка ничто не помешало бы развивать сервис и после продажи. Он, однако, тоже все понимает про моду: если ее можно продать за $3 млрд одному Цукербергу, то инвесторы на бирже заплатят неизмеримо больше. В этом можно было только что убедиться на примере Twitter, еще одного сервиса с «недоказанной бизнес-моделью», но с ясной философией и без «родительской» стигмы Фейсбука.

forbes.ru

.
.
.