Первая поправка

Американский эксперимент, часть вторая

Первые тринадцать американских штатов, едва проголосовав за Конституцию, уже через год предложили двенадцать поправок, из которых, правда, утвердили только десять, что слегка напоминает знаменитую сцену из фильма Мела Брукса «History Of The World, Part I», когда Моисей, в исполнении вышеупомянутого Мела Брукса, нес евреям не десять, а пятнадцать заповедей на трех каменных дощечках, но одну из них случайно разбил. Эти десять поправок, как известно, называются Bill of Rights, или Билль о Правах, и первая поправка – о свободе слова, печати и религии – самая, пожалуй, из них известная.

Сначала со свободой религии оказалось не все так просто. В семнадцатом веке, когда образовывались тринадцать колоний, в поисках религиозной свободы в Америку отправились пуритане, пилигримы, лютеране, квакеры, амиши, меннониты и другие. Неожиданно выяснилось происхождение слова «квакеры» – по крайней мере, по версии автора книги Давида Рубинштейна и его собеседницы Катерины Брерус – во время религиозных обрядов они впадали в транс и их трясло, как во время землетрясения (quake). Убежав от притеснения на Родине, представители разных направлений христианства, оказавшись в Америке, тут же стали проводниками ленинских идей, заявляя, что именно их конфессия является единственно правильной, а остальным здесь не место.

Разные конфессии фактически занялись созданием Соединенных Штатов, нарезая себе на Восточном Побережье территории, ставшие потом колониями, превратившимися в итоге в штаты. Населявшее эти территории коренное население все эти враждующие между собой конфессии вполне безуспешно пытались обратить в Христианство, слегка маскируя этим непреодолимое желание «отжать» у индейцев их земли. Даже первая Библия, изданная в Америке, была издана исключительно для того, чтобы помочь в безнадежном занятии обращения индейцев в Христианство. Роджер Уильямс, один из немногих, кто пытался пропагандировать принцип кота Леопольда «Ребята, давайте жить дружно», понял, что дело это трудное и даже практически безнадежное и сбежал из Массачусетса, не выдержав к тому же, возможно, огромного количества одиночных и сдвоенных букв «s» в названии этого штата, и организовал штат Род-Айленд. Видимо, сторонников у него было совсем мало, поэтому и штат у него получился самым маленьким. Почти все конфессии были вариациями протестантизма, которые, как известно, терпеть не могут католиков, поэтому католики, очень быстро обнаружившие, что их здесь никто не любит, с горя основали свой штат Мэриленд. Долгое время существовала довольно стройная с точки зрения протестантов теория, что у католиков на первом месте Ватикан, поэтому католик не может стать американским президентом. Джон Кеннеди в 1960 году слегка пошатнул эту теорию, которая до этого блестяще подтвердилась единственный раз в 1928 году – католик-кандидат в Президенты, демократ Ал Смит тогда проиграл выборы, подарив нам зачем-то вместо себя Герберта Гувера.

Пуритане прибыли в Америку из Англии, где их преследовал Карл Первый, которому, правда, потом отрубили голову. Генрих Восьмой, который правил почти за сто лет до Карла Первого, во время Протестантской реформации откололся от Католической церкви, из-за чего неожиданно Ирландия решила поменять его титул с «Повелителя Ирландии» на «Короля Ирландии», но пуритан за протестантов тем не менее не считали. Начиная с шестнадцатого века, в Англии шли постоянные религиозные войны, но направления этих войн менялись почти так же часто, как линия партии, а точнее, при очередной смене монарха. При «Кровавой Мэри», которая была католичкой, сажали протестантов, а при протестантке Елизавете Первой эта же печальная участь постигла католиков. Пуританам не повезло больше всех – их сажали все, кому не лень, потому что они посягнули на святое, если можно так выразиться – они хотели «очистить» Церковь Англии, которая их, в принципе, устраивала, но они хотели там кое-что поменять. Пилигримы, в отличие от них, считали, что Церковь Англии настолько коррумпирована, что там уже бесполезно что-то менять. Прибыв в Массачусетс, пуритане продолжили бороться за реформирование англиканской церкви, но каким-то удивительным образом смогли ужиться с пилигримами. Квакерам же не повезло, их тут же отправляли обратно, но обратно у них желания плыть не было, и они забрались подальше от Массачусетса, поселившись в Пенсильвании.

Штату Вирджиния повезло больше других. Там поселились англикане, сторонники Церкви Англии, которых почему-то никто особенно не преследовал, и они не боролись за собственную религиозную свободу, а приехали заниматься коммерцией. Надо сказать, что нынешние жители этого штата, особенно северной его части, в которой живут, в основном, сотрудники государственных учреждений, занимаются, по сути, тем же, но уже за государственные деньги.

Пока христиане расселялись по разным штатам, в город Нью-Йорк, вполне логично называвшийся тогда Нью-Амстердамом, будучи голландской колонией, прибыли голландские евреи, добравшиеся туда из Бразилии, которая тогда тоже была голландской колонией, пока ее не захватила Португалия, и которую, как известно из первой части Американского Эксперимента, открыл Америго Веспуччи. Губернатор штата Нью-Йорк, называвшегося, в отличие от Нью-Амстердама, Нью-Йорком, оказался, что неудивительно, антисемитом и активно пытался выдавить голландских евреев из Нью-Амстердама, но благодаря настойчивости евреев из Dutch West Indian Company, которые, видимо, использовали широко известные методы давления, но не такие, как в Крестном Отце, а связанные с перемещением некоторого количества денежных знаков из одних рук в другие, махнул на них рукой и разрешил остаться в Нью-Амстердаме.

Жители Вирджинии Томас Джефферсон, которого, как известно, никто не любил, и Джеймс Мэдисон стали самыми большими борцами за свободу религии. Томас Джефферсон даже оказался не совсем христианином, а деистом, он верил в абстрактного Бога, который создал мир и просто стал за ним наблюдать со стороны. Библию он, тем не менее, глубоко уважал и даже подготовил свое, исправленное издание, из которого выкинул все самое интересное, а оставил только ее морально-этическую составляющую, сделав из Библии что-то исключительно нудное и скучное и превратив ее в нечто, отдаленно напоминающее его собственные работы или, например, многотомник Леонида Ильича «Ленинским курсом», который, правда, в отличие от работ Джефферсона, никто не читал.

Со свободой печати дела обстояли не так запутано, как со свободой религии, да и началось все гораздо позже. В 1734 году британскому губернатору Нью-Йорка не понравилось, что о нем написал журналист Джон Питер Зенгер (John Peter Zenger) и он, не особенно долго думая, посадил Джона Питера в тюрьму, но голову ему отрубить не успел. По суровым английским еще пока законам просто так человека в те далекие времена посадить в тюрьму было нельзя, и поэтому состоялся суд, во время которого присяжные с удивлением обнаружили, что Джон Питер написал правду, и он был оправдан.

С тех пор попытки ограничить свободу печати со стороны Вашингтона предпринимались неоднократно и основным аргументом всегда являлись интересы «государственной безопасности», и даже Верховный Суд как-то пошел у Вашингтона на поводу, проголосовав за то, что нельзя, например, публиковать информацию о перемещении войск и судов в военное время.

Одним из самых характерных примеров борьбы Вашингтона со свободой печати стала публикация в 1971 году Pentagon Papers – секретных документов о Вьетнамской войне, попавших в руки Нью-Йорк Таймс благодаря Даниэлу Элсбергу. В этих документах, по утверждению адвокатов и аналитиков Нью-Йорк Таймс, не было никакой секретной информации кроме того, что они выставляли сразу несколько Администраций в слегка неприятном для них свете, потому что у них слова, сказанные на публике, очень сильно расходились со словами, сказанными за закрытыми дверями. Нью-Йорк Таймс чуть ли не целый год изучала эти материалы, после чего решила, что их можно печатать, даже напечатала два репортажа, после чего суд запретил дальнейшую публикацию. Сильно обиженный этим беспределом Даниэл Элсберг, в течение предыдущих двух дней уже практически расчистивший место на каминной полочке для Пулитцеровской премии, прибежал с этими материалами в Вашингтон Пост, который собрал срочное заседание, всего за полдня, в отличие от Нью-Йорк Таймс, бегло просмотрел документы и решил, что раз народу нравится, то надо публиковать дальше. Публикация продолжалась ровно один день, беспощадный суд, который в те далекие годы работал немного быстрее, чем сейчас, опять запретил публикацию, правда, чуть промедлил, и вторая статья уже пошла в печать. В результате единственный раз в истории Вашингтон Пост главный редактор побежал в типографию и закричал “Stop the presses” (Кончай печатать!). Потом, конечно, Нью-Йорк Таймс и Вашингтон Пост совместно добрались до Верховного Суда, который со счетом 6–3 постановил, что Вашингтон может запрещать публикацию чего-либо только в исключительно чрезвычайных обстоятельствах.

Рассказ о Вашингтон Пост не мог, разумеется, обойтись без Боба Вудворда и его товарища Карла Бернстайна, которым в выходные, 17 и 18 июня 1972 года было нечего делать, и они били баклуши в редакции Вашингтон Пост. В выходные событий довольно мало, и в эти дни событий, куда можно было послать молодых неопытных журналистов, было всего два. Первое – в городе Александрия в штате Вирджиния автомобиль врезался в крыльцо частного дома, и на виду у всей улицы на крышу автомобиля со второго этажа этого дома свалилась трахающаяся парочка. Второе событие было гораздо менее интересное – какое-то мелкое ограбление в отеле Watergate в штаб-квартире Комитета Демократической партии, и полиция арестовала пять человек в костюмах, включая бывшего сотрудника ЦРУ. Вудворду и Бернстайну, похоже, было лень ехать в Александрию, поэтому они поехали в Watergate. Вудворд и Бернстайн стали потихонечку раскручивать запутанный клубочек, потому что если раскрутить все сразу, то потом не о чем будет писать. Выяснилось, что у кого-то из грабителей в кармане оказалась записная книжка с телефоном сотрудника Белого Дома Говарда Ханта. Карл Бернстайн позвонил по этому телефону и, как ни странно, дозвонился. Когда мистер Хант подошел к телефону, Бернстайн не стал ходить вокруг да около, а прямо в лоб спросил – а почему у арестованного Джеймса МакКорда в записной книжке был ваш телефон? Ответ Ханта был на редкость лаконичен, хотя и не совсем литературен. “Oh shit”, сказал Хант и повесил трубку. Эти два слова, а точнее, одно восклицание и одно слово, привели через два года к отставке Ричарда Никсона.

В адрес Вашингтон Поста и его владелицы Катерин Грэм (Katharine Graham) сыпались угрозы с разных сторон Вашингтонской Администрации. В штате Флорида им даже довольно ненавязчиво пригрозили закрыть две телевизионные станции, которыми тогда владел Вашингтон Пост. Когда Карл Бернстайн позвонил Генеральному прокурору Джону Митчеллу, чтобы обсудить историю о “секретном фонде”, который собирались использовать для сбора информации о Комитете Демпартии и прочитал ему пару абзацев из своей статьи, Митчелл сначала закричал настолько истошным голосом, что бедный Карл испугался, не хватил ли его какой-нибудь внезапный удар, а после этого, забыв, что он Генеральный прокурор, а не какой-нибудь испанский инквизитор, пообещал зажать грудь Кати Грэм в тиски, если она “этот бред” опубликует.

Михаил Герштейн