Перемены 18-го года, сто лет назад

Если начать перечислять даже самые известные события 1918 года в истории России, то они займут достаточно много места. Что понятно, поскольку этот год был первым в череде времени советской власти после победы революции 1917 года, которая в наших и далее школьных учебниках называлась Октябрьской и Великой.

Назовем только некоторые – переезд руководства партийных (большевиков) и правительственных органов страны из Петрограда в Москву, начало Гражданской войны в России и интервенции, убийство членов царской семьи. Ну, в таком контексте заключение Брестского мира или разгон Учредительного собрания, и даже дата отсчета рождения Красной Армии не кажутся столь значительными.

Еще менее важными могут считаться и вовсе два рутинных события, значение которых, как представляется, и до сих пор не оценено по достоинству. Речь идет о переходе на так называемый григорианский календарь и упрощение русского алфавита, основанного на традиционной кириллице.

Вспомним, что и Петр Первый изменил в 1700 году систему отсчета времени (не от Сотворения Мира, как было до того, а от рождения Иисуса из Назарета). И повернул страну в сторону западного мышления, что касалось одежды, внешности (бритье бород), мировосприятия.

По сути, большевики сделали повторно и то же самое. И с тех пор в результате некоторые даты идут в двойном написании – по старому стили и по новому стилю, а не только названия некоторых произведений (например, «Война и мир»), а и отдельные слова, оттенки их содержания не всегда понятны стали после этих реформ послереволюционным поколениям вплоть до наших дней.

Таким образом, лейтмотив разрушения старого и на его обломках построения нового, как сказано было в главной революционной песне, ставшей гимном большевиков, а затем и коммунистов в СССР, в результате, в том числе, реформ календаря и алфавита был совершен решительно и бесповоротно.

Обе они необходимы были для того, чтобы продемонстрировать наглядно и вполне определенно необратимость перемен к лучшей, новой жизни (возможно, за основу здесь был взять и библейский опыт – Ветхий Завет, старое, Новый Завет, новое понимание жизни.)

Кажется, что вроде бы все правильно, ведь большая часть Европы жила по тому, что установил Григорий ХIII в 1582 году. К 1918 году почти все европейские страны признали его за единственно приемлемый. И поэтому применение его в России в таком контексте кажется вполне логичным и достаточно оправданным. Но есть здесь все же некоторое лукавство, заведомая доля демагогии. Ничто не помешало бы России жить по своему календарю, имея в виду григорианский. Есть, несомненно, страны, которые и до сих пор живут по двум календарям, например, Израиль. И это никак не сказывается на его гражданах отрицательным образом.

Но здесь соединились следующие моменты: показать, что в России есть новая власть и она настроена на перемены, что эта новая власть ориентируется на Запад при всех идеологических завихрениях идей Мировой революции, Соединенных Штатах Европы, как писал вождь русской революции – Ленин.

То есть, сделано было так, чтобы терапия, как в экономике, стала шоковой, чтобы граждане сразу почувствовали, что пережили не переворот, как теперь называют постфактум эти осенние события 1917 года, а вступление в новое измерение жизни. В связи с которым изменяется все – дни календаря и язык, что также было принципиально.

Большевикам не нужен был емкий, красивый, образный дооктябрьский язык с более, чем сорока буквами национального алфавита. Количество букв сократилось до 33, что упростило и написание, и произношение. Но самое главное, дало возможность лаконичнее выражать то, что нужно донести до масс. По сути, дело было в лозунгах-слоганах. И они обязаны были быть краткими, доходчивыми, понятными как можно большому числу людей. Но чисто прикладные цели в сокращении русского алфавита были все же не самыми главными. И это, в свою очередь, было направлено на то, чтобы вычеркнуть из сознания граждан советского государства все то, что было до октября-ноября 1917 года. Естественно, добивались этого не столь мягкими способами, как интерпретация слов и понятий. Способствовала этому и с вполне определенным классовым подходом и революционной бескомпромиссностью Всероссийская Чрезвычайная Комиссия (ВЧК), которая начала свою деятельность сразу же после совершения правительственного завоевания власти большевиками. Как известно, в расход пускали порой без суда и следствия, по законам то революционного, то военного времени. А интеллигенция обозначалась термином – попутчики, как ныне неграждане в ряде прибалтийских стран, возникших на месте бывших советских республик. Естественно, что под запретом оказалась и религия. И не только православная. Со священнослужителями разных конфессий, с культовыми помещениями с того года расправлялись уверенно и без сомнения. (Заметим, что реформа языка касалась не только его титульного состава. Так называемая Евсекция Наркомата по делам национальностей, которым руководил будущий вождь всех народов, постановила в законодательном порядке, что национальный язык евреев в России – идиш, а не иврит, хотя очевидно, что это не так, ведь идиш в определенном смысле диалект немецкого языка с вкраплением слов из других европейских языков, а иврит – язык еврейских текстов тысячелетней давности. Но и тут пытались привести к унификации.)

Пожалуй, это самое главное, чего сразу и на долгую, как казалось, перспективу добивалась советская власть: благодаря введению нового календаря – точки отсчета времени и сокращения алфавита привести сознание масс к единообразию, идеологическому единству, что сказывалось на сближении укладов жизни народов России, насколько это было возможно и получалось в национальных республиках и областях. Это находило свое отражение в тех мерах, которые касались развития национальных культур. Прежде всего касалось того, что именно русский язык стал единым языком народов России-СССР, через его словарь вдалбливались до заучивания и машинального повторения основные клише и установки советской власти. Тому же служил и столь же единый календарь, который стал главенствовать буквально «от Москвы до самых до окраин».

Вот и выходит, что названные выше два вроде бы рутинных мероприятия, как бы само собою разумеющихся, имели основополагающее значение для формирования по сути безгласного, принимающего все происходящее в стране на веру большинства рабочих и крестьян и примкнувшей к ней интеллигенции, как демагогически утверждалось устно и письменно с трибун и в печатных органах Страны Советов.

Не стоит даже доказывать, что подобные меры консолидации советского общества внедрялись, проводились и осуществлялись тоталитарно и безальтернативно при разглагольствованиях про пролетарский интернационализм и дружбу народов. (То есть, дома, во дворе представителям нетитульной нации можно было говорить на своем родном языке, но жить и ощущать себя советским народом, гражданами большой и многонациональной России. Или вроде бы сохранять традиции своего народа, как позволено было, к слову сказать, евреям в Еврейской автономной области на Дальнем Востоке, что, как выяснилось, было не только пропагандистским жестом внешнего уважения к национальному своеобразию, а одним из первых шагов по переселению народов из родных мест туда, куда решила отправить их партия и правительство СССР.)

Потому и ясно, что именно эти два события – преобразование календаря и алфавита – и отнюдь без оговорок можно считать главными в том, сто лет назад прошедшем, «боевом восемнадцатом годе», как пели в известной советской песне. Поскольку все остальное – войны с внутренними и внешними врагами, создание СССР, Первый съезд советских писателей, фильм «Чапаев», как и многое другое, что также перечислять можно подряд из страницы в страницу, являются все же следствиями именно этих двух важнейших нововведений жизни в России в 1918 году, что видится и объективным следствием происшедшего в конце 1917 года, и тем, что фундаментально и мощно нацелено было на закрепление перемен в обществе российском после этих событий – в слове и деле, в отсчете времени и сути той новой жизни, о которой так ярко и очень убедительно говорили большевики. Это не игры в левизну, как убийство левыми эсерами немецкого посла в России – Мирбаха, а выполнение программы, которая рассчитана была на долгую и безоблачную перспективу, что по разным причинам не случилось, и случилось не так, как задумывалось. Но календарь с его новым стилем и язык с сокращенным алфавитом остались, как наследство, которое и сейчас востребовано и все еще крайне актуально. Именно сейчас – особенно и активно актуально, как это ни удивительно. Ну, а чему тут удивляться, когда подоплека тех перемен сейчас очевидна и нашла себе достойное и достаточно обусловленное продолжение в наши дни.

Илья Абель