Они ходили по лезвию ножа

Оказавшись в Германии, мои соотечественники, попробовав на зуб «крепость немецкого», приобретают на блошиных рынках (они так и называются Flohmarkt) книги Гонзалека, написанные незамысловато. Чтение их помогает освоить азы немецкого языка. Сюжеты их довольно примитивны, так что размышлять о книгах Гонзалека мне бы и в голову не пришло. Зато велико было желание поговорить о книге Михаэля Дегена «Не все были убийцами» (MichaelDegen. Nicht alle waren Mörder. Ein kindheit in Berlin. München: EconUllsteinListVerlag, 2001. – 332 S.), что я и слелала, написав в своё время статью в «Лехаим». Книгу рекомендовала Мариана Швенк, преподаватель языковых курсов при евангелической академии им. Меланхтона, которые я посещала на пятом году иммиграции в надежде усовершенствовать свой немецкий. По её совету наша группа дружной стайкой отправилась в книжный магазин в центр, каждый купил книгу, и в течение года мы работали с ней, продвигаясь от эпизода к эпизоду. Мариана растолковывала непонятные выражения, некоторые – чисто берлинские. Как дочери берлинца мне было особенно интересно их узнавать. Книгу с постраничными пометками храню поныне.

Сегодня, возвращаясь к прочитанному, я не забыла своё удивление, смешанное с удовлетворением, когда по приезде в Кёльн в 1995-м узнала о том, что всех школьников старших классов NRWпо распоряжению премьер-министра земли Иоханнеса Рау обязали просмотреть фильм Спилберга «Список Шиндлера». Я-то его видела ещё до отъезда в Германию. Знакомство с ним мыслилось Рау как своего рода «прививка» от антисемитизма и неофашизма. Нашу Мариану никто не уполномочил, она сама поняла, что знакомство с книгой Дегена пойдёт на пользу евреям, эмигрировавшим в Германию, облегчит их жизнь в ещё недавно проклинаемой стране.

Кто такой Михаэль Деген? О чём его книга? Оказалось, Михаэль Деген – личность в Германии достаточно известная: он и сценарист, и актёр, работавший с Ингмаром Бергманом, Петером Цадеком, Жоржем Табори, снимавшийся и в большом кино, и в телесериалах. Немецкой публике он запомнился как участник популярных телепередач и в ролях героев фильмов «Бомбы», «Тайное дело Рейха», где он сыграл Адольфа Гитлера. Его не забывают по сей день. В 2003 году он снялся в фильме «Бабий яр», а в 2012-м фон Тротта пригласила его в фильм «Ханна Арендт» о судебном процессе над Эйхманом.

Такая приверженность навсегда, казалось бы, отошедшим временам не случайна. Как заметил Экзюпери, все мы – родом из детства. У книги Дегена есть подзаголовок «Детство в Берлине». Детство автора, родившегося в 1932 году в семье евреев из Хемница, принадлежавших к среднему классу, пришлось на лихие времена. Времена ушли, остались воспоминания. Книга Дегена – ещё одно свидетельство о Холокосте, хотя в ней отсутствуют переклички на лагерном плацу, бараки, газовни и печи. В концентрационный лагерь Заксенхаузен из всей семьи попадает осенью 1939 года лишь отец Михаэля, владелец магазина шерсти и трикотажа, маленький щуплый человечек, отчаянный юморист и весельчак, с сумасшедшинкой, свойственной гениальным еврейским чудакам. После зверских избиений уже в феврале 40-го его препровождают прямиком на кладбище.

Его красавица-жена, женщина отважная и решительная, оставшись с двумя сыновьями, находит силы бороться за жизнь. Ей удаётся этой же весной отправить старшего в Швецию, откуда он попадёт в Палестину. С ней в Берлине остаётся Михаэль. Вдвоём они перебиваются, как могут, оба работают, даже десятилетний Михаэль после закрытия еврейских школ моет больных, таскает параши и покойников в туберкулёзном отделении еврейской больницы. В книге подробно рассказано о том, как выживали Михаэль с матерью в течение двух лет, начиная с 43-го. Почему выбраны эти годы? Потому что в 1943 году состоялась последняя большая акция гестапо. Евреи Берлина в течение суток были схвачены и этапированы на восток, в Польшу, где к их «приёму» уже всё было готово.

Одиннадцатилетнему Михаэлю и его матери удалось избежать ареста, но они в одночасье лишились крова и имущества. Два года жизни на лезвие ножа. Ежечасный риск быть выданными, схваченными, депортированными в Аушвиц или убитыми во время непрерывных налётов союзнической авиации. В книге переданы ощущения и чувства быстро взрослеющего ребёнка. Читателю предложена необычная, особая точка зрения. Возможно, диапазон обзора у мальчика, который ограничен в передвижении, в общении, к тому же глядит на мир украдкой, чаще из убежища, из «подполья», не столь широк, но зато это непосредственный и честный взгляд. Этой книге безусловно веришь.

Как же удалось выжить еврейке Анне Деген и её сыну, живущих без документов под чужим именем Гемберт, под носом у нацистов, у гестапо? Согласитесь, что это – чудо. Да, не раз их выручали находчивость и самообладание, часто на помощь приходил случай или удача, называйте, как хотите. И всё же чудо сотворили реальные люди, простые немцы, подчас совершенно чужие, незнакомые, помогавшие нашим героям, рискуя собой. Все они знали или догадывались, кому они помогают. И все они ходили по лезвию ножа.

Главная спасительница, их постоянный ангел-хранитель – Лона, жена трёх мужей, чьи фамилии она сохраняла за собой как память. Последний был явным уголовником с уклоном в воровство и по этой причине периодически сидел в тюрьме. Лона служила у Дегена. Эта простолюдинка боготворила своего хозяина. Когда началась ариизация еврейских предприятий, она по договорённости с Дегеном стала владелицей его магазина, делясь с ним, а затем с его вдовой половиной дохода. Именно Лона, начиная с 43-го года, подыскивала им укрытия, снабжала их продуктами, деньгами.

Первоначально она поселила мать и сына в престижном районе у Людмилы Дмитриевой, высокомерной непроницаемой женщины, не выпускавшей сигарету из рук. Четверть века назад она бежала из Петрограда, где семья её была уничтожена большевиками. Они провели у Людмилы около полугода. Когда дом Дмитриевой на Гекторштрассе разбомбили во время очередного налёта, Лона укрыла их в пригороде Нойкёльн в щитовом домике своей знакомой в каком-то садовом товариществе, где несчастные голодали и промерзали до костей. Хозяйка садового домика тоже знала правду, но не возражала. Однако с приближением весны нужно было уходить, жильцы других домиков могли вот-вот явиться обихаживать огороды.

Людмила Дмитриева, нашедшая просторную квартиру на Байришенштрассе, согласилась принять их. Пришлось тащиться пешком через весь Берлин, они боялись воспользоваться метро: там часто проверяли документы. У Дмитриевой они провели несколько спокойных недель, хотя бомбили район нещадно. Но однажды на улице неподалеку от дома мать опознал еврей, помогавший гестаповцам отлавливать уцелевших соплеменников. Возможно, надеялся услугами такого рода сохранить себе жизнь. В Нидерландах, где погибло 110 тысяч евреев, за каждый результативный донос платили 75 гульденов, а во Франции – 100 франков.

Анна проявила удивительное хладнокровие и чудеса изворотливости и смогла убедить гестаповцев в ошибочности их подозрений. Смерть прошла мимо, но она поняла, что им нужно покинуть это убежище. Несколько дней они не выходили из дома. Чтобы заглушить голод, пили воду. Выручила, как всегда, Лона.

На этот раз она свела их с Карлом Хотце, сорокалетним садоводом, который успел отбыть двухлетний срок в Бухенвальде за прокоммунистические взгляды. В гестапо на допросе ему выбили глаз. В лагере он находился как уголовник и подружился с мужем Лоны, сидевшим за воровство. Так возникло это полезное знакомство. Коммунист-огородник. И такое бывает! Хотце поселил Анну с сыном у старухи Тойбер, у которой кроме трёх дочерей и их законных, но чаще незаконных мужей, награждавших её внуками, проживал ещё и сын. Анна сразу поняла, что их новое убежище – настоящий притон, но выбирать не приходилось. Здесь их прятали небезвозмездно. Платила Лона. Женская половина семейства была посвящена в тайну Дегенов, мужчинам же её не доверили, хотя молодой Феликс Тойбер сам до того был похож на еврея, что его то и дело задерживали на улице как Judensau(еврейскую свинью). Приехав в отпуск с фронта, он не снимал солдатского мундира во избежание недоразумений. Догадавшись о том, кого приютили в их доме, молодой фронтовик был потрясён до глубины души, и Лона сочла необходимым срочно перевести своих подопечных от греха подальше.

Дегены нашли приют в Вальдесру в уютном деревянном домике Кэте Нихоф. Хозяйка представила их соседям как дальних родственников из Берлина, от дома которых остались руины. Работая шеф-поваром в столовой комбината, на котором трудились деревообделочники-чехи, Кэте дважды в неделю, приезжая на мотоцикде, снабжала подопечных продуктами. Авиация союзников обходила их пригород стороной. Их навещали Лона и длинный, тощий, лысый, одноглазый Хотце, колесивший по Берлину и окрест него на своём стареньком велосипеде. При этом происходил товарообмен: Лона привозила сигареты, Хотце – овощи, а Кэте – сало, маргарин, Жизнь настолько наладилась, что из Берлина раз в неделю стал приезжать школьный учитель Ханс Кохман, полуеврей, пока избежавший депортации. Он вёл с Михаэлем настоящие занятия.

Весной 44-го Михаэль познакомился со своим одногодкой Рольфом и его отцом машинистом паровоза Редлифом, обитавшими неподалеку в своём доме. Знакомство началось с драки, но вскоре они стали не-разлей-вода, членство Рольфа в гитлерюгенде этому не мешало. Более того, старый Редлиф сразу догадался, что Михаэль и его мать – евреи, но не запретил сыну общаться с ними, более того – сам свёл знакомство с Анной. А ведь в таком возрасте как важно мальчишке иметь настоящего друга! Принимая гостей у себя за чашечкой жидкого кофе, но зато с вкусной колбасой, привезённой из Польши, Рэдлиф намекнул, что оставаться им тут небезопасно: соседи стали любопытствовать.

Женщины не вняли предупреждению, но внезапный арест Эрны Нихоф, сестры Кэте, вынудили мать с сыном спешно убираться из Вальдесру. На этот раз их приютил Хотце. Дом его в берлинском пригороде Каульсдорф был небольшой, но в два этажа. Он поселил их наверху. Поскольку напротив жил нацист, похвалявшийся, что пил с самим Герингом, им приходилось соблюдать осторожность, не подходить к окнам, чуть ли не проползать под ними, чтобы не выдать своего присутствия. Со временем Хотце осмелел и даже сумел пристроить Михаэля на работу к своему другу, в прошлом социал-демократу Гюнтеру Радни, владельцу птицефермы, клиентами которой были чины из СС, «золотые фазаны», как их именовал хозяин. Лона раздобыла для Михаэля форму гитлерюгенда, и клиенты частенько дарили услужливому пареньку кое-что по мелочам, а главное – он здесь отъелся и даже кое-что приносил матери. Но «счастье» продлилось не более двух месяцев. Неожиданно на рассвете в дом Хотце нагрянуло гестапо, и его свояченица Марта Шеве, разбудив Анну и Михаэля, велела им прыгать в окно, пока «гости» шарили на первом этаже. Спастись удалось, мать, правда, выпрыгнув со второго этажа, подвернула ногу, но куда идти?! Хотце и его жена были арестованы, но не за укрывательство евреев, а за распространение антинацистских листовок. Их отправили в концентрационный лагерь Маутхаузен, что в Австрии. Об этом Дегены узнали позже. Марту не тронули.

Оказавшись вновь без крова и пищи, Анна и Михаэль притащились к Радни, но он не решился оставить их. Накормив и перебинтовав Анне распухшую ногу, посоветовал пробираться в Вальдесру. Ночевали они в траншеях, вырытых для укрытия от осколков во время бомбёжек, благо лето стояло тёплое. Мать двигалась с трудом. На третью ночь добрели до Вальдесру. Дом Кэте был тёмен и пуст. Много позже выяснилось, что она была арестована, как и Эрна, которую за помощь евреям замучили в Равенсбрюке. Кэте попалась на воровстве в столовой, как уголовница она выжила. Всё это открылось после войны.

Михаэль решился постучать в дом Редлихов. Тот был один, Рольф проходил военную подготовку: членов гитлерюгенда учили стрелять из гранатомётов. Михаэль соврал, что их родственников разбомбило. Мать повредила ногу, выбираясь из-под завала. Они вновь бездомные, а дом Кэте заперт. Когда вечером Рольф в форме юнгфолька вернулся домой, он был потрясён гостеприимством отца. Тот уложил фрау Грембер на кушетку, изготовил для её больной ноги шину, прикладывал холодные компрессы и явно был рад отсутствию Кэте. Так прошло лето. Мать, оправившись, принялась хозяйничать, печь вкусные пирожки с картошкой и луком, Редлих был просто счастлив и больше всего боялся, чтобы не объявилась Кэте. Так прошло лето. Но в разгар осени начались яростные бомбардировки, и однажды поздним вечером, когда Анна с сыном отсиживались в винном подвале, а хозяева были приглашены к знакомым на день рождения, в дом Редлихов угодила бомба. Начался пожар, железную дверь заклинило, а решётка не поддавалась. Между тем, бутылки с вином от жара стали взрываться. К счастью, к ночи вернулись Редлихи, выбили решётку и извлекли пленников. Дом разрушен был наполовину, в нём можно было ещё гнездиться, к тому же гараж уцелел, а соседи приносили одежду и одеяла. Но им как лишившимся крова предстояло зарегистрироваться. К счастью, в полицейский участок тоже угодила бомба. Можно было потянуть время.

И вдруг на следующий день после бомбёжки, ближе к вечеру Михаэль встретил на улице Марту Шеве, которая, не имея вестей от Кэте и зная о страшной бомбардировке Вальдесру, отправилась на поиски. Преодолев недовольство Редлихов (Рольф даже заплакал), она увела Анну с сыном к себе в Каульсдорф, оставив свой адрес и пригласив приезжать. У Марты их нашла Лона, стал даже дважды в неделю приезжать Кохман, уроки возобновились. Между тем, грохот артиллерии на востоке становился всё громче, и вот уже в середине апреля 1945-го по главной улице посёлка мчатся советские танки. На Берлин! А вскоре в дом вломились русские солдаты. К счастью, с ними был офицер. Когда он пытался выяснить у Михаэля, кто же он – еврей или немец, тот затруднялся ответить. Он объяснял непонятливому, что он и то, и другое, а точнее – немецкий еврей. Капитан не поверил подростку, потому что знал, видел, что Гитлер сделал с евреями. Только когда Михаэль с грехом пополам прочёл кадиш сироты и главную молитву евреев «Шма, Израэль», недоверие было сломлено. Пришелец слушал молча, и слёзы катились по его загорелому лицу: капитан оказался евреем. Ему предстояло узнать, что не все немцы были убийцами.

За неделю до победы случилось страшное. 30 апреля к ним в гости приехали Редлихи и уговорили мать и Мартхен отпустить Михаэля в Вальдесру. Наутро ребята отправились в лесок, где они всегда собирали осколки снарядов и авиабомб. Там они натолнулись на русского солдата, им почти удалось убежать, но выстрел догнал Рольфа. Тот в шоке не осознал, что ранен смертельно, и некоторое время отвечал на реплики друга. Когда Михаэль на себе дотащил его до дома, Рольф был мёртв. Старый Редлих обезумел. Склонившись над телом сына, он твердил одно и то же: «Это мне наказание за то, что я возил евреев туда, где их ждала газовня. Бог забрал за это моего сына. Он страшно покарал меня за этот грех». Он так и не оправился и, будучи не в себе, жил заботами Мартхен и Анны.

Назвав почти всех помогавших Дегенам поимённо, должна рассказать о первом из спасителей, кого они встретили на своём крестном пути. Офицер СС, юный Манфред Шенк, случайно увидевший на улице прекрасную еврейку в конце 1939-го и без памяти влюбившийся, стал помогать ей, как он объяснил позже, из «чувства долга», которое воспитали родители, верующие христиане. Родители жили под Штеттином в своём имении, союза сына с нацистами они не одобряли. Юнцу же поначалу кружила голову причастность к партии власти, военная форма и прочая атрибутика наци. Когда он рассказал родителям об Анне и её сыне, они стали передавать еврейской семье дефицитные продукты. Не имея никаких шансов на ответное чувство, Манфред помог Анне добиться приёма у самого шефа гестапо и забрать мужа (точнее, его живой труп) из Заксенхаузена. Михаэль помнит, как рыдал «чумной нацист», как они его между собой называли, припав к коленям матери и рассказывая ей о том, что он увидел в Дахау, где побывал по долгу службы. Влюблённый немец успел предупредить их о готовящейся заключительной акции гестапо по очистке Берлина от евреев, велел немедленно покинуть квартиру и тем самым помог избежать ареста. Это была их последняя встреча. Когда войне пришёл конец, родители Манфреда отыскали выживших Дегенов в Берлине и рассказали, что после того, как их сын подал заявление о выходе из партии, он был схвачен и подвергнут мучительным допросам. Отправленный со штрафниками на восточный фронт, он погиб под Старой Русой.

Да, не все немцы были убийцами. Михаэль не мог забыть заботу Эрны и Кэте Нихоф, их глаза, излучавшие доброту, погибшего друга Рольфа, Мартхен, умершую от рака на исходе 45-го, от которой он не отходил почти месяц в американском госпитале, куда её поместил всеми правдами и неправдами их покровитель, советский офицер, и по которой он семь дней сидел «шиву» (траур у евреев по близким родственникам). Может быть, поэтому у Михаэля нет к немцам ненависти. У него ведь другой опыт, чем у переживших Освенцим.

После 9 мая 45-го сложившиеся «еврейско-немецкие связи» не распались, наоборот, укрепились. Теперь Дегены с помощью советского офицера, который выставил охрану возле их дома и опекал весь год, помогали своим спасителям-немцам выживать в первые послевоенные месяцы, когда то и дело звучало: «Немцам запрещено!». Налицо зеркальное повторение ситуаций за одним исключением: газом травили, как верно заметила мать Михаэля, только евреев, немцы этого не пережили.

Читая книгу по первому разу, мы были захвачены динамикой сюжета, при повторном чтении Мариана фиксировала наше внимание на личности каждого из «опекунов» Дегенов, на том, что побуждало их помогать евреям. Мы вслушивались в разговоры этих людей, в которых часто мелькало имя Гитлера, а иногда и Сталина. Русская эмигрантка, бежавшая от большевиков, осколок аристократии, Людмила Дмитриева, предоставлявшая Дегенам убежище за солидное вознаграждение, рассуждает: «Не уверена, что нам с Гитлером не было бы лучше, чем со Сталиным. Это для евреев Гитлер не подарок». Рисковая женщина Лона, это бесцеремонное «дитя пролетариата», отвечает: «Будь спок, Людмила! Дарю тебе моего Гитлера вдобавок к твоему Сталину. А что?! Отличный гешефт!» У Михаэля возникло подозрение, что Людмила, дав приют евреям, готовила себе алиби на случай победы русских (после Сталинграда вера в фюрера у многих дала трещину). Мне эти разговоры интересны, хочется понять, как себя вели и чувствовали немцы «под Гитлером». И тут принцип уравниловки не срабатывает: были разные немцы.

Действие книги доведено до 1949 года. Семнадцатилетний Михаэль добирается до Израиля и находит старшего брата, раненного в войне за Независимость. Их встречей в госпитале заканчивается книга. «Не все были убийцами» стала бестселлером. По ней был снят телевизионный фильм, показан по каналу ARD, но мне его увидеть не довелось.

Почему я вернулась к книге Дегена? Недавно в Вуппертале, где я читала лекцию в клубе наших соотечественников, осевших в Германии, ко мне обратилась немолодая женщина, москвичка Кира Немировская. Когда-то она прочла мою статейку о Дегене, а теперь протянула мне объёмистую машинопись перевода его книги на русский язык, который она сделала, чтобы поглубже погрузиться в немецкий. В юности она училась в Плехановском институте, но по специальности не работала, окончила курсы машинисток, стала ассом-профессионалом, печатала диссертации и даже преподавала машинопись в УПК. Филологическое прошлое её не отягощало. Переводила она книгу Дегена из чистого энтузиазма и справилась неплохо. Ознакомившись с переводом, я заинтересовалась, как сложилась жизнь автора книги в новом тысячелетии. Главный источник – интернет.

В одном из интервью Деген рассказал, как возникла книга. Будучи в Америке, он встретился с писательницей, чья судьба была сходна с его собственной, по этому случаю состоялась их беседа (он назвал её, talkshow), которую показали по телевидению, и через несколько дней поступило предложение от издателя написать книгу. «Я не уверен, что решение писать было правильным. Вспоминать всё и переживать заново оказалось настоящей мукой. Ведь пережитое было отчасти вытеснено из сознания, я был хорошо устроен в Германии, и мне было не трудно чувствовать себя здесь своим, на месте. А эта книга будто разорвала меня на части, началось с того, что я перестал подавать руку немцам старше семидесяти. Вдруг как отрезало, не мог и всё. Конечно, со временем это прошло. Всё постепенно встало на свои места». Когда я прочла это признание, Дэген стал мне ближе. У меня, слава Богу, нет его опыта, но и я первое время в Кёльне, наблюдая в метро стариков, мысленно примеряла на них форму с рунами в петлицах и цепенела.

В 2007 году вышла вторая книга Дегена «Моя святая земля. О поисках моего потерянного брата». Побуждением к её написанию послужили тысячи читательских писем, и в каждом – один и тот же вопрос: «Что происходило с вами в Израиле дальше? Как ваш брат?» «Писать эту книгу было много легче, – признаётся он. – Она меня не разрушала. Но, с другой стороны, это был совершенно иной опыт. Ступить на израильскую землю было огромным событием для меня, семнадцатилетнего. Правда, многое не запомнилось, помогал фотоальбом». Почему же он не остался в Израиле? Такой вопрос ему задают частенько. Он не лукавит, отвечая.

Деген вернулся в Германию, поскольку решил стать актёром. Иврит не стал его языком настолько, чтобы свободно чувствовать себя на сцене, а немецкий был родным. К тому же, как было сказано, он с детства понял, что нельзя всех немцев стричь под одну гребёнку. Они были и есть разные.

Во время телевизионной передачи Деген рассказал об одном недавнем эпизоде. Кончился его авторский вечер – презентация книги, реакция публики была дружественной. Все покинули зал, осталась одна старушка. Думая, что воспоминания о прошлом так разбередили душу, что, возможно, ей стало нехорошо, он обратился с вопросом, что с ней, не нуждается ли она в помощи. Глядя ему в глаза, старушка произнесла с ненавистью: «Вот сижу я и думаю, почему же тебя не сожгли?!» Конечно, случай из ряда вон. Нет, не все, не все одинаковы. Нужно учиться отделять зёрна от плевел. Нам ведь это заповедано.

Грета Ионкис