Эдуард Тополь | Полет Гагарина

Утром 12-го апреля 1961 года в редакции «Бакинский рабочий» был настоящий переполох – ТАСС сообщило, что только что первый человек полетел в космос, и этот человек – наш советский космонавт Юрий Гагарин! Николаю Николаевичу Гладилину, главному редактору «Бак. рабочего», позвонили из ЦК КП Азербайджана и сказали, что этому историческому событию должна быть посвящена вся газета – все шесть страниц!

Любой, мало-мальски посвященный в газетную кухню, знает, что это непростая задача. Ведь бОльшую часть газетной площади каждого номера всегда занимают материалы, заготовленные заранее. А в день выхода пишется, обычно, только первая полоса – новости, сообщения ТАСС и пришедшие сверху постановления ЦК КПСС и правительства. А тут вдруг – всю газету нужно посвятить событию, о котором известно только несколько слов: лейтенант Юрий Гагарин… взлетел с космодрома «Байконур»…

В панике главный собрал в своем кабинете всю редакцию, за исключением отдела фельетонов. Мне, как фельетонисту, не было места на этом празднике жизни. Чувствуя себя отверженным и обиженным, я бродил по пустым коридорам редакции, курил «Приму» и думал, чем бы заняться.

Тут, пользуясь случаем, я обязан сказать несколько слов о нашей редакции. Гладилин пришел в «Бак. рабочий» из «Правды», но был классным главредом. Я не знаю, в какой еще редакции той поры был такой интернационал: Гликштейн, Перец, Меерович, Видгоп, Лернер, Синицин, Яковлев, Зейналов, Оганов, Мурадян, Новинская, Кривошеев, Колесникова, Кикнадзе… И, пользуясь Аджубеевской газетной оттепелью, Ник-Ник набрал в редакцию совсем юную, буквально двадцатилетнюю поросль: Нелю Исмаилову, Захария Копелиовича, Олега Зейналова, Гену Глушкова, вашего покорного слугу.

Через час все сотрудники гурьбой выскочили из кабинета Н.Н., разбежались по своим комнатам и набросились на телефоны – собирать отклики на исторический полет Гагарина нефтяников, хлопкоробов и других трудящихся нашей солнечной республики.

Я загасил сигарету и открыл дверь кабинета главного. В его глубине Н. Н. сидел за своим столом с двумя телефонными трубками в руках. С кем он говорил, я не знаю, но думаю, что с отделом пропаганды ЦК КП Азербайджана и с Москвой, со своими друзьями в «Правде» – а с кем еще он мог разговаривать с такую историческую минуту?

Потом все же оторвался от одной трубки и взглянул на меня отсутствующими глазами:

– Что?

– Я пошел в роддом, – сказал я, стоя в двери.

– Да иди куда хочешь! – отмахнулся он.

Стремительно выскакивая за дверь, я услышал его запоздалое «А зачем тебе в роддом?», но сделал вид, что этот вопрос уже не застал меня в редакции.

В Баку стояла весна, теплое солнце заливало город, на проспекте Низами пахло цветочными клумбами и тутовыми деревьями, прохожие улыбались и поздравляли друг друга с полетом в космос.

Через пять минут я был на улице революционера Басина, в проходной того самого роддома, где родился. Любой бакинец моего возраста знает этот двухэтажный белый дом за высоким крашеным забором. Мужчин в этот дом тогда не пускали ни под каким предлогом. Поэтому возле забора, под окнами роддома, постоянно толпились молодые и не очень молодые отцы, ожидая, когда в окне на втором этаже откроется форточка и оттуда крикнут: «Мамедов, мальчик!» или «Мамедов, девочка…». Если кричали «мальчик», счастливые отец и его друзья начинали плясать лезгинку прямо на трамвайных путях улицы Басина, а если кричали «девочка», то несчастный с позором плелся домой, как побитая собака…

Но красная «корочка» сотрудника «Бакинского рабочего», которую я гордо показал вахтеру в проходной, открыла мне дорогу в кабинет главврача.

– Поздравляю! – сказал я ей с энтузиазмом Остапа Бендера.

Однако главврач, наверно, тоже читала «Двенадцать стульев» и потому спросила подозрительно:

– С чем вы меня поздравляете?

– Юрий Гагарин полетел в космос!

– И что? Мы-то какое к этому имеем отношение?

– Самое прямое! – бодро заверил я. – Вашему родильному дому оказана высокая честь назвать всех мальчиков, родившихся сегодня, именем нашего первого космонавта!Главврач, которой было лет пятьдесят, в упор посмотрела мне в глаза.

– Ты это сам придумал? Или… – и она подняла глаза к потолку.

– Или! – твердо сорвал я. – Конечно, или.

– А если роженицы не захотят?

– Это зависит от подхода. Если вы пустите меня к ним в палату…

– Исключено! – отрезала она. – Мужчинам в палату рожениц вход запрещен.

– Конечно, – согласился я. – Но это в обычные дни. А сегодня не обычный день, а совершенно исключительный! Мы в космос полетели! Так неужели корреспонденту партийной газеты в женскую палату нельзя зайти?

Главврач секунду молча смотрела мне в глаза, гадая: а что, если этот рыжий засранец напишет в газете, что я не позволила назвать новорожденных в честь Юрия Гагарина? Потом встала, взяла из шкафа свой второй белый халат, набросила его мне на плечи и сказала:

– Пошли!

А по дороге тихо спросила:

– Почему именно нашему роддому оказана эта честь?

Второй раз в роддоме, где я родился, я не мог соврать, я сказал:

– Потому что я тут родился.

– Я так и подумала…

Мы зашли в палату, она состояла из двух комнат, в которых лежали на койках двадцать рожениц. Да, да – двадцать коек с роженицами в двух небольших смежных комнатах! Одна форточка на четыре окна, и запах соответствующий. Кто-то из женщин спал, кто-то тяжелой грудью кормил новорожденного младенца. Я напряг воображение, пытаясь вспомнить, на какой из этих коек мама кормила грудью меня. Но так и не вспомнил. Тогда я набрал воздух в легкие и произнес пламенную речь.

– Дорогие товарищи женщины! Поздравляю вас с огромной удачей! Ведь вы родили детей в такой исторический день! Наш советский человек Юрий Гагарин полетел в космос! Первый в истории человечества! Теперь все человечество будет ежегодно праздновать эту дату – дату полета Гагарина в космос и рождения ваших детей! И потому я предлагаю вам назвать своих новорожденных мальчиков именем первого советского космонавта! Все, кто назовет своих новорожденных Юрием, завтра же будут в газете, и вся республика, все ваши родные и близкие прочтут об этом! Записывайтесь!

И я открыл свой блокнот.

Так я стал «крестным отцом» одиннадцати Юриев пяти национальностей! И мой «Весенний репортаж» из родильного дома главный редактор поставил на первую полосу! Тем самым «Бакинский рабочий» «поставил фитиль» всем газетам Советского Союза – никто, кроме нас, не додумался до такого финта…

Мне неохота искать в библиотеке ту газету за апрель 1961 года, поэтому скажу по памяти, что у меня есть крестные Юрий Гусейнов, Юрий Мартиросян, Юрий Нанишвили, Юрий Каплан и так далее…

Сегодня этим Юриям ровно шестьдесят, но имя не сработало – никто из них не стал космонавтом, и я давно забыл о том эпизоде. Однако весной 2011-го мне вдруг позвонили с телевидения:

– Эдуард, это телекомпания «Мир». Бакинское телевидение хочет устроить вам телемост с вашим крестным сыном…

Я изумился:

– С каким еще крестным сыном?

– 12-го апреля исполняется пятьдесят лет со дня полета Гагарина в космос. Бакинские журналисты подняли «Бак. рабочий» за апрель 1961 года, прочли ваш репортаж из родильного дома и нашли одного из ваших крестников. Это Юрий Гусейнов, мы должны сделать ваш телемост. Кстати, его племянник проходит подготовку в Звездном городке, он будет первым азербайджанским космонавтом…

Вот, господа, что такое журналистика. «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…»