Очко со свободой. Последней попытке русской революции — двадцать одно

А ведь я тогда пожалел о своем отсутствии там. И не я один…

Что общего между делом Pussy Riot и российской поддержкой Башара Асада в ООН? Чем подобны между собой событие сугубо, казалось бы, сугубо внутрироссийское и мероприятия дипломатические? Помимо того, разумеется, что все это — действия руководства одной и той же страны?

Скажем, на этих примерах видно, насколько неустойчива, подвижна граница между внутренней и внешней политикой. Думаю, вполне понятно, что беззаветные защитники сирийского диктатора движимы не только заботой о сохранении последней, оставшейся у России зарубежной военной базы и о возврате безразмерных сирийских долгов, но и желанием продемонстрировать собственному населению утвердившуюся вертикальность своей позиции — в смысле подъема с колен. Мол, не боимся мы его, Вашингтона твоего… Мы — великая держава, мы плевали на него… Кого захотим, того и поддержим…

А вот действо, по замыслу вроде бы чисто внутреннее, отозвалось — чего вряд ли ожидали его вдохновители и организаторы — резонансом вполне международным. Мелкий скандальный инцидент, о котором, может, давно забыли бы в текучке дальнейших событий, приобрел совершено несоразмерный масштаб. Озорные, хулиганистые девчонки, поступок которых как таковой никто, кажется, не одобрил, благодаря последовательным стараниям светских и церковных инстанций и примкнувших к ним православно озабоченных россиян, теперь остались неизвестными разве что в дебрях Южной Америки да на дальних островах Океании. Теперь они могут претендовать на место в истории борьбы за свободу мысли. Если уж речь о делах церковных, то вспоминается, скажем, Лютер… Вам смешно? Мне тоже… Но не я задумывал и проталкивал к финалу этот трагический фарс.

Главное, что, по-моему, роднит эти столь различные события — это дух торжествующего бесстыдства. Или, если угодно, наглого и бесстыдного торжества. Вот хотим — и будем крупномасштабному убийце, а по совместительству — дружественному президенту — поставлять боевые вертолеты, а в Совете Безопасности будем валить все попытки вывести его из игры. Хотим — и будем судить за то, чего нет даже в Уголовном кодексе, зато есть в исторических решениях каких-то там церковных соборов… И обвинение подкрепим свидетельскими показаниями, в которых даже ошибки совпадают. А свидетелей защиты на порог не пустим. Какая защита? Богохульник должен сидеть в тюрьме. А Башар — в Дамаске. Я сказал…

Как выглядит в глазах всего мира страна, варганящая судилища средневекового свойства и выручающая убийц собственного населения, их, похоже, совершенно не волнует. Как заметил один персонаж романа Лиона Фейхтвангера “Семья Опперман”, у них нет стыда, тем они и сильны. Ну, какой там стыд у чисто конкретных пацанов, да еще со стажем в Конторе Глубокого Бурения?..
Кстати, буквально только что последовал еще один пример такой чисто конкретной откровенности: оказывается, война с Грузией планировалась загодя, года за два. Сам сказал. А сколько пелось о срочном вмешательстве ради защиты миротворцев и страждущего населения!.. Ну а чего стесняться-то? Как пожелаем, так и сделаем.

И еще одна общая черта. Все это произошло и происходит вблизи знаменательной, хотя и не круглой даты…

“Настоящая народная революция!” — кричал в трубке голос дальнего собеседника. “Мы больше никому не позволим путать понятия, сбивать нас с толку!” — победно гремела из телевизора Елена Боннэр. Ага, не позволили…

Что-то меня в этой революционной буре с самого начала малость смущало…

“Там, кажется, начинается штурм, но все-таки давайте закончим”. Это журналист — кажется, А.Любимов — говорит с Мстиславом Ростроповичем. Великий музыкант и популярный журналист пришли в Белый дом защищать демократию, и сейчас они этой защитой, безусловно, займутся. Только сперва добеседуют…

Странно это выглядело. И не только это. Весь так называемый путч, вся эта битва за демократию. В ходе которой, например, в столицу входят войска без боеприпасов, а главный противник вождей переворота спокойно едет призывать народ на защиту демократических ценностей…

Как сказал по другому поводу товарищ Сталин, то ли воюют, то ли в карты играют. Впрочем, тогда это тоже радовало: как-никак бескровная революция куда лучше кровавой. Сказано было некогда, что дело прочно, когда под ним струится кровь. Кому, как не России, это знать.

“В России нет закона. Есть столб, а на столбе — корона…” Это кто-то сказал при Пушкине. Нынче выразился бы, наверное: вертикаль власти.

Никакая это была не революция. То есть задумывалось, может, и не то, что вышло, что-то лучшее. А получилась, в конечном счете, карикатура. То ли — на диктатуру, то ли — на демократию. И не знаешь теперь, смеяться или плакать, глядя на нее.

Забавно: упомянутые в начале этих заметок знаковые события случились вблизи и во время именно двадцать первой годовщины великого события.

Свобода в очередной раз сыграла со страной в очко. И снова обжулила.

Так что, может, и лучше, что я тогда не поучаствовал: все-таки не так обидно

Давид Михаэли, “Новости недели” — “Континент”