Объединиться или размежеваться?

На прошлой неделе президент России Владимир Путин поручил провести переговоры с целью подписания специального документа, в котором бы регламентировался режим межгосударственной границы РФ и Южной Осетии.

На сегодняшний день Южная Осетия является частично признанной республикой. Помимо России ее независимость признается еще четырьмя странами-членами ООН. С точки зрения официального Тбилиси, это – неотъемлемая часть Грузии, оккупированная северным соседом.

Подавляющее большинство членов ООН поддерживают территориальную целостность Грузии, хотя контроль над Цхинвали Грузия потеряла еще в начале 1990-х годов (в августе 2008 года произошло лишь юридическое признание этого факта со стороны Москвы). При этом некоторые союзники Тбилиси (США, Литва, Румыния), а также ряд международных организаций (Европейский парламент, НАТО) признают факт оккупации Абхазии и Южной Осетии.

Российско-югоосетинский участок границы (считающийся в большинстве государств российско-грузинским рубежом) составляет 74 км. Однако перспективы развития вокруг этой небольшой территории волнуют не только страны Кавказского региона. Насколько же важной представляется «разграничительная» инициатива Владимира Путина? В какой степени она может повлиять на динамику грузино-осетинского конфликта и на позиции  России на Большом Кавказе?

Абхазия и Южная Осетия, как две непризнанные (а затем признанные частично) республики имеют много общих черт. Однако было бы неверным не видеть и принципиальных отличий между ними. Если абхазское движение, начиная с периода распада СССР, стремилось к созданию своей государственности (в данном случае вторичен вопрос о том, имеет ли она перспективы?), то лидеры Южной Осетии в качестве своей стратегической цели видели объединение с республикой Северная Осетия (субъектом в составе РСФСР, а потом РФ) под эгидой Москвы. В июне 2004 года и в марте 2006 года предыдущий югоосетинский лидер Эдуард Кокойты даже обращался с соответствующими ходатайствами в российский парламент и Конституционный суд. При этом, жители Южной Осетии рассматривают в качестве своей родины не столько большую Россию, сколько собственную республику. Однако в объединении с Северной Осетией и, в конечном итоге с РФ они видят лучшую перспективу. Подобные взгляды подогреваются всей политической практикой последних двух десятилетий. За это время югоосетинская столица Цхинвали несколько раз становилась объектом атак со стороны Грузии. Ни мощной диаспоры (сопоставимой с армянской, поддерживающей устремления Нагорного Карабаха), ни привлекательных ресурсов, какие есть у абхазов (Черное море) у Южной Осетии нет. Отсюда и узость геополитического выбора.

Однако Москва все эти годы не спешила реагировать на югоосетинские объединительные инициативы. До мая 2004 года она пыталась поддерживать статус-кво. Когда же начался процесс «разморозки конфликта» (то есть стремление к пересмотру формата миротворческой операции и роли самой России в ней), то РФ выступила в качестве военно-политического патрона югоосетинского самоопределения. Не самоопределения вообще, а проекта, ориентированного на выход из состава Грузии. 26 августа 2008 года Южная Осетия была признана Кремлем в качестве независимого государства, а 5 сентября того же года с ней были установлены дипломатические отношения. Но в течение последующих пяти лет российские руководители воздерживались от однозначных оценок перспектив возможного появления нового субъекта РФ. Были вялые комментарии по поводу решающего права народа, что лишь провоцировало слухи об экспансионистских планах Москвы.

Думается, что сентябрьское решение Владимира Путина в определенном смысле ставит точку в спорах о том, прирастет ли Россия Южной Осетией. Москва дает недвусмысленный сигнал: она продолжает признавать Цхинвали и будет обустраивать с ним границу. Понятное дело, эта будет граница двух несимметричных союзников, точнее даже патрона и клиента. Но это будет именно граница. Нового субъекта в составе РФ не предполагается. И объединение с Северной Осетией, как минимум, откладывается, а как максимум, снимается с повестки дня. Мотивы такого решения более или менее ясны.

Что бы ни говорил Владимир Путин или отдельные депутаты российского парламента про США и «коварный Запад», Кремль не хотел бы наращивания конфронтации. Признание государственности двух бывших автономий Грузии простить могли. При всей неоднозначности восприятия российских действий пятилетней давности политики и политологи в США и странах ЕС прекрасно осознавали и ответственность Тбилиси за поражение и утрату территорий, и тот факт, что эта утрата де-факто случилась задолго до «горячего августа» 2008 года.

Но одно дело – некий ответ на грузинские действия и даже признание двух утраченных Грузией автономий, а совсем другое – присоединение земель, считающихся формально частями другого государства. Думается, что такие действия могут раскрутить маховик нового противостояния с Западом.

Тем паче, что и помимо Южной Осетии острых противоречий в отношениях накопилось немало. Во-вторых, не стоит сбрасывать со счетов и олимпийский фактор. Для Владимира Путина успех игр в Сочи – не только его личное достижение, но и инструмент для утверждения международного престижа страны. И в этом плане любое дополнительное обострение ситуации на Большом Кавказе не выглядит интересным.

Тем паче, что и Грузия уже не собирается бойкотировать игры, а прагматизация двусторонних отношений с Тбилиси без резких движений и прорывов интересам Кремля отвечает. К тому же и без формального вхождения Южной Осетии в состав РФ у Москвы есть много инструментов для обеспечения своего интереса в республике и на Кавказе в целом. Другой вопрос, как пользоваться ими результативно.

Сергей Маркедонов,
приглашенный научный сотрудник
Центра стратегических и международных исследований,
США, Вашингтон
blogs.voanews.com

.
.
.