КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
Часть 1. Сад камней
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Photo copyright: pixabay.com
Когда инженер или офисный клерк с характерным разрезом глаз заходят в маленький сад камней и, отринув повседневность, погружаются в иной мир, то это, вероятно, неплохая альтернатива неврозам и бунту подсознания. Однако на европейских просторах японскому садику тесно – мы предпочитаем более или менее разгулявшуюся социальную стихию. Ручейком индивидуального сознания мы впадаем в его общий поток, но рецепт «плыть нормально, как все», прост не для всех. Для некоторых из нас поток удивительным образом обращается в болото.
В болоте, собственно, ничего плохого нет – одна из стабильных форм гомеостаза. Но если вы не лягушка или кувшинка, а скворец или заяц, то, живя в болоте, почувствуете отстранённость.
Монотонно скользя по поверхности сознания, стабильная повседневность предстанет однажды в такóм свете, что «нормальная жизнь» на этом закончится.
Это более вероятно для тех из нас, у кого шкура, которую долго наращивали на вашей душе (семья, детский сад, вуз и «производственный коллектив»), всё ещё зияет участками тонкой кожи. В этом недоразвитии вы по-детски чувствительны – с одной стороны, к новизне, а с другой, – к фальши, лжи и порезам совести.Если же повседневность ещё и перемалывает ваше нереализованное «Я» на бытовые и служебные мелочи, то это особенно тяжёлый случай. Вы начинаете метаться в ловушке «здравого смысла», насущных обязательств и не понимаете, как могли всё это терпеть. Чувствуя, как девальвируются стартовые возможности короткой жизни, вы пытаетесь пробиться последним ростком своей свободы из-под накатанного асфальта «столбовой дороги».
У Кьеркегора варианты жизненных этапов человека распланированы так: эстет, живущий чувствами; этик, поглощенный семьей и работой; верующий, склонившийся перед Богом. Кьеркегору бы наши заботы! Не зря у нас дети, да и часть взрослых, дезертируют в виртуальный мир компьютера – в игре можно делать что угодно.Вот именно – детство и игра – спасительные буйки в безумном море. Стать поэтом могут не все, но все ведь были уже поэтами: вспомните, как детство наполнялось образами, как били в нём фонтаны инстинктивной энергии, как все дороги были открыты!
Впрочем, необязательно уходить в игру – можно и в творчество, то есть в ту же игру, но вид сбоку: творчество – это взрослое продолжение детских игр. Здесь так же создаются воображаемые ситуации, так же вместо реальных объектов действуют их модели и образы. Если же образы не справляются с предписанной ролью, её корректируют. Словом, творящий взрослый, подобен играющему ребёнку и пребывает в атмосфере неслыханной для других свободы. Не напрасно прорывы в науке и искусстве осуществляет в основном молодёжь, у которой ворота шлюзов прикрыты не до конца, и шлагбаумы опущены не до упора.
Резюме: берёте обыденность, смотрите на неё новым глазом, и, возможно, к концу своего срока вы придёте к выводу, что жизнь прошла нескучно.
Что может быть обыденнее смерти (эмоции не в счёт)? Но и тут индуист и буддист, сидя каждый в своём «саду камней», ухитрились повернуть и обыденность, и эмоции. Они придали смерти оптимизм, рисуя перспективу реинкарнации. Этим, впрочем, отличались не только они, но и древние греки, и кое-кто ещё.
Что ж, поговорим об оптимизме смерти, но совсем в ином духе. Прежде всего, почему мы должны ограничиваться человеком? Не такой уж он и царь природы, чтобы исключительно для него держать выделенную линию реинкарнации, а смертен не только он. Смертны яблоня и гора, смертны мамонты, планета Земля и галактика Млечный путь. Поэтому одно из двух – либо реинкарнации нет вообще, либо в том или ином виде она распространяется на всё.
За последние несколько десятилетий выяснилось, что справедливо, скорее, последнее, хотя и не вполне в буддистском духе. Из этого, кстати, не следует, что мистические верования востока оказались провидением, распространившимся на более широкую базу. Вкладывать современное содержание в древние слова – это известная забава, смысла в которой немного. Мотивированный толкователь найдёт в древности всё, что захочет, поскольку искомым снабжает себя сам.
Негоже «вливать молодое вино в старые мехи» – язык древних понятий далёк от нового знания. Невозможно опираться на мнение предков, не искажая его современной интерпретацией. Разве что, вы режиссёр спектакля по мотивам Эсхила или даже Чехова.
Мы живём, забывая о хрупкости – и нашей, и окрестных вещей. И правильно делаем – жизнь превратилась бы в ад. Вникая в подсолнухи Ван Гога, и слушая концерт Рахманинова, мы получаем целостное впечатление. А покинув выставочный или концертный зал, мы садимся в автомобиль, детали которого подогнаны друг к другу во исполнение целостных функций.
Целостный подход, целостное представление, холизм…
Мы прагматики: употребляя эти термины, мы игнорируем сложности взаимоотношений целого и его частей. Разве читая эту фразу, вы обращали внимание на порядок слов и знаки препинания? А теперь – в порядке далёкого от повседневности эксперимента – попробуйте опуститься с уровня её целостности вглубь фразы. Попытайтесь переставить слова, нарушить грамматические правила, изъять из слов какие-то буквы. Сохранится ли целостность смыслов?Впрочем, язык избыточен – даже при наличии пропусков и искажений вы можете восстановить смысл. Фраза не монолит, но в среднем она не слишком чувствительна к элементам своей структуры (бывают исключения).
С другой стороны, вся эта письменность есть производная от звучащей речи, передаваемой фонемами, а их формирование и распознавание определяется «языковыми» отделами коры головного мозга – зонами Брока и Вернике. И если с ними или с памятью что-то не так, то даже идеально выстроенная фраза лишится для нас смысла и утратит функциональную целостность.
Говоря о целостности предмета, мы имеем в виду извлечение смысла и достижение целей, но у природы, в отличие от нас, целей нет, значит, нет и ценностей. Она формирует свои объекты случайными событиями. И если при оценке их ценности искать смысл, то, разве что, в контексте эволюции – этот контекст интересует нас, хотя бы в силу нашего существования. В то же время, изменение условий среды легко обесценивает мамонтов вместе с миллиардами лет приведшей к ним эволюции, но не затрагивает бактерий. Они пережили пожар Александрийской библиотеки, гибель Помпеи и миллионы жертв Второй мировой войны.
Означает ли это, что бактерии имеют бóльшую ценность, чем, например, Homo sapiens? Это зависит от системы отсчёта. Простых организмов вообще больше, чем сложных, – они многого не требуют и потому более жизнестойки. С позиции принципов демократии, они и должны были бы диктовать условия земной жизни (не исключено, что именно это они и делают). Тогда попытки человека установить собственную диктатуру выглядят как узурпация власти.В одних средах выживают одни продукты эволюции, в других – иные, в-третьих – и те, и другие. Природа действует и как производитель широкого спектра продуктов, и как автомат отбраковки собственной продукции, не предполагающий ни «целей», ни «ценностей». Можешь жить, – живи, – говорит равнодушная природа, – а не можешь, – погибай, – пожимает она плечами. Ближе к делу было бы говорить не о ценности, а о приспособленности структуры к выживанию и развитию. При каких-то условиях она может реализовать свои потенции к усложнению, а при других не может.
Оцените ценность виноградных косточек, рассеянных над Чукоткой, Сахарой и Италией, или ценность радиопередачи, адресованной «всем, всем, всем!», – и тому, кого касается; и тому, кого не касается, но он в состоянии её понять; и тому, кто понять не в состоянии.
Если бы природой руководил разумный замысел, то она отдавала бы предпочтение соответствующим ему мутациям. Однако структуры, которые, в силу своего доминирования, казалось бы, отвечали замыслу, легко могут исчезнуть, а редкая мутация может стать родоначальницей новой цепи развития.
Случайности информационного обмена организмов приводят к тому, что одни живут в виде простейших, а другие связались в сети – однородные или разнородные (популяции и биоценозы). Сеть перспективнее – опираясь на взаимодействие всех своих составляющих, она позволяет тоньше дифференцировать сигналы среды и формирует «валентности» более высокого уровня.
Возьмите нейронную сеть человеческого мозга, дифференцирующую сигналы среды: для кого-то представляют ценность паттерны нейронов, связанные с живописью, для кого-то – алкоголь и девочки, а кому-то важен адронный коллайдер или «звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас».
Для атомизированного социума такое разнообразие ценностей – то же, что для природы разнообразие частиц. И руководствуется он тем же принципом: можешь жить, – живи, не можешь, – погибай – в физическом, интеллектуальном или психологическом отношении. И социальные программы вносят в эту ситуацию лишь незначительные поправки.
Представление о ценности информации востребовано в профессиональной среде, производящей «естественный отбор» новаций, (бывает и неестественный). Его осуществляют жюри, учёные и редакционные советы, конкурсные комиссии и т.п. По понятным причинам, профессиональная среда заинтересована в количественном определении ценности информации, но задача эта не из простых.
Например, ценность научной статьи принято определять индексом её цитирования. Но как только на этом стали где-то основывать зарплату и продвижение по службе, появился соответствующий бизнес, который обесценил ценность цитирования. По тем же причинам происходит девальвация ценности учёных степеней и не только учёных званий – вспомним о сообществе «Диссернет». В результате в каждой области человеческой культуры более важен не официальный, а «гамбургский» счёт достижений.
В этом свете идея советского кибернетика М.М. Бонгарда, на первый взгляд, кажется разумной. Он предлагал определять ценность информации по соотношению вероятности достижения цели до и после её получения [1] (список литературы во второй части работы). Увы, на второй взгляд такой подход оказывается сомнительным. Ближайшая цель бывает неоднозначной. Она может вступить в противоречие с отдалённой целью, которая окажется важнее и т.д.
Ценность по Бонгарду зависит и от условий. Относительность ценности уравнений классической механики отражена даже в названии новых уравнений – «теории относительности». Они количественно показывают, как ценность уравнений Ньютона убывает с приближением к скорости света.
Особенно проблематична идея Бонгарда для фундаментальных открытий – их цели поначалу не просматриваются вообще. «А какую пользу ждать от младенца?», – резонно отвечал Фарадей на вопрос о пользе открытого им закона электромагнитной индукции. Ровно так же мог бы ответить В.А. Фабрикант на вопрос об идее лазера, Флеминг – на вопрос о перспективах обнаруженной им плесени и т.д. Не случайно нобелевские премии находят своих героев спустя многие годы после совершения открытия.
Однако нобелевские оценки производятся постфактум, когда ценность информации очевидна и без них. Такая «ретроспективная предсказуемость» имеет ценность только для информационных агентств, самого лауреата и его работодателей.
Ценность информации зависит, прежде всего, от возможности её распознать, то есть от свойств приёмника. Ценна ли информация, которую приносит панспермия? Ещё бы! Микроскопические фрагменты жизни, приносимые с метеоритами, – это, возможно, именно тот канал, по которому на планетах зарождается жизнь. Однако слишком холодная или слишком горячая планета не в состоянии «распознать» подобную информацию, и её ценность для них обнуляется.
Формула Больцмана для энтропии имеет нулевую ценность для шестиклассника, поскольку он её не понимает, и для выпускника вуза, который знает её слишком хорошо.
Одна и та же ошибка при репликации молекулы ДНК (мутация) имеет разную ценность по Бонгарду для разных условий среды – на этом, собственно, построен весь естественный отбор.
Если в речи собеседника на иностранном языке часть слов незнакома, то понятные слова обретают дополнительную ценность, т.к. берут на себя информационную нагрузку непонятых слов. Однако если оказывается, что речь всего лишь о «прекрасном вечере», то информация сразу же теряет ценность: банальность не понижает энтропию.
С другой стороны, если отношение к человеку окрашено чувством, то представление о ценности информации смещается от осмысленных модуляций звука к самому звучанию голоса. Более того, даже отсутствие звука (сигнала) – в случае его ожидания – может иметь информационную ценность, вызывая, например, тревогу.
Информация может иметь и отрицательную ценность, то есть удалять приёмник от достижения цели. Это случаи дезинформации – намеренной или вызванной заблуждениями (Солнце вращается вокруг Земли и т.п.). В то же время, долго культивируемые заблуждения способны «впитать» полезную информацию. Например, статистически значимые сведения о влиянии звёзд на судьбу человека отсутствуют, а ссылки на «энерго-информационные» поля и положения светил выглядят несерьёзно. Однако многовековые астрологические наблюдения звёздного неба имели реальную ценность и были затем востребованы астрономией.
Другой пример – алхимия: «Берём семь унций философской ртути, добавляем три унции толчёных клювов жаворонка и пять унций послеобеденного умиротворения. Раскаляем смесь на горне, пока не превратится в Зелёного Льва…». Замечательный текст – «наука», замешанная на поэзии! Но, несмотря на абсурдность толкований, фактический материал, полученный в поисках «философского камня» и «эликсира молодости», оказался полезен для химии.
Такой же пример – понятие «temperatura» (лат. «надлежащее смешение»), изначально обозначавшее смесь лекарств с тепловым воздействием на организм. В этом понятии произошло «ненадлежащее смешение» наук, однако ложная этимологическая основа не помешала фиксировать полезную информацию: при плюс 39 °С человек болен, при минус 39 °С ртуть замерзает, а 0 °С – тройная точка воды (лёд, вода и водяной пар).
В конце концов, температура оказалась мерой средней энергии движения молекул, но накопленные сведения вовсе не утратили своей ценности. Как говаривал Д.И. Писарев, «иллюзии и слова гибнут – факты остаются».
В таком же контексте можно рассматривать и религию. Несмотря на то, что она основана на зыбкой почве, на то, что общечеловеческой религии не существует, а её варианты антагонистичны – вплоть до кровавых конфликтов, – все мировые религии породили замечательные тексты, шедевры искусства и архитектуры, внесли вклад в правовые нормы, этику и т.п.
Кстати, о литературе, музыке и искусстве. Здесь невычислимость ценности информации принципиальна – она «ускользает» в интуицию, чувства и другие области субъективного восприятия. «Искусство – это тайный способ извлечения тайной части правды» [2, с. 36]. В искусстве ценность информации определяется непостоянной эстетикой и привходящими влияниями – критики, рынка, моды и т.п.
Для занятого человека, оперирующего целостными формами, всё, что обсуждалось выше, – это избыточные детали. Но тому, кто позволит себе отвлечься на природу целостности (сидя, например, в саду камней), могут открыться удивительные вещи. Скажем, такая: целостность часто строится на руинах предыдущей целостности. Более того, в соответствии с одним из фундаментальных законов природы – вторым законом термодинамики, – никакой целостности не может быть вообще, поскольку структурные компоненты любого целого должны рассыпáться.
Страшный закон. В соответствии с ним, мы обречены иметь дело исключительно с руинами. Так что, если вы натолкнулись на нечто целостное, то спешите пользоваться, пока не исчезло. Это легко проиллюстрировать даже на простой системе, обыденной, как воздух.
Включим пылесос в режиме компрессора. Часть воздуха вблизи отверстия его трубки уплотнится, и эта особенность отличит её от остальной воздушной среды. (При этом заметим, что с конгломерации частиц и начинаются все упорядоченные предметы).
Долговечно ли уплотнение воздуха? После выключения пылесоса молекулы этой его части, вследствие своего хаотического движения, равномерно распределятся по объёму комнаты, «забыв» о своём недавнем прошлом. Такой процесс называется диффузией.
Теперь включим радиатор – вблизи его поверхности температура воздуха повысится, то есть увеличится скорость хаотичного движения молекул. Однако после выключения радиатора избыточная энергия будет «перетекать» в области, где она ниже, и через некоторое время в комнате вновь установится одинаковая температура. Такой процесс называется теплопроводностью.
В слоях газа и жидкости, прилегающих к движущимся автомобилям, самолётам и морским судам молекулы дополнительно к своему хаотическому движению получают ещё и направленное. Однако в процессе хаотических столкновений с другими молекулами они передают им направленную составляющую своей скорости, и она рассеивается по всем направлениям. Такой процесс называется вязкостью.
В этих простых примерах диффузия, вязкость и теплопроводность являются процессами рассеяния, диссипации, поэтому системы, в которых они действуют, называют диссипативными.
Процессы рассеяния всегда ведут к тому, что изолированная от внешней среды материя приходит к состоянию теплового равновесия. Оно означает, что концентрация молекул, направления их движений, давление и температура распределены равномерно – во всех уголках изолированного объёма их значения одни и те же. Это состояние устанавливается, благодаря хаотичному движению молекул.
Зафиксируем видеокамерой следующий сюжет (пример из учебника физики). Капнем йод в стакан с водой. Его молекулы, вследствие диффузии, равномерно распределятся по объёму стакана. Сдвинем стакан с края стола – он упадёт и разобьётся, а окрашенная вода растечётся по полу. Теперь прокрутим этот фильм в обратную сторону: осколки сползаются в форму стакана, вода вливается в него обратно, стакан впрыгивает на стол, а растворённый йод собирается в исходную каплю.
Кино получилось занятное, но нереальное. Понимал это уже Аристотель: «Порядок не может возникнуть из беспорядка, только – из порядка»; «Мы не можем утверждать, что из низшего возникает высшее, из несовершенного со временем получится совершенное» [3, с. 172, 174].
В соответствии со вторым законом термодинамики, без специальных усилий происходит только деструкция, выравнивание и нивелирование. Горы выветриваются; машины ржавеют и рассыпаются; рассыхается клей книжных блоков; истлевает бумага, необратимо уничтожая отпечатанный на ней текст; разрушаются скульптуры, здания и живописные полотна; культурные растения дичают; возникает эрозия почвы; разрушаются брошенные города; у людей распадаются эмоциональные связи и отношения, в мозгу разрушаются связи нейронов; всё живое умирает.
Бергсон обобщает: видимые и разнородные изменения всё больше и больше растворяются в изменениях невидимых и однородных [4, с. 240]. А Мамардашвили не обходит и человека: «В той мере, в какой наша память, наши другие человеческие качества зависят от стихийных природных процессов и оказываются в свободном поле действия естественных сцеплений, причин и действий, неминуемо разрушаются явления порядка [3, с. 26]. Время разрушает <…> рассеивает наше внимание, нашу собранность [3, с. 164]. Забвение – это хаос, распад, рассеяние» [3, с. 233].
Постоянная и повсеместная направленность естественных процессов определяет ход самого времени – реально лишь то его направление, которое ведёт к хаосу [5, п. 4.8].
Если наиболее вероятное состояние систем – это хаос теплового равновесия, то как мы ухитряемся на каждом шагу сталкиваться с упорядоченностью, с целостными предметами? Может быть, они иллюзорны, как считают даосы? Или это лишь временное нарушение хаоса?
Если вдуматься в суть второго закона термодинамики, то непонятно, откуда упорядоченность берётся вообще. Он не оставляют ни малейших шансов для жизненного оптимизма – наши направленные действия и любое творчество заведомо девальвируются! Процессы рассеяния, словно ластик, стирают всякое «выпячивание» из хаоса.
Грустное суждение. Его вершиной стала концепция «тепловой смерти Вселенной» (У. Томсон, Р. Клаузиус): звёзды отдадут свою теплоту холодному пространству, энергия и вещество рассеются, всякое движение остановится, все упорядоченности нивелируются, и в замирающем молекулярном хаосе жизнь прекратится…
Да, но почему она не прекратилась до сих пор? Не успела? А откуда взялись стол, компьютер и чашка с чаем? Ведь на этом месте была хаотичная пылевая туманность! Почему из этой туманности возникли растения, животные и сам человек, мысли которого о неизбежном распаде всего и вся противоречат самому факту его существования?
В конце концов, вспомним о Дарвине. Он убедительно показал, что своим существованием мы обязаны эволюции, но как она уживается с тем, что материя обязана рассеиваться, а не усложняться? Об этом поговорим в следующий раз.
Продолжение следует.
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.