Игорь Клямкин | О политических соблазнах меньшинства

Чувствую, не избежать мне прямого высказывания об отношении к Навальному.

Во-первых, благодаря ему мы узнали, что в стране выросло поколение, которое (или, точнее, часть которого) этически отторгает сложившийся в России режим и готово свое неприятие выражать в публичных коллективных акциях.

Во-вторых, искусственное перекрытие Навальному доступа к выборам не может не вызывать протеста у человека даже с минимально развитым правосознанием.

Но, в-третьих, мне не дано понять, с какой стати люди, возжелавшие поддержать президентские амбиции Навального, обвиняют с ними не согласных в интеллигентском чистоплюйстве: им, мол, подавай идеального лидера, а если не идеальный, то будут пугать себя и других страшными страхами.

Не вижу, по правде говоря, в последние десятилетия такой особенности у российской интеллигенции. И за Ельцина голосовала, и даже за Путина, ни того, ни другого идеалом не считая. Просто в предлагавшемся наборе кандидатур выбирала казавшегося ей наиболее приемлемым. А потом – особенно в последнем случае – вынуждена была каяться. Может быть, поэтому и опасается обмануться еще раз, заранее делая ставку на политика с непроявившимися отчетливо политическими установками. И если она настаивает на их прояснении, а ответов не получает, то так ли уж бессмысленны ее опасения?

В России образовалось меньшинство, которое не имеет шансов иметь «свою» власть, представляющую ее интересы и ценности. Поэтому оно подвержено соблазну прислониться к власти «чужой» – действующей, как предпочитают «сислибы», либо потенциальной, т.е. к оппозиции, демонстрирующей способность войти в контакт с массовыми группами населения. Или соблазну воспринимать чужую как свою либо близкую себе. Притом, что на наших глазах было уже «Путина – в президенты, Кириенко – Думу!» и еще много чего похожего. После чего выяснялось, что казавшееся политическим компромиссом, диктуемым реальностью, оказывалось политическим самообманом.

Сошлюсь в этой связи на мыслителя, жившего давно и не здесь, но кое-что в таких вещах понимавшего. Вот что писал он о том, как соотносится власть и свобода, включающая и свободу самой власти:

«Применительно к людям свобода означает, что они могут делать, что им заблагорассудится: мы должны предвидеть, что же захочется им делать, прежде, чем отважимся приносить поздравления, кои могут вскоре перейти в жалобы. Благоразумие диктует это даже в случае частных лиц; однако когда люди действуют сообща, свобода становится ВЛАСТЬЮ. Разумные люди, прежде чем заявить что-либо, должны убедиться в том, какое применение находит себе ВЛАСТЬ; это тем более верно, когда речь идет о столь непростой материи, как НОВАЯ власть НОВЫХ людей, о принципах, нраве и настроениях коих мы почти или совсем не осведомлены, да еще в таких ситуациях, когда те, кто кажутся наиболее деятельными на сцене, могут и не быть истинными руководителями событий».

Это Эдмунд Берк – консерватор, но из самых умных.

А право Навального претендовать на должность президента, у него отобранное, конечно же, надо поддерживать. Но его антикоррупционная деятельность и популярность среди отдельных слоев молодежи с неясными пока политическими ориентациями не дает мне серьезных оснований видеть в нем моего кандидата. Потому что не знаю, как он, получив власть, собирается решать различные конкретные проблемы, включая, кстати, и проблему системной коррупции, в наличных внутренних и внешних обстоятельствах, и на какие группы интересов при этом опираться. Не уверен, что такие основания есть и у многих из тех, в глазах которых он уже самый желаемый глава государства.

Игорь Клямкин