Евсей Кац | Ниночка

– Ах! – испуганно воскликнула Ниночка и обернулась.

У нее за спиной стоял ухмыляющийся муж Кирюша.

– Гы-ы-ы, – радостно промычал муж. Глаза его сально блестели.

– Ну что это такое. Прекрати меня щипать, – возмутилась Ниночка

– У-у-х, хорошо, – в восторге закатил глаза Кирюша и сжал в своей ладони аккуратную Ниночкину ягодицу.

С возрастом Кирюшино либидо пошло на убыль, и он все чаще стал заменять изнуряющие его проникновение в Ниночкину плоть простыми, но грубыми прикосновениями к ее интимным местам. Ниночку это раздражало, но она терпела. Муж-инженер сделал хорошую карьеру в крупной компании, содержал Ниночку, детей, дом, в целом ее устраивал, да и помнила она его молодым и веселым, всегда готовым тонко и остроумно пошутить.

«Это у него юмор изменился. Постарел вместе с ним”, – вздыхала Ниночка.

Она слыла красавицей среди местечковых евреев, составляющих большинство в эмигрантской русскоговорящей общине их города. В ее голубых глазах, бледном лице, волнистых льняных волосах виделось что-то ангельское. Но пышная, умеренно и умело обнажаемая грудь, длинные стройные ноги и припухшие губки тревожили. Такое необычное сочетание совершенно сводило с ума подвыпивших мужчин в армянском ресторане «Арарат», где бывшие россияне отмечали праздники и юбилеи. Завидев входящую в заведение Ниночку, ресторанный певец сразу томно заводил “Ах, какая женщина. Мне б такую”. Все головы поворачивались в ее сторону. Ниночка в сопровождении гордого Кирюши шествовала через весь зал к своему столику, специально заказанному в глубине. Танцевать она старалась только с мужем. От партнера после танца трудно было отвязаться и женатые друзья семьи неоднократно шептали ей на ушко, что только уважение к Кирюше удерживает их от безрассудства. Походы в туалет Ниночка сводила к минимуму, так как гурьба молодых дальнобойщиков кавказского происхождения сразу устремлялась за ней. Закрыв за собой дверь Ниночка, слышала, как они о чем-то растерянно спорили на своем языке. Однажды один из них все же спросил: «Дэвушка, а сколько вам лет?» Естественно, отвечать Ниночка не стала.

Периодически в ресторане возникали драки. Возбужденные посетители в чем-то друга обвиняли, затем с потными лицами и выпученными глазами хватали друг друга за лацканы пиджаков, пинали ногами в пах, бодали головами. Оторвавшись, швырялись стульями, попадая в невинных. А те в свою очередь вскакивали, кричали зверскими голосами «Кто?!!!”, лезли в гущу и, зайдя сзади, наотмашь били кого-то по голове. Кто-то улетал под стол и неуклюже пытался подняться, ударяясь затылком о столешницу, не соображая, что сперва надо выползти. Затем кто-то выбегал на улицу, другие, то ли преследуя, то ли спасая, устремлялись за ним, мат народов СССР замолкал, и усталые официантки начинали восстанавливать порядок в интерьере.

Ниночка не переносила мата, многих матерных слов не понимала, ни одного за всю свою жизнь не употребила. Драк она боялась жутко и не могла себе представить, что можно вот так взять и со всей силы ударить человека. Ну там оттолкнуть или ущипнуть, как Кирюша, но не бить же по лицу.

Однажды после очередного побоища, она осторожно поинтересовалась у молоденькой официантки из Киргизии из-за чего все это началось. Маленькое неказистое дитя степей посмотрело на нее с восхищением и сказало: «Так из-за вас же”.

– Ужас какой, – прошептала Ниночка не совсем искренне, потому что ей хотелось воскликнуть: “Я так и знала!”

С тех пор драк она бояться не перестала, но испытывала приятный трепет, когда на ее глазах кому-то квасили нос, а в “Арарат” стала приходить еще чаще.

Иногда Кирюша канючил:

– Давай сходим в кино или в оперу. Вроде бы, Нетребко будет петь.

Но Ниночка отказывалась и придумывала предлоги, под которыми можно было бы в очередной раз посетить любимый ресторан, предварительно зайдя в косметический салон.

А между тем она уже разменяла пятый десяток. Ниночка не была дурой. Она понимала, что когда-нибудь, конечно не скоро, ей для сохранения статус-кво придется принимать радикальные меры. То есть делать пластику. Она намекнула на это Кирюше, но он заявил, что даже слушать об этом не хочет. Во-первых, он всего-навсего простой инженер, а не какой-то олигарх, а только жены олигархов могут позволить себе настоящую пластическую операцию; и, во-вторых, Ниночка настолько красива, что этой красоты ей хватит до конца ее дней, во всяком случае, до конца его дней.

– А потом? – спросила Ниночка.

– А потом она тебе будет не нужна, потому что тот единственный, для которого ты эту красоту сохраняла, ее уже не увидит, – ответил ей Кирюша с легкой грустью.

“Эгоист”, – подумала Ниночка, но промолчала.

Наверное, Ниночкина довольно беззаботная жизнь протекала бы в таком ключе до самого закрытия “Арарата” или преобразования его в спорт-бар с бургерами и red necks*, если бы она случайно не встретила Иришу Шмуль. Ниночка, выходя после фейшела из салона “Ленына забота”, столкнулась на пороге с Иришкой, сразу ее узнала, но особого удовольствия от этого не испытала. Красотка Шмуль была ее главной соперницей в институте. В отличие от осанистой блондинки Ниночки Ирина была смугла, миниатюрна, плоскогруда, но настолько изящна, что завидя ее парням хотелось тут же взять ее на руки и нести по жизни, оберегая от любых перегрузок. Девушки не дружили, но волосы друг на дружке не рвали и к мужчинам-преподавателям, которые считали за честь ставить им пятерки, не ревновали.

– Иришка, – воскликнула Ниночка. – Какими судьбами?

– Извините, что-то не припомню, – сделала удивленное лицо Шмуль.

– Нина, Нина Вороновская, МИСИ.

Иришкино удивление сменилось напряженной работой мысли.

– Нинка, неужели ты?

“Приехали. Она совсем не изменилась, а я… Не узнать, значит”, – холодно подумала Ниночка.

– Погоди, я только крем куплю и потом посидим где-то, – сказала Иришка, и Ниночке в ее голосе послышались несвойственные Шмуль в юности повелительные нотки.

– Ну где тут у вас приличный ресторан? – спросила Иришка.

– “Арарат”, конечно “Арарат”, – воскликнула Ниночка.

– Армянский, что ли? – скривилась подруга. – Ты за кого меня принимаешь?

Она быстро прогуглила на сотовом лучший в городе ресторан. Он оказался бразильским и абсолютно незнакомым Ниночке.

– Это в даунтауне, – определила Иришка. – Поехали.

– На моей машине. Ты гостья, я тебя повезу, – Ниночка плохо знала даунтаун, но ей захотелось удивить Шмуль своей Тойотой Секвоей.

– Да брось. Какая я гостья. Вот собираюсь в вашем городе филиал своей компании открыть, – и Иришка подвела Ниночку к чему-то, что по сравнению с ее Секвоей выглядело, как Моника Беллучи в молодости рядом с Фаиной Раневской в старости

– Что это? – сдавленно прошептала Ниночка.

– Где? А это. Мазерати Кватрропорте.

– Ах, Мазе… Как я сразу не узнала, – индифферентно произнесла Ниночка. – А он… а она…

– Нет, не GTS, только SQ4. На GTS я еще не заработала. Ну поехали.

Придя домой, Кирюша застал жену нервно мечущейся по дому.

– Поклянись! – грозно воскликнула Ниночка.

“Донесли, сволочи, – испугался Кирюша. – Схватил возле туалета Таньку за сиську и тут же настучали. Вот народ”.

– Поклянись, что поможешь открыть мне бизнес, – уточнила Ниночка и, рыдая, рассказала про Шмулиху.

Иришка была замужем несколько раз. Первые несколько раз еще в СССР, а последние несколько раз уже в Америке. Мужья действительно носили ее на руках, но это были не те руки, которыми можно было огребать, и в итоге Иришка стала работать сиделкой у пожилого миллионера. Тот оказался очень порядочным и за два минета не только объяснил Иришке, как надо открыть бизнес по уходу за пожилыми, но и помог с бумагами. Иришка заключила со штатом контракт и стала обслуживать малоимущих пенсионеров. Сперва сама, а когда повалили бэбибумеры, наняла работников, обзавелась офисом и стала боссом. Бизнес давал приличный доход, но Иришка сочла его недостаточным. Она взяла кредит, связалась со знакомыми из другого города и открыла там филиал своей фирмы. Затем филиал в еще одном городе. И еще. Вскоре у нее появились филиалы почти во всех штатах Америки.

После второй бутылки «Дом Периньёна» Иришка наклонилась к Ниночке и показала ей два маленьких едва заметных шрамчика за ушами.

– Вот из-за них ты меня сразу узнала.

– Пластика, – благоговейно прошептала Ниночка.

– И не одна, – подчеркнула Иришка.

Бедный Кирюша. Он легкомысленно поклялся. Если бы он знал во что вляпался. Сам бизнес открыть не составляло труда, но подписать контракты с многочисленными организациями, которые представляли в этом деле штат, казалось, было выше человеческих сил. Бюрократия была на уровне какой-то киношной страны третьего мира, только никто не брал взяток. Чиновники требовали заполнения непонятных бумаг, при этом ничего не разъясняя. Они посылали Кирюшу на какие-то дорогостоящие курсы и вынуждали проходить тренинги, программы которых, Кирюша должен был составлять сам. Ниночка нервничала, обвиняла мужа в медлительности и причитала:

– И это все только для того, чтобы заправить старухе постель и спустить за ней воду в унитазе.

– Нет, – отвечал ей Кирюша. – Это все для того, чтобы она не могла тебя судить.

Наконец, обвесив стены дома дипломами и сертификатами Кирюша, пригласил инспекторов для решающей проверки. Пришло две мымры, которые не обращая ни малейшего внимания на чары старого, советских времен ловеласа, просмотрели гору бумаг и заявили, что Кирюша все сделал неправильно.

– А как правильно? – держась за сердце, срывающимся на хрип голосом, спросил Кирюша.

– Все это есть на нашем вебсайте, – коротко ответили ведьмы и, переступив через лежащую в обмороке Ниночку, удалились, злорадно посмеиваясь.

Но не на того они нарвались. Кирюша вспомнил, что нет крепостей, которые бы не взяли большевики. Он призвал на помощь свое еврейское упрямство и всего лишь через год пригласил инспекторов снова. На этот раз пришли две молодые и симпатичные, еще не утратившие вкус к жизни дамы. Кирюша ожил. Он ненавязчиво и остроумно шутил, угощал пирожными и даже чуть было не уговорил девушек выпить шампанского за успех дела. До шампанского дело не дошло, но настроение у собравшихся было веселое и работа у инспекторов спорилась. Когда день склонился к закату они поздравили Кирюшу с отличной работой и великодушно пообещали давать его компании много клиентов, так как в связи с Obamacare** их наплыв значительно увеличился.

– Просто не справляемся, – вздохнули девушки.

– Ура, – простонал Кирюша.

Ниночке он сказал, что Мавр сделал свое дело.

Для самой Ниночки наступили окаянные дни. Ей предлагали обслуживать неподъемных, двухсоткилограммовых баб и мужиков, проживающих в грязных, тошнотворно-вонючих домах, по которым ползали тараканы и пробегали крысы. Кирюша денно и нощно постил на craiglist*** объявление о немедленном приеме на работу, завлекая высокой зарплатой. Все другие агентства платили одиннадцать долларов в час, а Ниночкина фирма предлагал целых одиннадцать пятьдесят.

Ниночка носилась от клиента к клиенту, заполняла бесчисленные формы, нанимала работниц, которые постоянно капризничали, жаловались на невыносимые условия труда и увольнялись с невиданной скоростью. Не помогала даже двадцатипятицентовая прибавка к жалованию. Ниночка уже стала платить двенадцать долларов, но даже на такие шикарные условия не удерживали ее рабочих.

– При двенадцати мы работаем себе в убыток, – осторожно предупредил ее Кирюша.

– Потеряешь клиента, другого тебе уже никогда не дадут, – пугалась Ниночка.

Особенно Ниночку изводила тупая и грубая Лорин, которая постоянно спорила из-за денег и придумывала различные причины, чтобы увильнуть от работы. Однажды она сообщила, что ее изнасиловали в детстве и теперь она не может подмывать мужиков, потому что те используют купание, как предлог для получения от нее бесплатных сексуальных услуг.

– Я им дрочить не собираюсь! – вопила Лорин в телефонную трубку.

– Успокойтесь, дорогая, я переведу вас к женщине, – заверила ее Ниночка.

Бизнесу исполнился год. За этот год Ниночка ни разу не посетила любимый “Арарат”. Но празднование нового года она пропустить не могла. В ресторане многое изменилось. На сцене не было знакомого певца. Там уже работала певичка. Естественно, “мне б такую женщину” она при появлении Ниночки петь не стала. Их любимый маленький столик в глубине исчез. На его месте стоял большой, за которым сидела компания их старых знакомых. Они вежливо покивали, но к себе не пригласили.