Ничто, ставшее всем. Копчушка и другие артефакты полигона дьявола

К 95-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции

“Cовершенно пьяный талантливый человек Гена Снегирев, как-то с толпой подвыпивших приятелей забрел в Александровский сад, увидел огромную очередь в Мавзолей и злобно закричал им тоном древнего пророка:

— Материалисты, ** вашу мать, а копчушке поклоняетесь!”

Из мемуаров Игоря Губермана

То, что история считается наукой — привычный парадокс. Казалось бы, Истории больше к лицу благородная простота копилки фактов или, говоря современным языком, базы данных. Чтобы любой пытливый гражданин, порыскав в ней, мог бы получить правдивое описание интересующих его событий.

Но голые и упрямые факты мало кого интересуют, а потому их сбором и очисткой от всякой субъективной шелухи занимаются только немногочисленные идеалисты-бессребреники. Гораздо большим спросом пользуются различные толкования и комментарии всего происходящего в мире. С целью удовлетворения этого спроса происходит непрерывная массированная интерпретация едва состоявшихся событий. Энергичные усилия журналистов, депутатов, “неназванных источников в кругах, близких к”, сотрудников “компетентных органов”, напоминающие толкотню пришедшего на водопой антилопьего стада, не способствуют чистоте родника информации. В результате, в век высоких информационных технологий мир путается в оценке того, что произошло буквально вчера, уже не говоря о событиях полувековой давности. В этом контексте история существует уже не в виде нудного списка событий, а как набор версий еще не остывшего прошлого, — одна увлекательнее другой. Такая История — это, несомненно, уже наука и даже, местами, — искусство.

Два постперестроечных десятилетия не утихают споры о том, кто из современных российских властителей по неведению или злой воле наносил родине посильный вред, а кто действовал исключительно во благо отечества. Кто развалил великую державу и поставил ее на колени перед цинично усмехающимся Западом, а кто, до предела напрягая натренированные на галерах и дзюдоистских спаррингах мышцы, старательно поднимал ее с упомянутых колен.

Наличие полярных точек зрения в оценке деятельности вождей объясняется традиционно повышенной ролью руководящих личностей в российской истории. А если принять во внимание размеры России, то, в расчете на квадратный километр территории, роль эта велика гипертрофированно, парадоксально. Ведь последствия любого высочайшего решения немедленно аукаются на всем обширном пространстве от исконно русского (без “п”) Калининсберга до не менее исконно российских южнокурильских островов Шикотан, Итуруп, Кунашир и скальной гряды Хабомаи.

Однако, кончина СССР и дальнейшая демократизация российской жизни развеяли миф о том, что все российские беды происходят из-за “плохих царей”, то есть недальновидных, жестоких и безответственных руководителей — не то навязанных безвинно страдающему народу чьей-то злой волей, не то как бы засланных из глубин космоса недружественной цивилизацией. В самом деле, если Горбачев еще был безальтернативно поставлен во главе 1/6 части суши (имеется в виду земная поверхность, а не японское блюдо) ареопагом Политбюро ЦК КПСС (то есть в каком-то смысле марсианами), то последующие Ельцин-Путин-Медведев-и снова Путин убедительно доказали несостоятельность инопланетной версии происхождения современной российской власти.

Нет никаких сомнений в том, что указанные политические лидеры, как принято говорить, — плоть от плоти народа. Первый из них в начале своего воцарения имел даже статус народного героя (то произносящего с танка пламенную речь, то с помощью тех же танков выясняющего отношения с мятежным парламентом), со временем, впрочем, сильно потускневший.

Второй, он же Четвертый, несомненно и по сей день отвечает чаяниям большинства россиян. Самым ярким доказательством всенародной к нему любви было покорное избрание временным президентом Третьего — лишь потому, что Второй-Четвертый после нескольких колебательных движений монаршего пальца указал именно на него.

Впрочем, прилагательное “покорный” в данном контексте неточно и даже может показаться оскорбительным кому-то из избирателей, поскольку ставит под сомнение свободу его волеизъявления. На самом деле Третий, конечно же, был избран народом с полным пониманием необходимости неукоснительно следовать Конституции, которая категорически отвергает возможность правления три срока подряд одного и того же вождя, каким бы гениальным он ни был. Вот вразбивку — совсем другое дело. Собственно, после повышения срока президентских полномочий с четырех до шести лет, два новых срока равняются трем старым. А с учетом разбивки…

В общем, дух захватывает от открывающихся блистательных перспектив. А бестактных скептиков, настырно указывающих на массовые нарушения на выборах, поставить на место очень легко. Ну были “карусели”, “мертвые души”, вбросы бюллетеней и вдохновенная работа с итоговыми цифрами председателя избирательной комиссии Чурова, внешне и по роду деятельности сильно напоминающего старика Хоттабыча, ну и что? При всех подтасовках, за Путина проголосовало подавляющее большинство населения — это неоспоримый, или, повторяя за классиками, медицинский факт.

Правда, признав легитимность российской власти, пытливый гражданин может оказаться в щекотливом положении. Отказ от идеи сверхъестественной российской невезучести на царей немедленно вызывает к жизни сакраментальное “каждый народ достоин своего правителя”. Однако, не могут же добропорядочные в массе избиратели быть повинны в гомерической коррупции, тотальном воровстве, распродаже природных богатств, неправедных судах, чиновном беспределе и прочих безобразиях. Как известно, народ неправ быть не может. Но если не народ и не законно избранная им (а значит, правильная) власть, то кто же тогда, как издревле вопрошают на Руси, виноват?

По определению одного моего знакомого, человека не слишком серьезного, Россия — это “полигон дьявола”. В том смысле, что Дьявол избрал российскую территорию для практической проверки своих сатанинских изобретений, подобно аспиранту сельхозакадемии, выезжающему в поле для натурных экспериментов или группе военспецов, испытывающих разрушительную силу новейшей бомбы на удаленном полигоне в глухой тайге или в безлюдной пустыне.

Такой нетривиальный взгляд способен пролить свет на многие российские реалии. В теорию “полигона дьявола” хорошо вписываются многие артефакты российской истории — и сугубо материальные, в виде зданий или памятников, и феномены духовной жизни, вроде научных теорий или произведений искусства, и крупномасштабные социальные потрясения — гражданские войны, революции и массовые репрессии.

В самом деле, октябрьский переворот 1917-го года больше всего походит на дьявольский эксперимент. Очевидно, главной идеей этого эксперимента была трансформация евангельского завета “и последние станут первыми” в практический лозунг “кто был ничем, тот станет всем”. Для реализации этой идеи ее автор всего лишь перевернул на 180 градусов российскую социальную лестницу, подобно ребенку, опрокидывающему ведерко с песком. В результате переворота обитатели социального дна, или, попросту говоря, подонки, оказались на самом верху властной пирамиды. Время, как в опрокинутых песочных часах, потекло вспять и началась активная фаза эксперимента, вызвавшая к жизни самые отвратительные человеческие пороки.

“Ничто”, ставшее в России в 1917 году “всем” в жестокости к собственным соотечественникам оставило далеко позади и Древний мир, и Средневековье и Французскую революцию. К слову, обе революции — и Французская 1789-го года, и Российская 1917-го, словно в насмешку над миллионами жертв, названы Великими. Что поделаешь, если народ, несмотря ни на что, предпочитает жить не в какой-то там, а в великой стране, а цифры погибших для него — лишь скучная статистика. Воистину, как заметил Сэмюэль Джонсон, патриотизм — последнее прибежище негодяя…

Красный террор, развязанный Лениным и Троцким в 1917 году, разгораясь и утихая, не останавливался в России — СССР ни на один день, вплоть до смерти Сталина в 1953-м. Десятки миллионов собственных граждан были уничтожены в братоубийственной гражданской войне, заморены сознательно организованным голодом, замучены в лагерях, расстреляны, как “враги народа”.

Тема жертв советских репрессий необъятна, трагична и несопоставима с форматом газетной статьи. Вдобавок — она не нова. Но писать о ней стоит по крайней мере до тех пор, пока все преступления советского периода не будут публично осуждены самой же Россией как на государственном уровне, так и в сознании простого работяги. Судя по тому что нынешняя российская власть с каждым днем все больше похожа на советскую, это произойдет нескоро

Самый впечатляющий материальный артефакт советской эпохи это, конечно же, вавилонский зиккурат на Красной площади в Москве, известный как мавзолей Ленина. Формально идея его создания принадлежала М. Калинину, но историки не сомневаются в том, что это был далеко идущий план Сталина. Согласно упомянутой теории моего знакомого, Рогатый науськал Усатого реставрировать историческую парадигму, дав народу в своем лице нового царя и бога в лице Ленина. Большевики намеренно создали новый языческий культ, в котором, как справедливо заметил историк Д. Орешкин, «источником веры и объектом поклонения являлась мумия обожествленного предка, а верховным жрецом — генеральный секретарь».

Парадокс: вчерашнюю, по историческим меркам, перестройку путинские идеологи уже успели заклеймить как антинародную и смешать ее уже ушедших и еще живых лидеров с грязью, а вот, скажем, Ульянова или Джугашвили, все еще держат в идеологическом резерве относительно чистенькими, как стоящий на запасном пути смазанный и заправленный водой и углем бронепоезд. Мало ли, как дело обернется, и какие знамена придется расчехлять…

Вот и лежит нетленный Ильич в гробу под хрустальной крышкой, как мертвая царевна, а расстрелянные по его приказу настоящие русские царевны, как и царевич, и царица, и сам царь, добитые штыками и сожженные серной кислотой, покоятся в паре километров от вождя мирового пролетариата в усыпальнице Новоспасского монастыря. На излете перестройки их канонизировали и причислили к лику святых. А именем Петра Войкова, который решал вопросы с кислотой, названа станция московского метро и прилегающая к ней улица.

Такая комбинация может показаться бредом только неискушенному западному обывателю, не знакомому с тонкостями российской жизни. На самом же деле существующая расстановка сил обеспечивает средневековое по духу, но вполне устраивающее власть равновесие. Нам говорят: если попытаться вынести саркофаг с мумией Ульянова из красногранитной пирамиды в центре Москвы, то коммунистический электорат с алыми бантами на груди бросится под колеса траурного лафета. Если публично предположить, что святость царской семьи при всей ее трагической судьбе, весьма спорна, то верующие, как один, потрясая хоругвями, выйдут на защиту святынь. А если, допустим, на кремлевских башнях заменить откровенно сатанинские красные звезды на оригинальные православные кресты, то сшибутся, пугают нас, и красные, и верующие, и воцарится хаос, чреватый новой гражданской войной. Что же до переименования улиц, то на новые таблички с названиями улиц в государстве элементарно нет денег.

На самом деле все это чистое лукавство или, попросту говоря, вранье. Бояться властям нечего. Даже в ответ на гомерический цинизм властной рокировки в конце прошлого года, когда премьер-в-законе Путин, дружески улыбаясь, одним щелчком уволил с должности эрзац-президента Медведева, волна возмущения в Москве лишь слегка поднялась и вскоре опала, так и не превратившись во внятный гражданский протест. На этом фоне вынос ленинского кадавра из мавзолея, ликвидацию могильника госпреступников у кремлевской стены, переименование улиц и тому подобные мелочи всесильный Второй-Четвертый мог бы решить одним нажатием кнопки селектора, продиктовав краткие инструкции секретарю. И никаких проблем, кроме быстро затихающего народного бурчания не возникло бы. Но дело в том, что именно Путин со товарищи меньше всех заинтересован в ликвидации российской идеологической чехарды. При наведении порядка именно им может не оказаться места в новой системе власти. А сегодняшние лебедь, рак и щука российских политических сил дают желанное нулевое равновесие, а заодно и ощущение упругих сыромятных вожжей в натруженных на галерах руках. Народу же, лохоносцу, описанная схема предлагается, как продвинутый аналог системы сдержек и противовесов, принятой в американской власти.

Один из самых ярких артефактов “полигона дьявола” из нематериальной сферы — гимн СССР/России. Его первоначальный вариант, написанный С.Михалковым и Г.Эль-Регистаном на музыку генерала Александрова, редактировал лично Лучший друг советских поэтов. В тексте звучало имя Сталина; один из куплетов был посвящен Красной Армии. После смерти и развенчания культа личности (на самом деле культ Сталина не развенчан до сих пор) некоторые слова гимна петь вслух стало неудобно, особенно за границей при спортивных победах. Тогда в 1956-м году было принято гениальное решение — вообще не петь гимн. Музыка пусть себе звучит — хорошая, патриотическая музыка, а рот при этом открывать совсем не обязательно, и даже вредно, поскольку в тексте восхваляется Усатый, а страной уже правит Лысый. Народ, со свойственным ему ехидством (а также манерой держать фигу в кармане), тут же окрестил гимн “Песней без слов”.

Однако, в 1977-м году при принятии брежневской Конституции слова таки пришлось подрихтовать, поскольку гимн — неотъемлемая часть Основного закона. Опять пригласили по-прежнему бодрого Михалкова, и он снова блестяще справился с задачей — выбросил из текста слова про уже нестрашного мертвого Сталина, про Красную Армию и знамя, и пропедалировал тему коммунизма, до которого, согласно предсказанию уже почившего на тот момент Хрущева, оставалось всего-то годика три.

Но как ни досадно это звучит, довольно скоро — в 1990-м году слова гимна снова стали застревать в горле. Компартия была признана нехорошей организацией, погубившей тьму народа и исповедующей несбыточные идеалы, и восхвалять ее стало не совсем удобно. Богатыри мысли и дела от перестройки постановили решить проблему раз и навсегда и окончательно отречься от старого мира. Тем более, что дорогой Леонид Ильич к тому времени лично врезал дуба и возразить уже ничего не мог. Насквозь фальшивый, тошнотворный советский гимн заменили “Патриотической песней” Глинки. Оркестрованная Андреем Петровым, она была утверждена в качестве нового гимна России. Очевидно с учетом наступившей эпохи перемен, новый гимн решили пока исполнять без слов. То есть, конечно, объявили конкурс на создание текста и даже отобрали вариант В.Радугина “Славься Россия”. Но то ли слова были какие-то незапоминающиеся, то ли музыка Глинки — сложной и некуплетной, но так или иначе народ сердцем новый гимн не принял и толком его не запел.

Однако, через какой-то десяток лет, как водится, пришли иные времена. Владимир Путин в первый же год своего правления внял жалобам спортсменов которые сетовали на отсутствие слов и невозможность петь гимн во время церемоний награждения медалями на летних Олимпийских играх 2000 года. Новый президент, в силу своего чекистского опыта, хорошо понимал значение наглядной агитации в деле воспитания личного состава. Первым делом он вернул не успевшую забыться мелодию старого, александровского гимна. С учетом начинающейся массовой ностальгии по утраченному советскому рабству, идея была принята на ура. Оставалось разобраться со словами. Надо ли говорить, что это ответственнейшее дело была снова поручено нестареющему и принципиальному С.Михалкову? И ведь не подкачал старик! Очередной апгрейд текста был выполнен косметически безупречно, на зависть молодому поколению поэтов, не обладающему ни сверхъестественным чутьем признанного мэтра, ни гибкостью его интеллигентно-сутулой дядистепиной спины. Правда, ехидный народ, не вынимая фиги из кармана, тут же окрестил автора трех гимнов “гимнюком”, но новую государственную песню все же запел. Совсем как коллектив булгаковского филиала зрелищной комиссии, против воли до изнеможения исполнявший хором “Славное море, священный Байкал”. И поет по сей день. Правда, с учетом истории российского гимна, надо признать, что вероятность его скоропостижного усовершенствования перманентно сохраняется на высоком уровне. Ну, если и не всего текста и музыки, то хотя бы некоторых его слов или нот.

Бытует мнение, что все эти мавзолеи, гимны, звезды на башнях и прочая елочная мишура имеют чисто декоративное значение, существуют отдельно от народного сознания и похожи на несерьезную детскую игру. На самом деле (и российская власть это прекрасно понимает) внешнее оформление общественного бытия тем более значимо, чем более убога жизнь каждого отдельного человека. Цепочка “Москва — Красная площадь — Кремль — Мавзолей — Ленин — Сталин — Гимн” намертво впечатана в сознание российских масс. В ней утверждаются важнейшие опоры режима: незыблемость центральной власти, нерассуждающая, не зависящая от исторических реалий вера в величие отечества, презрение власть имущих к мыслящей человеческой личности, вынужденной лицезреть монстров и людоедов, пышно похороненных в самом сердце страны.

Маркс, а вслед за ним Ленин утверждали, что тип общественного устройства определяется формой собственности на землю и средства производства. Частная собственность подразумевает звериный оскал капитализма, государственная — человеческое лицо социализма с преображением, в перспективе, в светлый лик коммунизма. Эксперимент, начатый в 1917-м году со всей убедительностью опроверг эти искусственные построения. Россия за последнюю сотню лет перепробовала все существующие формы собственности, как завсегдатай борделя всех его сотрудниц. Однако “звериный оскал” столыпинского капитализма сменился не человеческим лицом советского социализма, а сталинским мурлом махрового тоталитаризма. Запланированный же на конец ХХ века светлый лик коммунизма в реальности трансформировался в заурядную физиономию кагебешного подполковника с цепким взглядом и смягченными ботаксом желвачками профессиональной ненависти к “либералам с бороденками”. В соответствии со своими представлениями о морали и исторической справедливости, означенный подполковник не слишком вникает в выдуманные “либерастами” ХХI века заумные законы, и, отправляя свои властные функции, ориентируется не на них, а на более доступные его лубянскому мышлению пацанские “понятия”. Такая практика не только не вызывает массового несогласия со стороны населения или, говоря современным языком, электората, но и встречает живейшую поддержку среди его самых широких слоев. Протест же носителей жидких бороденок представляет собой маловразумительную, подчас постыдную разноголосицу.

Правда есть еще немалый слой людей, своим поведением напоминающих собак, то есть все понимающих, но не говорящих. Это — умные, профессионально состоявшиеся личности, отдающие себе отчет в собственной процентной малочисленности и, соответственно, в заведомой обреченности оппозиционной деятельности. Они понимают, что, решись они на не декоративный, а на всамделишный протест, противостоять им придется не компактной волчьей стае алчной, воровской власти, а бескрайнему большинству, развращенному ложным величием своего государства и его извращенными идеалами. “Люди — собаки” изобретают различные формы компромисса с действительностью, и если не получается претворить их в жизнь, — уезжают из страны. Россия при этом остается Россией и ничем другим, словно и не было этой безумной и кровавой сотни лет.

Очевидно есть вещи более глубинные чем общественно-политический строй, тип экономической формации или характер собственности. Эти вещи можно называть национальным характером, исторически сложившимся менталитетом, определенным психотипом, создавшимся под воздействием конкретных природных условий, но дело не в их названии. Главное в том, что именно они определяют суть страны и образ жизни ее граждан. Да, бывают времена, зажатые адскими клещами репрессий, в которые люди живут, “под собою не чуя страны”. Но сегодня не сажают за анекдот и не расстреливают за торговлю валютой, а значит, отсутствие внятного протеста может означать только одно: все, происходящее в России, вполне устраивает подавляющее большинство ее населения. А на вечно рефлексирующее собакоподобное меньшинство, корчащее из себя оскорбленную интеллигенцию, не стоит обращать внимания. Мало ли о чем люди ворчат, пакуя чемоданы. В конце концов, мы все через это проходили.

Эксперимент на “полигоне дьявола” продолжается. И в нем, как и во всяком солидном эксперименте, отрицательный результат тоже был бы результатом. Более желанным, чем положительный.