Заметки дилетанта
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Два основных лозунга современной демократии – «Голос мeньшинcтв должен быть услышан» и «Каждый голос должен быть услышан» – всегда вызывали у меня сомнения в своей непротиворечивости и возможности осуществления.
Когда-то в школе нас учили, что, моделируя крайние случаи, можно не только проверить справедливость гипотезы, но и определить рамки ее применимости.
Поэтому представим себе городок с численностью населения сто тысяч человек, 365 из которых являются мeньшинcтвами в том или ином смысле.
Городок тихий, провинциальный, населен обывателями, которые хотят жить в тишине и покое и ни о чем, по возможности, не думать.
Разумеется, наши мeньшинcтва достаточно громогласны. Мeньшинcтва всегда громогласны. Ведь не будь они такими, мир бы и не знал об их существовании: у общества имеется порог слышимости.
Ежедневно один из представителей мeньшинcтв обращается в мэрию за разрешением на проведение митинга на центральной площади и на прилегающих улицах – и получает разрешение: голос мeньшинcтв должен быть услышан!В результате, в нашем тихом городке ежедневно гремит музыка и взрываются петарды, а небо полыхает фейерверками.
Чтобы снять возможное возражение, что упомянутые 365 представителей мeньшинcтв не могут обращаться в мэрию ежедневно, так как относятся к одной группе, мы предположим, что каждый из них представляет собой малую группу из, скажем, 10 человек, и эта группа юридически оформлена. Так устроит?
Предполагаемый оппонент скажет, что и представители бoльшинcтва могут прийти в ту же мэрию и потребовать разрешения на проведение «Дня тишины». Но, во-первых, автор точно знает, что можно требовать разрешения на проведение митинга, но совсем не уверен, что законодательство позволяет требовать проведения дней по «Отсутствию митинга». А, во-вторых, от имени кого этот поборник тишины будет обращаться к власти? Бoльшинcтво жителей ни в какое общество или движение не объединено. Все, что роднит его членов – это то, что они жители одного города и все хотят покоя.
Естественно, найдется собеседник, который скажет, что из этой ситуации есть выход: жители города должны объединиться. Мол, тогда граждане получат право обращаться в мэрию и так далее.
Но что значит объединиться? Это означает, что должна появиться инициативная группа, которая возьмет на себя функцию объединения, сформулирует задачи и устав организации… не кажется ли вам, что подобная группа очень напоминает тот самый авангард, о котором столько говорил Ленин и который называется… партией? И что, оформившись, она будет представлять вовсе не интересы того бoльшинcтва, от имени которого, якобы, говорит, а свои собственные? И городок, вместо ожидаемого «дня тишины» получит очередной 366-й митинг с речами и фейерверками?
Мало этого, в условиях демократии равного представительства наша «партия бoльшинcтва» в лучшем случае получит один день покоя, поскольку остальные дни все равно будут разобраны мeньшинcтвами.
Так мы подошли к возможности сформулировать первый обещанный парадокс демократии – чтобы быть услышанным, бoльшинcтво должно стать мeньшинcтвом. Но даже и в этом случае оно снова не будет услышано, поскольку превращение неизбежно подменит голос бoльшинcтва на голос представляющего его мeньшинcтва, что совсем не одно и то же.
Позволю себе заметить, что, вообще, история демократии нас учит, что, чем красивее и привлекательнее лозунг, тем он менее осуществим практически.
Есть, правда, еще один способ разрешения этого парадокса: голос любой группы должен быть услышан… пропорционально численности этой группы в обществе. Скажем, если вы представляете тысячу граждан в нашем стотысячном городке, то и трибуна вам будет предоставлена примерно раз в три года. Тогда и волки будут сыты, и городок, наконец, отдохнет.
Для второго примера представим, что в том же городке живет себе человек, у которого есть корова. Кто хоть раз бывал в коровнике, знает, что там, где корова, там и слепни.
У каждого из участников нашего мысленного эксперимента свои цели. Хозяин хочет получить от коровы максимум молока с наименьшими затратами. Корова хочет спокойно и сытно существовать. А слепни хотят беспрепятственно пить коровью кровь.
В недемократической системе хозяин старается избавиться от слепней, а выживших после хозяйских усилий корова сама сгоняет со своей спины, а, при возможности, убивает хвостом.
Но мы же рассматриваем ситуацию равной и всеобщей демократии! Поэтому собрались все: хозяин, корова и слепни – и прямым всеобщим демократическим бoльшинcтвом проголосовали за то, чтобы слепням не только не мешали пить коровью кровь, но и создавали условия наибольшего благоприятствования. Против было двое: хозяин и корова. Но они составили мeньшинcтво. Поэтому, сказано – сделано.
Законопослушный хозяин убрал ловушки, выбросил химикаты, коровий хвост накрепко привязал к ее задней ноге.
Через несколько дней шкура несчастной коровы была вся в воспаленных укусах, она исхудала и стала доиться хуже, а потом и вовсе перестала. И хозяин забил ее на мясо.
Слепни, естественно, перелетели в другое демократическое хозяйство. Конечно, в том случае, если такие хозяйства в городке еще остались.
Так мы приходим ко второму парадоксу демократии. В обществе, где электоральная база достаточно широка (в идеале, все население), решения, принимаемые демократическим путем, в перспективе всегда обществу невыгодны.
Разрешить этот парадокс достаточно просто – нужно тем или иным способом изменить электоральную базу.
В недавней статье весьма ценимый мной Яков Фрейдин предложил лишить права голоса определенные группы населения (в нашем примере именуемые слепнями). Я не соглашусь с уважаемым автором по двум причинам. Во-первых, никто не отдает своего без боя. То есть предложение неосуществимо без пролития крови. А во-вторых, все же люди – не слепни и было бы неправильно совсем лишать их права бороться за свои нужды, что при демократии осуществляется путем голосования.
Итак, равная демократия не работает, а ограниченная нас тоже не устраивает. Что же делать?
Мы живем в компьютерную эпоху, и тут нам на помощь может прийти взвешенная демократия.
Почему, скажем, в шахматах сила шахматиста может оцениваться по системе рейтингов Эло, в теннисе – по балльной системе, а в куда более серьезном вопросе социальной и политической жизни все равнозначны?
Когда-то центральные газеты публиковали популярные шахматные партии «Чемпион против читателей». Разумеется, не только чемпион, но даже ваш покорный слуга, будучи допущен до подобного соревнования, мог бы не волноваться. Очередной ход читателей в партии выбирается демократическим путем, то есть, принимается тот, который укажет простое бoльшинcтво участников. Давно доказано, что бoльшинcтво предлагающих ход играет в силу третьего разряда, никак не выше.Чемпиону выиграть у третьеразрядника особых усилий не требуется.
Если же представить себе, что ход выбирается с учетом весовых коэффициентов, то есть, скажем, гроссмейстерская идея оценивается в 1000 баллов, ход мастера в 500, а ход неостепененного игрока в 1, то чемпиону пришлось бы потрудиться, а уж автор настоящей заметки никак не мог бы рассчитывать на победу.
Интересно было бы почитать статьи на тему исследования качества выборного процесса в зависимости от выбранной весовой функции.
Что имеет в виду автор? Что теоретизируя, можно строить различные «выборные пространства», приписывая различные веса участникам выборного процесса и оценивая функцию качества управления. В такой модели самодержавие – не что иное, как модель, в которой весь вес сосредоточен в одной точке – самодержце, а современная демократия – модель, в которой вес, напротив, равномерно распределен по всем участникам. Достаточно очевидно, что оба случая – крайние, и, как таковые, вряд ли обеспечивают максимум функции качества.
Автор, не являясь специалистом в области экономики и социальных наук, не утверждает, что такая задача легко может быть формализована или что подобные исследования не проводятся.
Он просто не знаком ни с одной публикацией по данной тематике, что означает, что тема, как минимум, не популярна у широкой публики.
Я не буду повторять то, о чем много и подробно писали другие, то есть, не буду разжевывать, что такое весовая демократия, как и каким образом каждому могут присваиваться весовые коэффициенты (скажем, коэффициент увеличивается с увеличением налоговых платежей, с получением образования, с… вариантов много), замечу только, что без введения подобной системы указанный парадокс о том, что демократическая система осуществляет свои действия не в интересах системы, неразрешим.
Кроме этого, автор надеется, что, поскольку введение взвешенной системы выборов не является прямым изъятием выборных прав, а лишь их ограничением, то такое изменение вызовет меньшее сопротивление общества и может – при определенных условиях – осуществиться бескровно. То есть при медленном нагревании «лягушку удастся сварить».
Выше мы заметили, что ограничение или изменение электоральной базы означает серьезное изменение существующего порядка и полное или частичное лишение прав достаточно активной части населения. Во всяком случае, эта часть населения станет весьма активной, едва речь зайдет о лишении ее права безнаказанно пить коровью кровь.
Отобрать то, что некто считает своим владением, непростая задача. Разумеется, можно пытаться убедить владельца, что предлагаемое выгодно для общества и, как следствие, для него лично, но, боюсь, эта попытка заранее обречена на неудачу.
В то же время, автор неоднократно заявлял, что он является противником всяческих революций и революционного насилия, рассматривая революцию как абсолютное зло.
Так мы приходим к формулировке третьего парадокса: общество нельзя улучшить без революционной перестройки, а революция служит не улучшению, но злу.
Разрешение этого парадокса, как нам кажется, лежит в терминологической плоскости.
Выше мы – неявно – назвали революцией любое резкое и насильственное изменение существующего порядка.Что ж, представим себе, что вы пошли в горный поход и сбились с дороги. В какой-то момент Вы оказались на краю пропасти. У Вас есть два варианта. Первый – обвязаться веревками и, принеся в жертву неопытных и слабых, попытаться спуститься. Второй – повернуть назад и вернуться в точку, в которой Вы потеряли дорогу. В дискурсе социальных наук первый путь – революционный, второй, если вдуматься, контреволюционный. И тот и другой путь, к сожалению, невозможен без потерь. Но первый – ведет к хаосу и неизвестности, а второй – возвращает к определенной стабильности, от которой можно «танцевать» дальше.
Итак, революция – зло, контрреволюция – благо, во всяком случае, на фоне предыдущих, заведших в тупик, событий.
Теперь мы можем разрешить наш парадокс следующим образом. Современный процесс демократических выборов необходимо улучшить путем перестройки электорального пространства. Это изменение является, по сути, не революционным, но контрреволюционным, то есть, автор может определить его не как зло, но как благо.
Раз уж мы заговорили об интересах общества и индивидуума, попробуем вспомнить, что говорит по этому поводу теория интересов. А говорит она очевидные вещи.
Любой элемент системы, будь то индивидуум или общество, всегда преследует и старается максимизировать собственный и только собственный интерес.
Другое дело, что под максимизацией интереса не нужно понимать банальное накопление капитала. Интерес – понятие многофакторное, зачастую, внутренне противоречивое. Кто не сталкивался с проблемой попытки разрешения неразрешимой задачи – например, одновременной покупки жене шубы и поездки на курорт? Кто-то выбирает первое, кто-то второе, а кому-то удается выкрутиться.
Интерес может быть не обязательно материальный. Зачастую мы готовы пойти на существенные затраты, чтобы получить моральное удовлетворение.
Более того, индивидуум может сам не сознавать собственный интерес.
Один из недавних нобелевских лауреатов по экономике доказывает, что человек часто принимает спонтанные решения, которые совсем не зиждятся на разумных расчетах.
Это утверждение не противоречит тому, что он следует своим интересам, просто интерес в данном случае сложнее обнаружить и описать.
Таким образом, общество все время, говоря языком математики, играет в игру, в которой каждый отдельный игрок стремится максимизировать свой интерес, а общество пытается воздействовать на правила игры и на возможности игроков таким образом, чтобы они, стремясь к личной выгоде, максимизировали интерес всего общества.
Для решения указанной задачи у общества есть различные средства – от принуждения и определения налоговой ставки до пропаганды.
Мы назовем благополучным такое общество, в котором задача максимизации общественного интереса успешно решается и при этом индивидуумы не считают себя ущемленными.
К парадоксам это противоречие отнести трудно, но оно всегда в наличии в любом обществе, так как время жизни индивидуума и общества принципиально отличаются. Поэтому выгодная стратегия с точки зрения длительной перспективы (с точки зрения общества) зачастую является невыгодной с точки зрения короткой перспективы (то есть человека) и наоборот.
Вопрос о предоствлении медицинского обслуживания нелегалам и лицам, не имеющим медицинской страховки, давно разделил американский народ на два почти непримиримых лагеря.
Всем, кроме самых наивных, давно понятно, что ничего бесплатного не бывает и, как следствие, если вы сами не платите за что-то, то это означает, что за вас просто платят другие. Это очевидно в странах с бесплатной медициной, которая оплачивается из бюджета. Еще явственнее это проявляется в США, стране со страховой медициной.
Однако все мы понимаем, что в современном обществе человека нельзя совсем лишить некоторого базового уровня жизни. Общество содержит преступников в оборудованных тюрьмах. Общество дает базовое образование всем детям. Общество обеспечивает определенным уровнем медицины всех. Никто не хочет и не может спокойно наблюдать, как у него на заднем дворе рожает нелегалка, лишенная медицинской помощи. Пострадавшего в аварии везут в госпиталь вне зависимости от наличия у него медицинской страховки, а не оставляют умирать на обочине.
Таким образом, когда нам говорят, что нелегалы лишены медпомощи, нам лгут. Вопрос об оказании медицинских услуг лежит не в области предоставления или непредоставления указанных услуг, а в области предоставляемого уровня. А это уже совсем другое.
Медицина постоянно движется вперед, разрабатываются новые лекарства, создаются новые способы и методы лечения. Но совершенно очевидно, что новые лекарства, это, как правило, дорогие лекарства. А новые операции – это операции, которые может осуществлять ограниченное количество специалистов. Новых аппаратов существует весьма недостаточно. То есть, чем выше уровень обслуживания, тем сложнее его получить.
Так что вопрос о медицине для всех – это классическая задача распределения ограниченных ресурсов. Да, как ни печально это звучит для романтиков, которые хотят облагодетельствовать всех и получить все сегодня и сейчас, медицина – это очень ограниченно ресурсный продукт.
И вопрос получения медицинских услуг – повторюсь – это не вопрос предоставления или непредоставления, а вопрос распределения ограниченного (медицинского) ресурса тому или иному пациенту.
В свое время Карл Маркс, описывая замечательное общество будущего, где от каждого по способностям, каждому по потребностям, попытался решить задачу справедливого распределения ресурсов. Попытался – и не сумел.
Разумеется, лучшим решением будет увеличение требуемого ресурса. Но нужно ясно понимать, что в медицине ограниченность ресурсов современной медицинской помощи будет всегда. По крайней мере, в обозримом будущем.
В человеческом обществе известно строго лимитированное количество способов распределения. При первом и самом привычном – капиталистическом – ресурсы покупаются. При втором – социалистическом – создается специальная бюрократическая прослойка, которая распределяет ресурсы. При третьем – «по понятиям» или «по справедливости». Последний – это самый темный способ, поскольку у каждого свое понятие справедливости. Скажем, можно предложить такой «справедливый» способ – «первым пришел, первым обслужен», но этот способ кажется справедливым только тем, кто считает, что все равны. А положа руку на сердце признаемся, что жизнь и здоровье, например, серьезного ученого или актера и, вообще, участника общего труда куда важнее для общества, чем жизнь бомжа и наркомана. Впрочем, если вы думаете иначе, я не настаиваю. Но тогда все же учтите, что ваше понятие справедливости отличается от моего, а чтобы внедрить в жизнь эти понятия, их придется как-то уравновесить.
В свете сказанного самое время сформулировать очередной парадокс – между нашими общечеловеческими моральными принципами и невозможностью их осуществления в силу ограниченности ресурсов, в частности, медицинских.
Разрешение этого парадокса представляется автору в следовании пословице «По одежке протягивай ножки», то есть соразмеряй свою общегуманную мораль с наличностью.
Раз уж мы заговорили о морали, нам никуда не уйти от понятия социализма.
Уж как его только ни определяли. Советские философы дошли до того, что причислили его к общественно-экономическим формациям, хотя непредвзятому глазу совершенно ясно, что в СССР средства производства принадлежали государству и, таким образом, строй там нужно было определять как государственный капитализм. Но это – в сторону.
Для автора социализм – это перераспределение благ от тех, кому они принадлежат, кто их заработал, тем, кто на них права не имеет. С тех пор, как человек перестал физически уничтожать невыгодных обществу себе подобных, он оказался обречен на ту или иную форму проявления социализма.
Содержание больных, старых, преступников, детей – все это проявления социализма. И присутствуют они во всех современных обществах. Различны только формы.
В одних обществах – это государственное перераспределение общественного дохода в пользу неимущих, в других – благотворительные фонды, в-третьих…
Тут нам видятся сразу два парадокса.
Многие мои американские соотечественники, бывшие российские граждане, услышав слово социализм, впадают в одну из двух крайностей.
Одни заявляют: «Мы уже жили при социализме. Больше не хотим!»
Другие с пеной у рта требуют снова «все отнять и поделить в пользу неимущих». Правда, почему-то бoльшинcтво из второй группы не предполагает, что они окажутся в числе тех, у кого отберут.
(Как в старом анекдоте,
– Вань, пойдем жидов бить!
– А ежели они нас побьют?
– А нас-то за что?!)
Но вернемся к парадоксам.
Социализм уже давно присутствует в нашей жизни и избавиться от него невозможно, даже, если очень хочется. Но… не хочется. Не думаю, что есть кто-то, кто совсем жестоковыен и не имеет ни капли сострадания.
Итак, первый парадокс – терминологический. Говоря социализм, бoльшинcтво на самом деле подразумевает государственный социализм, но, как правило, спорящие в пылу полемики путают эти два понятия, которые фактически не имеют между собой много общего.
Государственный социализм, то есть перераспределение благ государственными органами – это лишь одна из форм (далеко не самая лучшая и не самая эффективная) социализма.
Так что оценки – социализм плох или социализм хорош – могут иметь место только после определения, о каком социализме идет речь.
Резюмируя, можно сказать, что социализм неизбежен и, как таковой, моральной оценке не подлежит; моральной оценке может подлежать только уровень социализма в обществе и способ его осуществления.
А государственный социализм избежен и, как правило, превысив определенный уровень, вреден и плох.
И, если нам удастся сдержать его на определенном – низком – уровне, это будет большая удача.
Второй парадокс социализма мы уже сформулировали, говоря о медицине. Это парадокс между благими желаниями и ограниченными ресурсами.
Чтобы не быть многословным, просто напомню, как разрешать все подобные парадоксы: «По одежке протягивай ножки».
В ожидании ноябрьских президентских выборов трудно обойти вопрос противостояния Трампа и Байдена, республиканцев и демократов.
Ни для кого не секрет, что уже на прошлом голосовании страна оказалась разделенной на два враждебных лагеря. Ни для кого не секрет, что эти лагеря существуют по сей день и вражда между ними не уменьшилась. Автор вынужден признаться, что он считает, что и не уменьшится в обозримом будущем.
Интересно понять, какие объективные причины стоят за столь яростным противостоянием?
Вряд ли все сводится только к приятию или неприятию фигуры президента, как представляется многим.
Почему же против Трампа выступают Калифорния и Массачусетс? Почему за него голосуют реднеки и, давайте посмотрим, кто еще?
К слову, автор не реднек. У него приличное университетское образование, но он за Трампа.
Правда, личность Президента не вызывает у автора особых симпатий, но путь, которым следует Президент, заставляет, не думая о личных качествах, голосовать за него и только за него.
Кого бы вы пригласили в качестве водителя автомобиля? Того, кто изменяет жене, сквернословит, и, вообще, вам не нравится, но умеет водить и привезет вас в нужное место, или замечательного, ухоженного и пахнущего дорогим одеколоном другого, который вывалит вас в канаву?
И это автор еще утрирует! На деле первый не так плох, а второй не так хорош. Но вот в вопросе, кто куда везет, тут автор нисколько не преувеличивает.
Любой экономист вам скажет, что каждый проект при осуществлении нуждается в привлечении определенного количества ресурсов как материальных, так и людских. Осуществленный проект нуждается в рынке сбыта произведенного продукта.
Сегодняшний мир высоких технологий начал осуществлять столь масштабные проекты, что они требуют многомиллиардных вложений и многосотентысячных людских ресурсов и создания многомиллионных рынков сбыта.
Персональные компьютеры, смартфоны, интернет, космические программы – все они требуют огромных ресурсов, которые ни одна страна не в состоянии предоставить в одиночестве.
Иными словами, сегодняшние крупные проекты – это глобальные транснациональные монстры, для которых государственные границы являются ненеужным, более того, вредным препятствием.
Переход к глобальным проектам произошел с исторической точки зрения почти мгновенно. Не случайно происшедшее названо технической революцией.
Но социум – увы! – весьма инертная структура. Он не умеет меняться быстро.
Помните виселицы вдоль дорог в «Принце и нищем»? Таким образом английское общество времени Тома Кенти избавлялось от жертв огораживания.
Мы с вами, хорошо это или плохо, сегодня живем в рамках государственных систем. В условиях одного государства мы платим налоги и осуществляем оборот денег, мы говорим на одном-двух, иногда, трех языках. У нас одни правовые и прочие нормы. В каком-то смысле мы являемся носителями одной бытовой культуры.
И вдруг на нас обрушивается техническая революция и требует, чтобы мы стали гражданами мира.
Увы! – мы к этому не готовы. То есть кто-то в какой-то мере готов, кто-то больше, кто-то меньше, но бoльшинcтво – не готово напрочь.
Гигантские IT – корпорации и их сотрудники оказались адаптированы к новой реальности лучше других. Как наиболее подготовленные, они и являются бенифициарами изменений образа жизни.
Молодежь, которой нечего терять, которая легче приспосабливается к новому, которая легче осваивает чужие языки и которая в силу либерального американского воспитания отрицает существущие ныне ценности, в какой-то степени ощущает себя потенциальными бенифициарами.
Для бoльшинcтва из них это, скорее всего, неверно, но кто-то и впрямь станет явным благополучателем.
Мы, люди пожилые, либо связанные с более земными профессиями, в частности реднеки, находимся в стане проигрывающих.
Если врачи, строители, архитекторы, учителя, сельхозрабочие или производственники средней руки голосуют за глобализм, то они голосуют против своих интересов. Это для них (и для нас с вами) современный мир уже строит виселицы вдоль дорог.
Коронавирус, вызвавший карантин, работа на удаленке еще более укрепили позиции глобалистов.
Кстати, калифорнийские высоколобые ратуют за либерализацию или отмену пограничных ограничений вовсе не потому, что они так любят нелегалов, а вынужденно – потому что само понятие госграницы должно быть отменено для успеха их предприятий.
Теперь, мы можем сформулировать противоречие (по Гегелю), в котором живет современный мир. Это противоречие между национальным характером жизни и глобальным характером производства.
В рамках этого объективного противоречия Президент Трамп является защитником именно национального характера жизни, а кандидат Байден представляет глобальную идею.
Конечно, состязание между 77-летним альцхеймерным «сонным Джо» и 74-летним действующим Президентом заставляют вспомнить печально знаменитую шутку времен Черненко-Андропова о «гонках на лафетах». Но что делать, если наше больное общество не может предложить нам лучшего выбора?!
Пришло время сформулировать парадокс.
Автор понимает, что глобальное транснациональное производство – это данность. И понимает, что, как следствие, переход к глобальному образу жизни неизбежен. Иными словами Сонный Джо, как ни смешно, представляет собой прогрессивное начало, в то время как Президент Трамп – это, в каком-то смысле, застой или даже регресс.
Но при этом личный интерес автора в данный исторический момент целиком заключается в поддержании существующего порядка. Ну и чтобы не обвинили в эгоизме, повторю, что, по моему мнению, не только автор, но и мир вообще еще не готов к такой революционной перестройке.
Попытка насильственного извлечения плода из чрева матери до естественных родов, как правило, влечет, если не смерть обоих, то уж точно серьезные осложнения и болезни.
А дети и внуки в будущем пусть решают свои проблемы сами.
В предложенной людям природой схеме развития жизни – схеме рождения-гибели – нам, тем, кому за 30, вряд ли суждено комфортно вжиться в новую реальность, мы уже из второй части названия процесса. Поэтому мы, сознавая всю прогрессивную в длительной перспективе суть глобализма, должны и будем бороться против него (в короткой перспективе), сколько хватит сил.
Как сказала когда-то Маркиза Де Помпадур: «Après moi le déluge» (После меня хоть потоп).
Думаю, Маркиза сделала акцент на первом слове – после.
Никому не хочется, чтобы потоп наступил при нем. Мы с вами – не исключение.
Вспомним замечательного Сашу Черного:
Я хочу немножко света
Для себя, пока я жив,
От портного до поэта –
Всем понятен мой призыв…
А потомки… Пусть потомки,
Исполняя жребий свой
И кляня свои потемки,
Лупят в стенку головой!
Мне хочется завершить эти заметки последним парадоксом. На ноябрьских выборах ни у меня, ни у бoльшинcтва читателей выбора нет: жизнь обрекает (!) нас на то, чтобы мы отдали голоса действующему Президенту.
Так что, все голосуем за Президента Трампа!
Яков Фрейдин – изобретатель, художник, писатель, публицист, бизнесмен.
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.