Не выше сапога

Главная претензия к новому зданию Мариинского театра — что это не театр, а ТРК, торгово-развлекательный комплекс. А также бизнес-центр, склад, бетонный параллелепипед и т. д. Который-де “не соответствует облику Петербурга”.

Несомненно, эти суждения продиктованы инфантильным обывательским представлением о том, что такое театр. И шире — что такое архитектура. С детства обыватель знает, что театр — храм искусства. Куда ходят, надев праздничный костюмчик, повязав банты, где должно быть празднично и красиво — в соответствии с ребяческим понятием о красоте как о ярком, блестящем, с искрами и завитками. Помнится, одна вроде бы образованная и не чуждая некоторой культуре дама, впервые посетив Концертный зал Мариинского театра, гневно заявила, что ноги ее больше там не будет, поскольку нет ни бархатных портьер, ни хрустальных подвесок, ни позолоты. Вот и Мариинка-2 виновата, надо думать, в том, что нету портика с квадригой и ничего не посверкивает (недаром сейчас ностальгически принялись вспоминать некогда отвергнутое золотое покрывало из проекта Доминика Перро, в котором, конечно, самое привлекательное — что оно именно золотое).

Собственно, любая постройка мыслится как храм. Церковь должна быть самым роскошным зданием города, выше которого не строят. Дворец — место отправления культа его владельца. Магазин — храм торговли (см. парадный вход в ТЦ “Галерея”). Храм науки. Храм спорта. Храм правосудия. Уж тем более — оперный театр, который, как известно, есть витрина государства. Даже сортиры норовят снабдить пилястрами и картушами — ибо и там происходит служение желудочно-кишечному богу. Богатство и величественность здания (вернее, то, что соответствует представлениям заказчика о богатстве и величественности) должны сами по себе утверждать ценность того, что в здании происходит.

Ну так вот дудки! Это — без гарантии.

Не берусь судить о качестве правосудия в его дворцах, но любой, кто ходит в театр, подтвердит: в прекраснейшем театре (например, Александринском) могла идти ужасающая дрянь, а гениальный спектакль — в совершенно убогом пространстве (например, в том же ДК Первой пятилетки, стоявшем на месте нынешней Мариинки-2). Тут уместен хрестоматийный вопрос Заболоцкого: сосуд, в котором пустота, или огонь, мерцающий в сосуде? Любое искусство самодовлеюще, не имеет никакой цели вне себя и ничему, кроме себя, не служит. Кроме архитектуры. Она может выполнять символическую миссию и, соответственно, быть оригинальной, захватывающей и т. д. — или просто функциональной (а, значит, уже как минимум не уродливой: таков закон правильного дизайна). ТЦ? Очень хорошо. Торговый центр нужен, чтобы купить там то, что тебе надо купить. Театральное здание нужно, чтобы смотреть и слушать то, что происходит на сцене. Театр — это стены и крыша для театрального искусства. Все. Там должно быть комфортно зрителям (видно, слышно и удобно сидеть) и артистам. Валерий Гергиев хвалит акустику в новом здании — порадуемся, доверяя его высококвалифицированному суждению. Что же касается архитектуры…

Каждый архитектор строит памятник заказчику и самому себе. Если это музей — здание музея и есть его главный экспонат. Если отель — он должен демонстрировать, что море — у заказчика денег, у архитектора амбиций (см. мещанскую роскошь отеля возле Аничкова сада). Если жилой дом — то “Монблан”: выше только звезды, круче только яйца. Из того, что построено в историческом центре Петербурга в последние годы, единственное известное мне исключение — здание генерального консульства Финляндии. Казалось бы, самое большое в мире финское консульство, которое облагодетельствует петербуржцев халявным Шенгеном, больше миллиона виз в год, и поездки в Финляндию стали таким же городским трендом, как белые ночи, есть чем гордиться — ан нет: здание идеально вписано в Преображенскую площадь, оно — всего лишь деликатнейший фон для Спасо-Преображенского собора.

Новое здание Мариинского театра — тоже всего лишь фон для старого. И слава богу! Так называемые профессионалы отказываются комментировать эту архитектуру за отсутствием таковой. Если отбросить понятную обиду, что мимо их рта пронесли кусок, доставшийся в результате канадским проектировщикам, надо признать отсутствие броского агрессивного (других у нас не бывает) архитектурного решения оптимальным выходом. Или наименьшим злом. Потому что архитектора, который мог бы сделать что-то конгениальное историческому Петербургу, не существует в природе. Остается выбор между “ужасно” и “никак” — пусть уж лучше будет никак. А получилось именно никак — никакого уж такого специального безобразного уродства не построили. Хотя понимаю, на чем основан скрежет зубовный: мол, что новостройкам Монреаля здорово, то Петербургу смерть. Все на том же, повторю, инфантильном русском (вернее, восточном) вкусе.

Наше (русское, украинское, турецкое, арабское и т. п.) понятие о прекрасном — это идея украшения. В советской школе оборачивали цветочные горшки гофрированной бумагой, а белые колонны мазали черной краской, будто это березки (довелось видеть даже квадратную в сечении березку). Селедке в зубы непременно надо вставить перышко зеленого лука, а салат посыпать крошеным яйцом и водрузить в центр морковную розочку. Но ведь кошмарные башенки со шпилем, балюстрады, пилончики и ротонды, составляющие так называемый лужковский стиль, изуродовавший (хочется верить, что, ввиду нынешнего качества строительства, не навсегда) Москву — это и есть с детства засевшая в подсознании морковная розочка. А столбы a la Анталья — с огоньками, образующими как бы одуванчик, и вульгарная новогодняя ярмарка с расписными ларьками под стенами россиевских шедевров на площади Островского, которыми запомнилось правление Валентины Матвиенко, — та самая гофрированная бумага на горшочках с традесканцией.

Увы, дурного вкуса настолько же больше, как глупости больше, чем ума, а подлости — чем благородства. Так устроен мир. В котором невозможно доказать, вот эта мода уродлива, и надевая такое, ты себя обезображиваешь, какие бы громкие имена дизайнеров (вернее, объявивших себя таковыми) ни значились на лейбле. Или что новый Летний сад со всеми этими фонтанами, где мрамор выглядит пластиком, да еще с пошлейшими красными краниками, — ужасен — как не докажешь тому, у кого нет музыкального слуха, что он поет фальшиво…

Судить о качестве симфонии рискнет не каждый, но архитектура — самое демократичное искусство, оно обращено всякому идущему мимо — и всякий судит. Вот уже подписи собирают за снос Мариинки-2 — изумления заслуживает эстетическое чувство, настолько уязвленное ею, но притом смирившееся с чудовищным бизнес-центром на Владимирской площади (архитектор которого Юшканцев, несомненно, будет гореть в аду на довольно низком уровне. Извините, не приму упрека в том, что задел его честь и достоинство, пока суд не докажет существование ада). Право, как не вспомнить пушкинского Апеллеса, окоротившего профана: “Суди, дружок, не выше сапога!”

Дмитрий Циликин
rosbalt.ru