Наследие Чавеса: как в Венесуэле упала добыча нефти

Вмешательство государства в нефтегазовый бизнес и конфликты с иностранными инвесторами отбросили главную для страны отрасль на десятилетия назад

Смерть Уго Чавеса открывает не только безбрежные горизонты для спекуляций по поводу будущего венесуэльской нефти, но и  дискуссию о проводившейся покойным лидером политике по отношению к нефтяной промышленности. Всерьез говорить о будущем (в том числе и о перспективах проектов с российским участием) пока не имеет смысла: мы не знаем ни имени победителя предстоящих президентских выборов, ни того, что представляет собой преемник Чавеса Николас Мадуро, и не отдаст ли он, будучи избранным, предпочтение при разработке венесуэльских нефтяных месторождений компаниям Китая — очевидно более опытным в вопросах работы на шельфе, чем российские.

А вот с наследием все более-менее понятно уже сейчас.

Широко обсуждаются в основном новые венесуэльские нефтяные проекты, а также использование Чавесом сырьевых доходов для построения «боливарианского» социального государства. Что в меньшей степени попадает в поле зрения аналитиков, так это то, что 15 лет власти Чавеса системно ухудшили положение дел в нефтяной отрасли Венесуэлы, главной «кормилице» страны.

Споры о том, кому в большей степени должна принадлежать нефтянка, о национализации, о перераспределении нефтяных доходов ведутся в Латинской Америке вот уже много десятилетий. Венесуэла не исключение. В 1970-х она, подражая большинству стран третьего мира, национализировала нефтяную индустрию. Резкое падение добычи — обычное явление, сопутствующее национализации, — не заставило себя ждать: если в начале 1970-х страна добывала 3,6-3,7 млн баррелей нефти в день, то уже через десятилетие ежесуточная добыча рухнула до менее 2 млн баррелей. Кроме того, до середины 1990-х государство также отбирало примерно 70% доходов национальной нефтяной компании PDVSA.

Ситуация резко изменилась с приходом к власти президента Рафаэля Кальдеры, который либерализовал условия деятельности PDVSA и активно привлекал иностранных инвесторов к разработке углеводородных месторождений. Результат — добыча нефти выросла до 3,5 млн баррелей в день, примерно до уровня тридцатилетней давности, средние темпы ее прироста составили в период правления Кальдеры — 1994-1998 годах, свыше 6% в год. При этом распределение доходов между государством и нефтяной промышленностью резко сместилось в сторону последней, теперь оставлявшей себе более 60% дохода.

Чавес нарастил свой политический капитал и пришел к власти благодаря критике такого перераспределения доходов, а затем активно занялся ревизией наследия предшественника. Все годы правления команданте растратил на увеличение роли государства в нефтяной индустрии: усиливал налоговое давление, выдавливал иностранных инвесторов, громил штат работников PDVSA за политическую нелояльность. Активы ExxonMobil и ConocoPhillips были национализированы, что обернулось параличом проектов, международными разбирательствами и компенсационными платежами инвесторам. Чавес активно заигрывал с российскими нефтегазовыми компаниями, но успехи последних в разработке собственного шельфа, мягко говоря, не блестящи, так что на быструю отдачу от замены американцев на россиян рассчитывать не приходилось.

Результат: на момент смерти Чавеса добыча нефти вернулась на уровень в 2,5 млн баррелей в день, что почти на треть меньше того уровня, которого стране удалось достичь ко времени его избрания президентом в 1998 году.

Сравните с Бразилией, которая в 1997 году приняла закон о либерализации нефтяного сектора, сломала монополию Petrobras на разведку и разработку нефтяных месторождений, и допустила в сектор частных, в том числе международных инвесторов. Результат: сегодня добыча нефти в Бразилии выросла более чем вдвое по сравнению с уровнем конца 1990-х, начиная с 2011 года страна впервые превратилась в нетто-экспортера нефти (раньше она потребляла ее больше, чем добывала).

Чавес же слишком увлекся перераспределением контроля и доходов, и слишком мало уделял сил работе по привлечению инвесторов в развитие нефтедобычи в стране, так что анонсируемые PDVSA планы нарастить добычу до 5 млн. баррелей в день к 2015 г. и до 6,5 млн. к 2020 г. могут вызвать лишь грустную улыбку. Наполеоновские планы существовали все эти 15 лет, а результат перед глазами – сравните, что за это время удалось Бразилии, с ее намного более скромными запасами углеводородов. При этом нельзя сказать, чтобы у Венесуэлы не хватало запасов нефти: по доказанным запасам страна в 2010 году вышла на первое место в мире, обогнав Саудовскую Аравию.

Не лучше обстояла ситуация и с разработкой газовых залежей: находясь на 8-м месте в мире по доказанным запасам природного газа, Венесуэла позорнейшим образом зависит от его импорта из Колумбии, потребляя больше газа, чем производится в стране. При этом соседний Тринидад и Тобаго, например, вышел на шестое место в мире по производству и экспорту сжиженного природного газа (СПГ) — почти 20 млрд кубометров в год. Венесуэла же СПГ вообще не производит.

Чавес не одинок в своей священной борьбе за контроль над нефтегазовым сектором любой ценой.

Оплаканный им Муаммар Каддафи «уронил» добычу нефти в Ливии с 3,4 млн баррелей в день на момент его прихода к власти до около 1 млн. в 1980-е и 1,6-1,8 млн. в последние годы его правления. «Берёг нефть для будущих поколений», как экзотическим образом комментировали это сторонники Каддафи в моем блоге. В дружественном Чавесу Иране (чей президент Махмуд Ахмадинеджад посмертно сравнил Чавеса с Иисусом Христом) добыча нефти, хотя и подросла сейчас по сравнению с 1990 годами благодаря привлечению международных инвесторов все равно примерно на треть ниже уровня середины 1970 годов — 6 млн баррелей в день. А добыча газа хоть и выросла, тем не менее не покрывает собственного спроса, что ставит Иран, вторую в мире страну по запасам газа (после России), в унизительное положение нетто-импортера газа, которым является и Венесуэла.

Суммируя ситуацию с нефтегазовым наследием Чавеса и вспоминая об опыте нефтегазовой политики Ирана и Ливии, можно сказать, что чрезмерное административное давление на нефтегазодобычу в сочетании с высокой политизацией и ухудшением условий для международных инвесторов может разрушительно повлиять даже на богатые нефтью и газом страны. У нас в СССР шутили про Госплан, способный без проблем довести пустыню Сахара до дефицита песка. Это не случай Венесуэлы, конечно, но похвастаться по нефтегазовой части сторонникам Чавеса, в общем-то, нечем.

Владимир Милов
forbes.ru