Нашей юности полет

В связи со скандалом “Гозман-Скойбеда” многие вновь заговорили о ресталинизации современной России. Утверждается, что это ответ власти на протестные выступления 2011-2012 годов. Так, по мнению комментатора “Свободы”, “ползучая сталинизация началась относительно недавно”. Автор статьи в “Новой газете” прямо называет “дело Гозмана” символом возрождения сталинизма. Ирина Прохорова тоже полагает, что страна подошла к драматической черте, и призывает интеллектуалов осознать свою ответственность и пойти на борьбу с тоталитарным сознанием общества.

Поздно, господа-товарищи! Современная ситуация такова, что даже у людей, которые безусловно осуждают Сталина за репрессии, ассоциируемые с его именем, модель государственного управления Россией не вызывает принципиального отторжения. Мало кто в стране принципиально против огосударствления – в нем видится “особый” исторический путь России. После разочарований 1990-х, а сегодня еще и в результате разочарования в западной цивилизации многие по меньшей мере снисходительно относятся к советской реальности 1930–1950-х годов. Тогда, мол, был порядок, в целом справедливо наказывали за совершенные преступления, держали в страхе начальников, правильно расправились с “пятой колонной”, а главное, тогда страна поднималась, побеждала и все ее боялись.

Популярность сталинского мифа – это диагноз и одновременно приговор: власти, так называемым реформаторам, обществу, а особенно интеллигенции. Это ведь ее представители, в том числе из так называемой прогрессивной общественности, те самые интеллектуалы, к которым обращается Прохорова, с энтузиазмом участвовали в инспирированной сверху ресталинизации. А процесс этот начался не вчера. Он идет уже более 15 лет – с середины 1990-х, когда верховная власть поставила задачу поиска “национальной идеи” и когда обозначился принципиальный поворот к так называемой объективиcтcкой историографии советского общества. Это конкретные люди, имена которых хорошо известны, писали и издавали массовым тиражом красочно оформленные книги о Сталине-государственнике. Это они делали ностальгические документальные и художественные фильмы о советской эпохе и о Сталине, заполонившие российские экраны. Это их стараниями в головах людей оказались крепко-накрепко связаны “Сталин” и “Победа”, это их усилиями в массовое сознание вбиты клише о неоднозначности сталинской эпохи, о том, что все это “наша история” и об исторической ценности сталинской модернизации. Это они не просто воспели, а гламуризировали сталинскую эпоху. Вот совсем недавний пример, связанный с именем неформального лидера “белоленточного” движения Бориса Акунина: как красиво все в идеализированной сталинской Москве накануне 1941 года в фильме “Шпион”, снятом по роману этого писателя, которого некоторые прочили на место российского Вацлава Гавела!

Сталинская модель действительно почти идеальна. Но это модель чего? Управления страной? Развития общества? Нет, удержания власти группой лиц, оказавшихся в данный момент у власти. Да, в основе этой модели лежат российские исторические традиции, но именно при Сталине эта государственническая модель получила свое законченное выражение. Верховная власть действует в своей стране как захватчик на оккупированной территории, в обстановке строжайшей секретности. А население живет на положении заложника – под надзором спецслужб и других силовых структур, даже не осознавая этого своего положения. Владимир Путин решил задачу удержания власти своей корпорацией даже успешнее Сталина, потому что в условиях информационного общества массовое насилие и не требуется. Можно, как говорил Глеб Павловский в бытность советником у Путина, и без него создавать у населения ситуацию массового помрачения.

Предпосылки для такого развития событий были заложены уже в августе 1991-го, когда нетронутым остался механизм коммунистического властвования с его инфраструктурой секретности. А когда Владимир Путин вернул практику назначения губернаторов, все окончательно встало на свои места. Характерно, что и после этого многочисленные эксперты рассуждали о вертикали власти, о складывающемся в России авторитарном режиме, но при этом всячески избегали сравнения его со сталинским режимом. Если сравнение и проводилось, то по линии личностей Путина и Сталина – причем, как правило, это сравнение тут же вышучивалось как неадекватное. Больше в ходу была и остается аналогия между Путиным и Брежневым. В результате суть вопроса о сталинской модели управления страной для массового сознания оказалась похороненной под бесконечной болтовней, стержень которой – простая дихотомия, озвучиваемая бессменными Сванидзе-Кургиняном: Сталин – преступник, у которого руки по локоть в крови, против Сталина – государственника, строителя Державы и Победителя. И налицо результаты: в сознание народа за эти годы успешно внедрен миф о безальтернативности его исторической судьбы, его обреченности быть государственным народом, находящимся в полной зависимости от верховной власти.

И не надо обманывать себя и других: сегодня нечего противопоставить сложившейся ситуации. В отличие от Юрия Пивоварова, на днях заявившего, что “мы впервые имеем зрелое гражданское общество”, я не вижу никаких условий – ни исторических, ни ментальных, ни социальных – для появления в России такого общества. Как и оппозиции – в том виде, в котором оба этих явления сложились на Западе. В условиях утвердившейся вертикали власти и всевластия спецслужб они появиться не могут. Любое самостоятельно возникшее снизу протестное движение было бы пресечено в зародыше. Действующая власть явно извлекла для себя уроки из исторического прошлого.

Если бы в России в начале ХХ века удалось сформировать институт оппозиции, не было бы революционных потрясений 1917-го. Если бы это удалось сделать в конце 1980-х – начале 1990-х, не было бы сегодня путинского всевластия. Между тем те же самые люди, которые сегодня возглавляют протестное движение, ничего не сделали, чтобы не дать разогнать тогда “Гласность” Сергея Григорьянца, чтобы сохранить “Демократическую Россию”, поддержать “Мемориал” в попытке оставить в своем уставе положение об общественно-политической деятельности. Исключение этого пункта заблокировало путь превращения “Мемориала” в широкое общественно-политическое движение (столь необходимое для нравственного возрождения России!) и способствовало превращению его в замкнутую некоммерческую организацию (которую сегодня по иронии истории прокуратура обвиняет именно в общественно-политической деятельности). Те же люди, которые сегодня выступают против Путина, в начале 2000-х пошли на сотрудничество с новой властью на ее условиях: достаточно вспомнить первый Гражданский форум 2001 года, созванный усилиями Павловского и Ко, в котором самую активную роль играли те же Георгий Сатаров и Людмила Алексеева.

В России сегодня нет гражданского общества, которое могло бы встать на защиту узников Болотной площади. На защиту некоммерческих организаций, на которые ставят клеймо “иностранный агент”. На защиту представителей малого и среднего бизнеса, процент которых в обществе неуклонно сокращался все эти годы из-за стратегического курса власти на огосударствление.

Правда исторического момента состоит в том, что поклонники Сталина и продолжатели его политической практики победили в современной России. И это не старики-пенсионеры, как пытаются представить дело многие интеллектуалы. Это молодежь, выросшая в обстановке ресталинизации и впитавшая все эти клише о Сталине. И это не “гниющая путинская империя”, как считает Валерия Новодворская. Это режим, переходящий сегодня из стадии становления в стадию укрепления. Если не прятать голову в песок, а трезво смотреть на российскую действительность, то придется признать: будущее России сегодня принадлежит сталинизированному молодому поколению. Кстати, Сталину в 1939-м исполнилось 60 лет.

Ирина Павлова
grani.ru