КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
На днях я встретила знакомую, с которой не виделась несколько лет. Она всегда казалась мне символом благополучия. Все у нее складывалось, что называется, как надо. Хорошая семья, двое замечательных детей, прекрасная работа с высокими доходами… Но на сей раз она выглядела опечаленной. “Дочка разводится с мужем, – призналась она, – причем по его инициативе. Только что купили квартиру, сделали капитальный ремонт… Но самое главное – другое… Их малышу два года. Пять лет ждали – дождаться не могли, и вот теперь, когда он есть, родители разбегаются… Больше всего меня пугает то, что его папа сразу заявил: установлю график посещения ребенка, буду выполнять родительские обязанности и активно влиять на его жизнь… Как представлю все эти процедуры по выполнению установленных процедур, мне дурно делается…”
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Я вспомнила об этом разговоре на фоне свежей истории…
Одиннадцатилетний Сережа с грустью смотрит на игрушки, столпившиеся у стола. Вот большой конструктор, машины, коробка с красками. Они с мамой решили вместе нарисовать большую картину, чтобы было в ней и небо, и море, и солнце…
– Мама, – вдруг спрашивает мальчик, – а мне разрешат взять с собой краски? Там ведь можно рисовать…
Сережа подходит к окну и смотрит на проходящих по улице людей. Вот идет семья – мама, папа и два мальчика, они о чем-то переговариваются между собой, смеются. Надо же, какая у людей беззаботная жизнь. Непонятно, как это у них получается. А мама вон опять грустная… Как хочется, чтобы она смеялась…
Мама смотрит на сына и плачет.
Вскоре Сережа Берштейн (фамилия и имя изменены по гуманитарным соображениям. – В. М.) должен покинуть на некоторое время материнский дом и перейти в специальное воспитательное учреждение. Таково решение Реховотского суда по делам несовершеннолетних. Суд принял это решение, подробно изучив толстую папку материалов, подготовленных социальными работниками. Мама мальчика в установленном законом порядке опротестовала это решение и подала апелляцию.
Ирина, Сережина мама, – не алкоголичка и не наркоманка, с момента рождения сына она прилежно выполняет все родительские обязанности. Мальчик ухожен, одет, накормлен, хорошо учится, его способности развиваются… В общем, это совсем не та ситуация, в которой обычно социальные службы “извлекают” ребенка из родительского дома. Проблема в том, что за Сережиной мамой числится одно “но”: она не хочет, чтобы отец мальчика встречался с ним без постороннего надзора. Война продолжается уже почти 5 лет.
Сережина мама была замужем за Сережиным папой не один раз, а два. Жили они в те времена в небольшом украинском городке. Семейная жизнь не заладилась с самого начала. Молодые жили в доме свекра, часто ссорились. Муж, по заявлениям бывшей жены, не стеснялся в пылу скандалов поднимать на нее руку, не останавливало его даже рождение сына. Вскоре супруги разошлись. Но прошло несколько лет, и они вновь стали встречаться. Отец тосковал по сыну, клялся, что ни при каких обстоятельствах не будет больше шуметь и распускать руки.
Ирина решила уступить его просьбам. Они вновь сошлись. Но ничего хорошего из этого опять не вышло. Незадолго до отъезда в Израиль произошло событие, воспоминания о котором мучают Ирину все эти годы. Она вновь забеременела и с радостью думала о втором малыше, считая, что уж он-то укрепит ее семью. Но однажды вновь вспыхнул семейный скандал, и… Когда Ирину доставили в больницу стало ясно, что беременность не спасти. После этого инцидента она заявила мужу, что никогда не простит ему случившегося и разведется теперь с ним навсегда. Но в Израиль они приехали вместе – к тому моменту их общие документы на выезд были уже почти готовы, и Ирина с мужем решили не затевать переоформление, а развестись уже в Израиле, тем более что оба – евреи.
В новой стране они поначалу устроились в поселении. По приезду сразу попросили, чтобы их поселили в разных караванах. Администрация удивилась. “Как же так – отдельно? Это же семья, согласно всем документам. Попробуйте пожить вместе”. И они попробовали. И опять не обошлось без семейных разборок и угроз. Дело дошло до обращения Ирины в полицию. Отцу Сережи запретили в течение 3 месяцев приближаться к дому. Вскоре супруги разошлись. Суд постановил, что ребенок остается у матери, а социальные службы должны обеспечить его встречи с отцом.
Ирина этих встреч откровенно боялась. Веры к бывшему мужу у нее не осталось ни на грош. Тем более, она не хотела, чтобы сын встречался с отцом без чьего-либо надзора – вдруг тот наговорит ребенку что-то плохое о матери, или еще страшнее – ударит его…
Боль, обида захлестывали Ирину, заставляли сжиматься сердце. Ей хотелось заслонить сына от столкновения с прошлым, защитить его. Договориться между собой супруги уже ни о чем не могли. Ирина верила, что посредники – социальные службы – поймут ее и найдут справедливое решение проблемы. Новые репатрианты, оказавшиеся посреди семейной драмы, не представляют себе, как выглядит мирное урегулирование семейных вопросов по-израильски. Социальные работники начали расследование всех обстоятельств дела. Тем временем перепуганный ребенок стал отказываться от встреч с отцом. Тот, раздосадованный, подал в раввинатский суд Нетании просьбу об изменении порядка встреч.
В суде он заявил: “Я очень люблю своего ребенка и хочу воспитывать его. Бывшая супруга препятствует нашим встречам. Прошу перевести его жить ко мне”. Суд внимательно слушал показания отца и явно был склонен принять решение в его пользу. Слова Ирины о том, что ребенка на встречи с отцом без постороннего присмотра отпускать опасно, всерьез никто не принял. Тогда Ирина объявила забастовку. Несколько раз она отказывалась явиться в суд. Если суд не хочет считаться с ее мнением, значит, она в этот суд не пойдет. Суд подумал-подумал и принял административные меры. Ирина была задержана полицией и провела день в наручниках в полицейском участке. Это еще больше укрепило в ней желание добиться справедливости, чего бы ей это ни стоило.
Она обратилась в вышестоящую инстанцию – Высший раввинатский суд в Иерусалиме. Иерусалимский суд обязал суд в Нетании начать рассмотрение дела с самого начала. Те передали дело в Реховотский суд по делам подростков.
В этот момент умаявшиеся социальные работники решили проверить обоих родителей на состоятельность: все ли у них в порядке, не имеется ли отклонений от психологической нормы и могут ли они вообще быть родителями. И хотя в прессе уже много писалось о том, что психометрия вообще, и психометрия на определение родительской состоятельности в частности, отнюдь не дает точной картины, результатами этой проверки поныне руководствуются социальные службы. Обоих родителей Сережи направили на проверку в институт “Шалем”
Там Ирина вновь поделилась страхами: мол, она хочет быть спокойной за жизнь и здоровье сына. (О том, что к опасениям матери стоит прислушаться свидетельствует история, несколько лет назад потрясшая Израиль, когда некий Эли Пимштейн, после развода с женой потребовавший встреч с ребенком в своем доме без посторонних наблюдателей, утопил полуторагодовалую малышку в ванне.) Но психологи проверили отца Сережи и дали заключение о том, что данный человек насильником не является – нет на это “индикации”. Зато у Ирины констатировали “подстрекательство ребенка против отца”.
“Мать не согласна с результатами психологического исследования. В связи с этим мне приходится констатировать, что во взглядах матери на отношения ребенка с отцом ничего не изменилось. Мать продолжает действовать так же, как раньше. Согласно теории Гарднера, если мать отказывается оценить важность воздействия второго родителя на ребенка, необходимо поместить этого ребенка, который страдает от однобокого воспитания, в другую среду и там восполнить пробелы”, – таково заключение, сделанное специалистом.
Тут стоит пояснить читателям, кто же такой этот Гарднер. Мы-то народ отсталый, Макаренко знаем, о Сухомлинском слыхивали, а вот о Гарднере слышать не доводилось. А зря. Многим матерям, оказавшимся втянутыми в войну с отцами своих детей в Израиле, было бы полезно о нем знать.
Семь лет назад Верховный суд Израиля впервые вынес предварительное решение об “извлечении” двоих детей, 8 и 10 лет, из дома матери на месяц и помещении их в специальное учреждение для трудновоспитуемых детей. Мнение педагогов, которые в один голос утверждали, что оба ребенка по всем педагогическим критериям являют собой образец для подражания, судьи во внимание не приняли. Таким образом детям обеспечивались встречи с отцом. Решение прошло голосованием – два против одного.
Вот здесь-то и возникает имя американского психиатра Ричарда Гарднера, на учении которого основываются израильские социальные службы в своих попытках обеспечить справедливость для обеих враждующих сторон и поделить дитя так, чтобы хватило и папе, и маме. Подробно исследовав психологические последствия отсутствия отца в детской жизни, Гарднер пришел к выводу, что они могут оказаться катастрофическими и поломать всю будущую жизнь ребенка. А посему матери, не понимающие важности общения ребенка с отцом, должны быть жестоко наказаны обществом вплоть до изъятия у них детей и помещения их в независимое учреждение. Там под контролем психологов ребенок вновь вкусит радость общения с отцом, и его духовный мир станет богаче.
Поскольку при этом не учитывались многие ситуации, теория Гарднера вызвала волну протестов в американском обществе. Взволнованные перспективой отъема детей у женской части населения матери вышли на демонстрации протеста, и теория эта не получила общественной поддержки.
Израиль же в своем бесконечном стремлении перенять самые смелые достижения американской демократии взял теорию Гарднера на вооружение. Представители социальных служб начертали его имя на своем знамени и стали делать заключения о том, что как бы ни складывались отношения в треугольнике мать-отец-ребенок, общение с папой признается абсолютно необходимым. По сути была поставлена задача обеспечить такое общение любой ценой, независимо от того, чем придется заплатить ребенку за реализацию этой теории. Компенсирует ли такой специфический вид общения с отцом из-под палки травму, которую неминуемо получают дети, когда чужая тетя забирает их из родного дома и отводит в интернат, никого не интересует. “Социальные службы требуют применения радикальных мер, не считаясь при этом с желанием самих детей, – писала в те дни журналистка Эстер Герцог в газете “Маарив”. – Такое решение крайне опасно для общества. В знак протеста должны объединиться женские организации, феминистские движения и все лица, заинтересованные в том, чтобы предотвратить распространение в Израиле этой антигуманной меры”.
Тогда, 7 лет назад, Верховный суд собрался на специальное заседание и четырьмя голосами против одного отменил решение, но на него поныне ссылаются в местных судах и выносят решения изолировать дитя от мамы, которая способствует “стиранию образа отца”.
Но можно ли во имя того, чтобы обеспечить ребенку отца, отобрать его у матери? Органы власти в нашей стране отвечают на этот вопрос утвердительно. Пусть ребенок, и без того уставший от конфликта родителей, лишится привычного дома, пусть он окажется в другой среде, даже среди трудных подростков, демократическое право отца на общение с сыном или дочерью должно быть соблюдено во что бы то ни стало.
Виктория Мартынова, «Новости недели» – «Континент»
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.