“Москвич” и ленинградец

Леонид Парфёнов в своей замечательной серии передач “Намедни”, рассказал и показал, что в 1946 году в СССР началось производство автомобиля “Москвич”.

Это вызвало во мне цепную реакцию воспоминаний, которая образовала горячий выплеск былых событий.

Я родился в 1947 году, и одно из моих первых воспоминаний – это гуляние вечером с папой вдоль Апраксина двора на Садовой, где находился первый и единственный магазин легковых автомобилей.

Ко времени наших вечерних гуляний, помимо “Москвича”, уже продавалась и “Победа”. Вечерами магазин был закрыт, но мы смотрели в витрину, за которой был виден большой зал, на котором сияли автомобили.

Мой папа был с детства одержим автомобилями. Это усугублялось тем, что он был прекрасным инженером-механиком, и когда ему, наконец удалось приобрести машину, то он её постоянно сам чинил или усовершенствовал.

“Победа” была не по карману, да и “Москвич” был неподъёмен для папы и мамы-учительницы. Помог в покупке мой, дедушка по маме, который с бабушкой жил вместе с нами в квартире на Сенной. Произошло это в 1950 году. Дедушка мой был бывший нэпман и ему в 20-е годы принадлежал весь этаж в доме. Потом стали уплотнять, и у нашей семьи осталось три комнаты в конце огромного коридора. Дедушка считался состоятельным человеком до девальвации, которая отняла у него большую часть денег. Но какие-то деньги ещё оставались, и он снабдил ими моего папу для покупки серенького “Москвича”.

Папа мой в отрочестве вёл дневник автомобилей, где он рисовал разные модели автомобилей, записывал их технические характеристики и преимущества одного перед другим. Разумеется, вести такой дневник было возможным только потому, что в те годы папа жил во Франции, где перед его глазами шмыгали заветные автомобили.

Я помню до сих пор номер на нашем первом “Москвиче”: ЛИ 20-44.

Среди владельцев машин существовали потаённые мечты получить такой номер, чтобы он не был легко запоминающимся. Кем? Милиционерами, которые уже тогда штрафовали за нарушения. Так что наш номер относительно легко запоминаемым, раз его даже я, с плохой памятью, запомнил.

Предполагалось, что если ты пронесёшься на большой скорости мимо не замеченного тобою милиционера, то он не сможет запомнить твой номер, коль он сложный. Владельцы автомобилей ещё в те времена были не высокого мнения о мыслительных способностях милиционеров.

“Москвичи” не имели сигналов поворота, и это было первым усовершенствованием, которое сделал папа: он установил тумблер, который включал левую или правую установленную лампочку, и чтобы достичь мигания, требовалось вручную включать и выключать тумблер, чтобы привлечь внимание автомобилиста позади. Разумеется, папе пришлось побороться за узаконивание этого усовершенствования с милицией и прочей бюрократией, которая возмущалась “неположенным”. Но папа их убедил, что сигналы поворота способствуют безопасности движения.

Следующим усовершенствованием была печка, она была добыта из какой-то старой немецкой машины и устанавливалась справа у переднего сидения в ногах пассажира. Она работала на горячей воде, идущей из охлаждающей системы двигателя.

Мои дяди, которых папа возил по делам, несколько раз ногами курочили нагреватель, не заметив его или забыв о нём. Вода начинала течь в машину, но папа предусмотрительно установил краник на этот случай, и быстро перекрывал струю горячей воды. Ну и потом папа возился вечерами после работы или в выходные, чтобы починить сломанный нагреватель.

Ещё одно усовершенствование к “Москвичу”, сделанное папой – это нагреватель на ветровое стекло, чтобы зимой оно не заледеневало. Этот нагреватель был не на всё стекло, а на маленький его участок, сантиметров 20 на 15. Но всё-таки в эту щель можно было рассмотреть тёмные зимние улицы Ленинграда.

Покупка “Москвича” вызвала претензии у жён моих двух дядей – они настроили своих супругов в режим зависти: как это дедушка купил машину моему папе и маме, а им не купил? То, что дедушка и бабушка жили с нами и мы заботились о них, и что дяди навещали их раз в месяц, в расчёт не принималось. А также и то, что папа всегда безотказно возил моих дядей с их семьями по разным им нужным делам, (на фотографии на пассажирском сидении блестит очками мой дядя) было для них тоже недостаточно.

А ведь будь у них машина, они бы не знали, что с ней делать, так как водить они не умели и в машинах ничего не понимали. Да, они тоже были бедны, и дедушка им помогал, как мог, за исключением покупки машин, но это в расчёт не принималось.

Так “Москвич” внёс раздор в наши семьи.

Дефицит автомобилей и многолетние очереди на них создавали ситуацию, когда старый “Москвич”, покупаемый без многолетних ожиданий, стоил существенно дороже нового “Москвича”. Поэтому папа, купив свой первый “Москвич”, сразу записался в очередь за новым, и когда через два года подошла его очередь, он продал свой первый “Москвич” и купил новый.

Номер на новом “Москвиче” был сложнее для запоминания: ЛЕ 85-74

Папа был счастлив новой машиной и новым номером, и мы все – тоже.

Но теперь я вижу, что если от первых двух цифр нового номера отнять по единице, то получатся вторые две цифры. Так что запомнить милиционерам нужно было только две цифры, что проще, а потом сделать операцию вычитания для получения остальных двух цифр.

Но милиционеры явно плохо соображали, потому что папу ни разу не оштрафовали на этом втором “Москвиче”.

Михаил Армалинский