Месторождение

Автор А.А. Каздым

В вершинах елей прошумел ветер. Встревожено свистнул бурундук, зацокала белка, увидев незнакомых, ей стала вторить неугомонная сойка… Через минуту вся тайга знала, что кто-то идет…

Три человек, сгибаясь под тяжестью груза, пыхтя, карабкались по склону сопки, огибая скользкие заросли кедрового стланика.

Дойдя до вершины, на которой нелепо торчал древний покосившийся тригапункт, они скинули рюкзаки, и с оханьем повалились на камни. Полежав минут пять, сели, облокотившись затекшими спинами на рюкзаки и молча закурили…

– И какого черта нам надо было переться на это гору? – спросил техник Димка, молодой лохматый парень, снимая стоптанные сапоги и перематывая портянки.

– Отсюдова видать лучшей, – неожиданно отозвался обычно молчавший рабочий отряда Архип, бич, битый и жизнью, и людьми, решивший «завязать» и начать, как он витиевато говорил – «новую стезю жизненную»…

– А сюда мы братцы, забрались, чтобы оглядеться, на ветерке от гнуса передохнуть, и пойдем мы потом вон туда, на ту горушку, а ориентиром будет нам вон тот «жандарм», – начальник отряда Михаил, указал на одиноко ютящуюся вдали, на склоне сопки скалу….

– И чего мы там–то не видали, у нас по карте маршрут по-другому проложен, а не с этими загогулинами, вверх–вниз, всё по-другому, – продолжал ворчать Димка.

– Карта картой, а голова на что? Начальство, оно своё думает, на то оно и начальство, а здесь, в маршруте, мы решаем… То есть я! – Мишка улыбнулся сквозь грязную бороду.

– Отдыхаем ещё минут двадцать, ну полчасика, я пока осмотрюсь, намечу тут кое-что, рюкзаки «в зубы» и вперед, до вечера надо обследовать склон, переночевать и дальше…

– Да уж, – пробурчал Димка, – пешие маршруты, это вам не на вертолете… Там как такси – привезли, высадили, забрали…

– На «вертаке» будешь через месяц на базу забрасываться, а нам за две недели пройти надо весь участок и с остальными группами «воссоединиться», свериться, а там и радировать будем, чтобы по Большой Реке катер подошёл… И образцов у нас будет много, так что, тебе Архип, спину рвать!

– Спину рвать, не водку пить… Лучше уж так, чем помирать от запоя! Не хочу больше… Скучно оно, помирать-то…

Сухой, тощий, весь какой-то перекрученный, Архип, с клокастой бородой, морщинистой кожей, помороженными руками, выглядел много старше своих лет… Но выносливости в нем было на троих… Да молчания тоже…

…Он молча шел по опротивевшим всем горам, осыпям и курумниками, не жалуясь, молча, тащил тяжеленный рюкзак, молча переносил ночевки у костра, ветер и дождь… Молчал, когда поедом ела мошка, молчал, переходя вброд ледяные речки…

…Кто он и как попал в эти края, мало кто знал, и лишь иногда проговариваясь, Архип вспоминал и о доме, и о забытой семье, и как он по вербовке, погнавшись за «большой деньгой», попал в Среднюю Азию и по пьянке был продан в рабство местным «мафиози», рубил тростник, умудрился сбежать, а уж как попал сюда, в отроги хребтов Восточной Сибири, он, кажется, и сам не помнил. Но редко вспоминал он, и всё больше молчал, этот сухой, скрюченный, не по годам постаревший человек, с совершенно седой головой, выбитыми зубами и шрамами на лице, много перенесший на своем коротком веку.

Паспорта у него не было, но местное геологическое начальство сквозь пальцы смотрело на бичей, попавших в ГРЭ и ГРП, лишь работали, да в сильный запой не уходили…

И таких как Архип, набралось ещё с пару десятков, часто без имен, фамилий и паспортов…

Платили им неплохо, водку не продавали, и жили они на окраине Геологического Посёлка в старом бараке, ставили втихаря брагу или доставали неведомо откуда спирт. Да и в барак к ним никто и не совался, а работали они, как могли, били канавы и шурфы, грели, как и 40 лет назад, мерзлоту кострами и тягали мокрый, скользкий и тяжелый, как ртуть грунт ковшом экскаватора, а то и лопатами, ходили в маршруты, таскали грузы, валили лес, что-то строили иногда… А на зиму разбредались, кто куда… Кто-то уходил последним рейсом парохода по Большой Реке в Город, и перезимовывал там в теплотрассах, а кто-то и оставался зимовать в промерзшем по углам бараке, потихоньку пропивая то, что заработал за лето, а кто-то исчезал… Навсегда… О тех и не вспоминали, а если и вспоминали, то редко….

А ранней весной, с первый пароходом, или вообще неведомо как, по ещё не растаявшим «зимникам», объявлялись старые, и приводили они с собой новых, таких же испитых и худых, часто беспаспортных Бродяг, а кое-кого и со справкой об освобождении…

Милиция смотрела сквозь пальцы, понимая, что по своей судьбе сюда мало кого заманишь, а попадутся на чём серьёзном – зон в округе хватало… Да и из тех зон, выйдя на волю, шли бывшие зеки, которым и идти-то было некуда, да и не за чем, ни семьи, ни дома, и шли они в бульдозеристы и трактористы, в вездеходчики и экскаваторщики, в лесорубы и канавщики, прожигали кострами мерзлоту, черпали сапогами ледяную жижу, мерзли и мокли в маршрутах… Кто-то оставался и насовсем, а кто и опять попадал туда, откуда вышел – за драки, поножовщину, или просто-запросто так. Ведь как бывало – вышел человек с зоны, а кругом – то же самое, горы да тайга, только что проволоки нет да охраны, походил дня два, взломал магазин, напился вдрызг, и снова, и обратно… Круговорот… И мало кто выходил из этой круговерти… Умирали в пьяных драках от ножей и заточек, умирали в конвульсиях от диких запоев, замерзали в снегу, или просто пропадали в тайге и горах…

Да и не искали никого из них… Зачем?

Страна, Госплан, Министерство требовало Металл, из Москвы, из Города, из Управления требовали отчеты и данные, грозили за невыполнение сроков и плана снять с работы всех – от Начальника до Главного Геолога!

…И ГРЭ распределяла Партии, и те Партии, маленькими отрядами, чаще пешком, а когда и на оленях или лошадях, а повезет – по Реке на лодках или крайне редко вертолетом, этот Металл и искало…

…И были сроки и сроки, и был план, и были директивы и постановления, за пять лет, за пятилетку, а точнее за 4 года, обшарить весь район, сделать съемку, пробурить, «проканавить», составить карты и подсчитать запасы… План, план, будь он неладен…

И работали от снега до снега, от зимы до зимы, голодали, загоняли себя до сердечных приступов, но чаще загоняли насмерть лошадей, рвали им уздой рот, вытаскивая из болотин, переворачивались на утлых лодчонках, и ныряя в ледяную воду, вытаскивали самое ценное – утонувшие мешки с образцами… И падали в гольцы, и погибали… И шли гневные телетайпы и радиограммы, и письма, и приказы, что мол, опять у вас ЧП, и обещали сместить всех, и опять объявляли кому-нибудь строгий выговор, и грозили лишить премии и выгнать с работы… Но всё равно, всё шло так, как должно было идти…

И шли отряды по три, по пять человек, сгибаясь под тяжестью рюкзаков, набитых не теплыми вещами, и не тушенкой, а трижды проклятыми образами… И главное было – не потерять полевые дневники и кроки карт, и схемы маршрутов, и собранные образцы. И шли в стоптанных и рваных сапогах и прожженных телогрейках, и был в июне снег, и шли июле проливные дожди… И шли отряды по намеченным на очередном Важном Совещании в ГРЭ маршрутам, ради Металла, ради Плана… Ради Идеи…

И приезжали умные учёные из Москвы и из Ленинграда, кандидаты и даже доктора наук, из разных Институтов – и Академии наук, и Министерства, и также ходили в маршруты, и, шипя от боли, стягивали с опухших ног сапоги, мокли и мерзли в мокрых палатках и спальниках, и ночевали у костров, в дымокурах, спасаясь от вездесущей мошки, от таежного гнуса, и сбивали в кровь спины неподъемными рюкзаками с пробами и образцами, которые потом огромными ящиками отправляли в Москву, приводя в ужас и негодование «почтовых дам», ублажая их конфетами из ближайшего сельмага. А уж в Москве, через месяц или два, как уж дойдет груз, раскрывали эти прочно сбитые и трижды укрепленные ящики, сортировали и разворачивали в полутемных подвалах институтов образцы, и вспоминали короткие холодные ночи, дожди и сбитые в кровь ноги. А умные аналитики, мудря над пробами, выдавали колонки непонятных непосвященным цифр, и цифры эти трансформировались в руду, в металл, в запасы… И писали отчеты, и сидели вечерами и ночами, в табачном дыму, рисуя карты месторождений и смотря шлифы под микроскопом.…

А кое-кто из «столичных» и оставался, кто на год-другой, а кто и навсегда… И кто их будет искать… Уходили и от семей, и от проблем городских, жили в Посёлке… И приживались…

А бывало и другое… Падали в распадки, тонули в реках… И плакали в далёкой Москве жёны, дети и невесты, и выпивали за «упокой души» те, кто вернулся, и висел в мраморном холле института очередной некролог, и объявляли кому-то выговор, и даже снимали с работы. А за что? За что, за то, что поскользнулся, споткнулся усталый, вымотанный до предела многокилометровым маршрутом человек, и подгоняемый сорокакилограммовым рюкзаком скатился вниз, в скалы, и как его там искать, в россыпях валунов и зарослях стланика? Но искали, да и сами чуть не гибли… Бывало и находили, и хоронили там же, на высокой сопке, заваливая валунами, чтобы зверь не добрался до искореженного тела…

…Или налетала утлая лодчонка на камень, и на десятки километров бурной реки разбрасывало тела и вещи, и выходили на берег медведи и росомахи, чуя кровь и смерть…

…Или в тумане влетал в скалу вертолет, выполняя приказ – взлететь и доставить! И в чем они виноваты? Те, кто оставался жив? И писали десятки объяснительных, и снимали с работы, и заводили даже порой и уголовные дела. Да кто доберётся до тех мест, запросто так, по доброй воле, где и пешком-то пройти не всегда можно! И верили на-слóво привыкшие ко всему толстые капитаны и майоры милиции, и важные прокуроры, сидя в прокуренных кабинетах, «закрывали» дела за «недостаточностью улик».

Ибо и они знали – здесь, именно здесь, в их Районе, есть этот Металл, и «Страна требует этот Металл», и на каждом партсобрании звучали эти призывы… И ради это призыва, ради Металла и шли геологи, и шёл поиск, и шла разведка… И шли рядом с геологами-съёмщиками геофизики, таща «на горбу» тяжеленные щелочные аккумуляторы, и шли своими маршрутами геохимики, отбирая пробы грунта через каждые пятьдесят метров… Стране был нужен этот Металл… Ибо так решил Госплан и Совмин, и так решено было свыше – осваивать район, и искать, и разрабатывать, и строить рудники и шахты… И времени было отведено мало, всего пять лет… Ибо так было решено «сверху»…

– Ну что ж, раз отдохнули, пойдем вниз. – Мишка, поправил висевший на ремне «ТТ» в обшарпанной кобуре, взвалил на плечи рюкзак, и осторожно, опираясь на ручку геологического молотка, стал спускаться вниз по склону…

Архип, сидя, вдел лямки рюкзака, с помощью Димки поднялся, и они, вслед за Мишкой, стали аккуратно спускаться вниз.

Через час, стоя у «жандарма», они смотрели карту…

– Ну, вот отсюда и начнем, пожалуй, – сказал Мишка. – Архип, ты пока отдыхай, можешь и чаёк приготовить, а мы без вещей, пойдем склон обследовать, вот слой виден, и хорошо! И кажется тот, какой нам и нужен! И если попали на него, честь нам и хвала, и считай что полработы сделано! Закартируем, образцы отберём, всё здесь облазаем, а может, и заночуем… Место хорошее! И ручеёк есть, и продувает! Курорт!!! Так что пали костер, готовь дрова да ставь палатку!

Димка и Мишка ушли… Архип посидел, покурил, вздохнул, и пошёл собирать дрова, очищать место для палатки, готовить костер… Работы хватало…

Часа через три пришел Димка, с тяжеленным рюкзаком образцов, посидел, покурил, попил чаю, отдышался и ушел обратно, сказав напоследок:

– Там работы – дня на два, а то и три. Но всё сыпет, и сверху, и снизу, не улететь бы вниз, да и как бы ни засыпало! Начальник прыгает, как козёл горный, два раза чуть вниз не скатился…

Архип молча махнул рукой, проворчал: – Вы там аккуратней, что ли…, – и снова в задумчивости уселся у костра. Палатка была поставлена, дрова нарублены, чай заварен. «Чифирку бы заварить», подумал он… «И ладно, и заварим…». Он засыпал пару добрых пригоршней заварки в жестяную, помятую кружку, залил кипятком, поставил у костра, прокипятил пару раз, остудил, и стал пить чайную горечь, «задымляя» чифирь самокруткой с едкой, продирающей до костей махрой…

…И далась им эта работа, думал Архип, прихлёбывая из кружки, и чего ищут, и не золото, и не серебро? А и было бы золото? Да от него горе одно… Сколь от бичей слышал, что за это самое золото людей жизни лишали…

…Все хотят быть богатыми и не работать, думал Архип, и я тоже хочу… Хотел… Вот оказался здесь, в горах, в тайге… Видать мне не судьба, а кому пофартило, тот и будет с барышом… Уезжали же люди отсюда, с Севера, при деньгах, домой к себе, обустраиваться… Отпахал здесь лет 10-15, и если не пьёшь шибко, при деньгах и будешь… Да ну… А что с этим богатством делать-то? Ну, дом построить в тёплых краях, ну машину купить, ну ещё чего, ковры там, хрусталь, то-сё… А потом всё сгорело или сам взял да помёр! На своих же деньгах-то! И такое бывало…

…А и ладно, наше дело вон мешки таскать, костер палить, и не сорваться в запой… Вот это главное… А деньжат скоплю чуток и уеду к себе, в колхоз… Может, кто и жив ещё, мать да отец, братья… Дети, поди и не узнают, да жинка давно похоронила… Да и ладно… Сам виноват, всё хотел сразу и много… Вот и получил… А главное весь вред от водяры, от неё, паскуды, больше, чем от золота людей дохнет…

…Не, в колхозе тоже пьют… Не поеду… Да и стыдно показываться, болтался больше десяти лет где-то, и вот те на, явился, как чёрт к монаху… Поеду-ка лучше в город, в большой, там строек много, каменщиком или на бульдозере… Жить-то осталось… Нутро всё отбито, сердце колотит, зубов половины нет, руки-ноги поморожены.

…Ладно, доживём до утра, а это главное… Так всегда было… Архип хлебнул чифирю и задремал.

Проснулся он от треска ветвей… Огляделся, солнце ушло за сопку, стало сумрачно и холодно, сгущался туман, вдалеке, в горах громоздилась темная туча, значит ночью или утром опять будет дождь…

К костру вышли Мишка с Димкой, таща рюкзаки…

– Ну и работка, я тебе скажу! – Димка свалился у костра. – Как у альпинистов, на одном молотке держаться приходилось, или друг друга держать! Верно, начальник?

– Работа у нас такая, – отозвался измученным голосом Мишка, перемазанный с ног до головы красновато-бурой глиной. – Чуть «ТТ» не потерял, ремень порвался, хорошо Димка успел поймать кобуру! Опасно там, но доделать надо. Месторождение это фактически, даже навскидку видно, запасы ого-ого! По высшей категории! И Металла процентов 20-30, я это и без аналитики вижу! Жаль, рации нет, сейчас бы передали, «борт» бы пришел, и ещё хоть пару человек, осмотреть, откартировать! Сами же всё не дотащим, придется оставлять, а потом возвращаться! Здесь надо «промпробу» брать, не меньше полутонны, а то и тонну! «Вертак» нужен, мешки нужны! И о чем только начальство думает!

– О премии! – отозвался Димка, жадно прихлебывая чифирь, – а мы так, «рабсила»! Наше дело план выполнять!

– Ну не скажи, Димон, не скажи, Главный у нас под себя не гребёт, он мужик справедливый, всем достаётся!

– Ага, всем «на орехи» достаётся, как начнет гонять, не остановишь!

– Работа у него такая, нас гонять! А его, думаешь, не гоняют? Три инфаркта заработал, в поле врачи не пускают, хоть и рвётся… Каждый божий день совещания, заседания, из Москвы, из Управления звонки, радиограммы и телеграммы, он уже ими стены обклеивать в сортире начал, телеграммами… И все – «Давай, давай», «Где Металл?», план, план, справки, отчеты… А у него голова – на две Академии наук, это же он здесь Металл предсказал! Да вот только славу другому отдали, из Министерства чинуше какому-то, который не то что в этих краях никогда не бывал, а забыл, когда и в поле-то был в последний раз! Если вообще из кабинета когда-нибудь выходил! Он сейчас и курирует… Много их там сидит, зады протирают! Ещё с 40-50 годов! Руководят!

Мишка дотемна сидел у костра, что-то рисовал на карте, рассматривал в лупу образцы, гонял Димку, «принеси из того мешка, из того», писал в дневник. Потом попил чай, похлебал варева из крупы с тушенкой и завалился в палатку спать. Димка с Архипом долго сидели у затухающего костра, курили, молчали…

…Утро было туманное, холодное, периодически накрапывал дождь.

Мишка проснулся рано, раньше всех, с утра он был мрачен, быстро попил чаю, пробурчал Димке: «Давай быстро за мной, работы полно», и исчез в тумане. Димка вздохнул, запихал в рюкзак мешочки для проб, взял молоток…

– И проснутся-то не даёт, не то что позавтракать… – ворчал он. – Дорвался до работы… Трудоголик… И что спешить? Времени вагон! И маленькая тележка….

Димка долго что-то ещё ворчал, перематывал портянки, потом выпил кружку крепкого, сладкого до липкости чаю, покурил, и, махнув Архипу рукой, ушёл.

Архип, чтоб не сидеть без дела, заготовил дров, сделал навес от дождя из жердей и лапника, собрал шиповника, и ещё понемногу разной ягоды, сварил что-то типа компота, поставил в ручей студить.

К обеду пришёл Мишка, уставший, даже какой-то серый от усталости, приволок тяжеленный рюкзак с пробами…

– Давай-ка Архип, чайку сообрази, сейчас и Димка придёт! Полчаса перекуру и дальше! Гора большая, слой мощный, но работать тяжело, сыпуха, еле держишься! А ты пока разложи все мешки с пробами где-нибудь на ровном месте по номерам! Сообразишь?

– Да уж не дурнее других… Цифры-то я ещё со школы помню… Это потом, если что и считал, то чтоб на поллитру хватило! – Архип хрипло рассмеялся…

– Начальник, может вместо чаю-то, компоту попьешь? – Архип приволок из ручья большой котелок.

– Ого, холодненький, – обрадовался Мишка, – ну спасибо, удружил! А потом все равно, чайку, да покрепче!

Раздался треск ветвей, ворчание, и появился скрюченный почти пополам Димка.

– Не, начальник, я такие грузы таскать не подписывался, чуть вниз не улетел! Нарушаешь все нормативы труда и техники безопасности!

– Я тебе, демагогу и законнику, лишнюю премию выпишу, – улыбнулся Мишка сквозь грязную спутанную бороду и дым самокрутки, – персонально за переноску негабаритных грузов!

– Тогда, ладно, тогда посмотрим, – Димка, сбросив рюкзак, рухнул у костра. – Ой, спина моя, спина! Не разогнешься!

– Давай, Димка, полчаса перекур, пей компот, Архип сварил, пей чай, вроде галеты ещё остались и пошли назад! Архип пока образцы разложит, я пораньше приду, кое-что в голове уяснить надо, а ты останешься и пробы доберешь…

– И чего там добирать, в впотьмах, завтра доделаем! – возмутился Димка. – Куда ты всё торопишься, времени – ещё почти неделя, и все сроки выдерживаем! Что же ты такой до этих образцов жадный, отберёт их кто у тебя, что ли? Там и днём-то опасно, слетишь, и не найдут, а уж в сумерках!

– Ладно, ладно, прав ты Димка, прав! Я как этот слой увидел, про всё сразу забыл! Месторождение, мы открыли, понимаешь, месторождение!

– Да ну, правда, что ли? – удивленно сказал Димка.

– Правда, правда, врать не буду! – улыбнулся Мишка.

– Ишь ты, как оно повернуло-то, – изумился Архип. – Вот гляжу я, как бухать-то завязал, сразу и фарт пошел! А что, и премию могут дать?

– Могут, и не просто, а Государственную! Правда, не нам… Мы-то своё тоже получим, поменьше чуток! Но всё же, думаю, сможешь новую жизнь начать, паспорт выправишь и уедешь отсюда в теплые края, или как хотел, в большой город, Москву там или Ленинград! А мне здесь ещё лет 20 ковыряться, если доживу! Это Димка – он как флюгер, откуда ветер дунет! Сезон закончился, деньги получил, и ищи его в Сочи или в Керчи, девах охмуряет! А потом опять ветер дунул, и он то здесь опять, то на Камчатке или Таймыре… Или вообще на Курилы ветром занесёт!

– А я что, – отозвался Димка, – у меня ни жены, ни детей, ни родных, комната в коммуналке, в Клину, уж забыл, когда был там. А поля я люблю! И не в деньгах даже дело, не премиях, хотя и без них никак! Дело в свободе! Куда захотел, туда и поехал! Я квалифицированный техник-геолог, между прочим, техникум геологоразведочный закончил в Решетниково! Так что я везде сгожусь!

– Знаю, знаю! Ты специалист хороший, только лентяй и ворчишь много!

– Ну, так и у меня могут быть недостатки!

– Ладно, отдохнули, пошли работать! – распорядился Мишка, – Архип, про пробы не забудь, мы часа через 3-4 придем, сваргань что-нибудь пожрать!

– Да тама одна крупка да тушёнка осталася! И муки чуток! – Архип как-то виновато развел руками…

– Что есть – то и вари! Погуще! Посмотри, может, где и грибы растут! Или подстрели кого, птицу какую-никакую! А то жрать охота!

– Да из этого «винтореза», – Архип показал на старую, обмотанную проволокой и изолентой двустволку, – стреляй не стреляй, всё равно на полметра мимо бьет! Ей тока грачей на огороде пугать!

– Что дали на складе, то и есть! Не из «ТТ» же по рябчикам палить! Одни перья и останутся! Тебе обед варить, ты и кумекай! Всё Димка, хватит курить, пошли!

– Была б река, рыбы б наловили, – пробурчал Архип. Он нарубил тонких жердей орешника, поровнее сложил их на камни, накрыл рваным куском брезента, и, шепча цифры, принялся аккуратно выкладывать по номерам мешочки и мешки с пробами и образцами.

Закончив раскладку, он посидел, заварил и попил чифирю, покурил, вздохнув, взял обшарпанное ружьишко, сунул в карман патроны и пошел вниз по ручью.

По прибрежным кустам ручья, перекликаясь, порхала всякая птичья мелочь, посвистывали пеночки, «чекала» вспугнутая каменка, в листве краснели грудки мухоловок, где-то стучал дятел.

– Эх, мелочь вы пузатая-пернатая, ну куда вас стрелять-то, один пух и полетит, – сказал Архип, – и вон как чирикаете, аж за душу берет! – Он остановился и внимательно осмотрел деревья. – Нам бы рябчика, или тетерева, а ещё лучше глухаря бы!

Раздалось хриплое «крей-крей» кедровки, и тут же затрещала неугомонная сойка.

– Ну что ты разоралась-та, – сказал Архип трещавшей над ним сойке, – и так все знают, что я иду! А уж кто кого обхитрит, так это мы поглядим!

С громким криком «кжээ…кжээ», порхающим полетом, почти над самой головой Архипа пролетела кукша, растопырив рыжеватый хвост.

– Тьфу, ты нечисть, аж напугала, – вздрогнул Архип. – Ну какая сейчас охота! Вся тайга знает, что я здесь…

Архип прошел километра два вдоль ручья, таёжное «братство» попривыкло, притихло, пробежал деловитый бурундук, из-за поваленного дерева высунулась любопытная рыжая мордочка ласки.

«Ага, а вот и рябчик!», Архип заметил сквозь ветви пестрые перья. «Сейчас затаится!». Архип как можно тише и незаметней подобрался к дереву. Рябчик сидел низко, его пестрое рыжеватое оперение почти слилось с корой. «Теперь вот только не смазать бы из этого «винтореза»-то!». Архип тщательно прицелился, выстрелил, рябчик комком свалился почти ему под ноги. «Ну вот, и обед! Жаль, конечно, пичугу, да и нам жрать-то надо!».

Архип прошел ещё с километр, но выстрел явно распугал всех обитателей, только горланила неугомонная сойка.

– Всё-всё, ухожу я, ухожу, – пробурчал Архип, – на суп нам хватит!

Он уже подходил к лагерю… На берегу, почти у воды глупо сидел черный, краснобровый тетерев, и явно занятый кормёжкой, ничего не замечал. Архип застыл на месте, простоял несколько минут, тетерев что-то деловито склевывал с упавшей молодой березки. Архип тихо поднял ружьё, тетерев было тяжело вспорхнул, но выстрел свалил птицу в ручей.

– Ого, ну и фарт сегодня! – обрадовался Архип. – Обед знатный будет!

Подходя к лагерю, он пригляделся к сопке – две фигурки лазали по склону, и даже издалека было видно, как сверху постоянно сыпались камни.

Придя в лагерь, Архип «раскочегарил» костер, поставил ведро с водой, сел потрошить и ощипывать добычу.

– А сварю-ка я суп с них, с тетери и рябца, – вслух подумал он. – Суп наваристый будет, жирный, крупки вот добавлю чуток…

Архип сидел у костра, пил чифирь, курил едкую махру, варил суп, и даже не заметил, как стемнело. Послышался разговор, смех, и на поляну ввалились два перемазанных глиной геолога с набитыми образцами рюкзаками.

– Ну как дела, Архип? Чую по запаху, ужин нас ждёт знатный? – Мишка сбросил рюкзак, присел к костру, закурил, жадно глотнул чаю.

– Кого взял-то? – спросил Димка, тоже подсаживаясь к костру и наливая чай.

– Да рябчика, и тетерева–дурачка! У ручья сидел, ничего не видел! И на лету снял! Вот фарт-то! – и Архип, смеясь, рассказал про свою охоту.

– Ну что ж, и суп есть, и работа сделана! День прошёл не в пустую!

Архип снял ведро с костра, они расселись вокруг него и стали хлебать жирный, наваристый бульон, обгладывать косточки. Наевшись и попив чаю, разлеглись у костра и под неумолчное зудение комаров, стали вести неторопливые разговоры.

Архип больше молчал, а потом и задремал под споры Мишки и Димки о геологии. Проснулся он как всегда, резко и тревожно. По привычке, осторожно, незаметно огляделся. Мишка в полутьме возился с пробами, Димка ему помогал, что-то записывая в полевой дневник, и по обыкновению ворчал.

– Уж ночь на дворе, спать пора, сколько ты можешь с этими пробами возиться?

– Ещё десять минут Димон, пьем чай и спать идем! У нас завтра день тяжелый, участок там опасный, придется что-то типа ступеней мастерить, вбивать колья, иначе не удержишься!

– Ох, и жадный же ты до работы Мишка, и надо оно тебе?

– Надо Димка, надо! Я для того в геологию и пошёл, чтобы работать, чтобы руду искать! Ещё со школы мечтал! И вот нашёл! Редко кому счастье такое бывает – месторождение открыть! И войдет моё имя в историю! Если конечно, всю «славу мою» начальство вышестоящее не присвоит, что чаще всего и бывает!

Мишка закурил. – Да и плевать! Мне, честно говоря, всё равно… Главное – я его нашёл, и что мое, то моё! Оно со мной и останется! В отчёте упомянут, и то ладно! Всё, заканчиваем и пошли чай пить да спать!

Утром Архип проснулся раньше всех, и пока насмерть уставшие геологи спали, развел костер, вскипятил чай, разогрел остатки вчерашнего супа. Проснулся Мишка, растолкал храпящего Димку.

– Вставай, соня, солнце уже над сопкой! На работу пора! Что Архип, нас-то не разбудил?

– А что вас будить, – отозвался тот, – костер и чай я и сам сделаю, а вам покемарить лишние полчаса, вреда не будет! Вижу, что умаялись с это рудой-то! По сопке-то, уже почитай, шестой день лазаете!

– И то ладно! Спасибо Архип, и вправду, что спал я, что не спал, всё болит, не согнуться, не разогнуться… Не проходит усталость! И как мы всё это к Реке потащим, ума не приложу!

– Вот-вот, – сонно позевывая, отозвался Димка, – как всё это на горбу переть! Оставить надо, а потом вернуться!

– Нет, мы по-другому сделаем! Я вот что подумал! До Большой Реки – 20 километров… Ты, Димон, идешь налегке, за день доберёшься, здесь по ручью нормально, да вниз всё время, а я с Архипом остаюсь, ещё соседний участок осмотрю! На Реке день-два просидишь, кто-то точно пройдет или рыбаки, или плотовщики. Может и пароход с баржой подцепишь! Был бы случай! Так что пали там костёр и чтобы дыму побольше было! Возьмешь ружьишко, увидишь кого-чего – стреляй! Или из ракетницы! Главное – чтобы заметили, Река-то широкая! Или сам плот делай и как хочешь, хоть вплавь, но чтоб в Посёлке был через неделю! Сразу к Главному, всех гони, поднимай шум, скажи – от меня! Скажи Главному – надо брать «промпробу», бумаги я напишу, копию карты и разреза я дам, возьмешь ещё образцы, для показа! Требуй «борт» срочно, людей, хоть пару-тройку человек, мешки, ящики, продукты! И скажи Главному, пока всего этого не будет, я отсюда не уйду! Зимовать буду! С голоду подыхать буду, но не уйду! Здесь месторождение мирового масштаба!

– Да тут «борт» может и не сесть, места ему мало, – ответил Димка.

– Значить мы место подыщем, а не получится, пусть Главный даёт людей, катер, и будем мешками таскать эту тонну по ручью! По другому – нельзя! Учти вот что ещё! Этот наш участок и участок соседней ГРЭ – рядом, а где там граница проходит – никто и не проверял! Плюс-минус пять километров! Прознают соседи, а у них народ ушлый, на чужое добро падкий, сам знаешь! Прохлопаем ушами, месторождение может за ними закрепиться, и плакали все наши труды! И премия, кстати, тоже!

Так что до Посёлка, до ГРЭ – рот на замок, так мол, и так, срочно помощь требуется, продукты кончились! Вообщем наври что-нибудь, ты умеешь! Кстати знаешь, что в соседней ГРЭ начальник из бывших «дальстроевцев»? Он как привык до 56 года «руководить», так и сейчас! Хоть и прошло 20 с лишним лет, а методы всё те же… Историю с алмазами, с Ларисой Попугаевой, с Бондаренко, помнишь?

– Помню, как не помнить, – грустно отозвался Димка, смоля цигарку, – много разговоров было, что он чуть ли её не запер, заставил в его Амакинскую экспедицию перейди, требовал, чтобы карты отдала, из посёлка не выпускал, угрожал…

– Вот-вот! Здесь хоть и не алмазы, но Металл стратегический! И начальник соседний вполне такое же может учудить! Так что, ты, Димон, будь начеку! Хоть мы с ними и одно дело вроде как делаем, но «дружба дружбой, а табачок врозь»! И никому, слышишь, никому ни слова, кроме Главного! И только наедине с ним! Там «стукачей» хватает, быстро донесут!

– Откуда ты знаешь? – удивленно спросил Димка. – Вроде и в руководстве, да и вообще, люди-то хорошие!

– Я в этой ГРЭ – со дня основания, больше пять лет, в этом районе больше десяти, Главного знаю, когда он ещё начальником Партии был, я вместе с ним в маршруты ходил! Он фактически – мой учитель!

– Вот оно как, – удивлённо протянул Димка, – тогда ясно! Не подведу, всё понял, товарищ начальник Михаил Николаевич!

– О, смотри-ка, Архип, впервые начальника по имени-отчеству назвал! – улыбнулся Мишка. – Давай пей чай, собирайся и – к Большой Реке! Архип, ты там выдели ему чего в дорогу, чаю, тушёнки пару банок, а мы уж как-нибудь прокантуемся! Вот тебе, Димка, копия карты, схема разреза, отчёт! Вот в этом мешочке образцы породы, в этом – руды, и всё Главному лично в руки! Не потеряй! Удачи тебе! Я – на сопку! Архип – проводишь Димку, бери топор и ко мне!

…Димка, с непривычно легким рюкзаком быстрым шагом шёл по ручью и размышлял: «Надо же, три сезона вместе с Мишкой отработал! Вроде вместе и ходили, мокли, мерзли, тонули! А так мало знаешь человека! Теперь, я понял, почему он всегда за Главного «горой»! Учитель! Надо же!». Идти было легко, погода была отличная, ветер отгонял гнус, в прибрежных кустах пересвистывались пичужки.

К вечеру Димка добрался до Большой Реки, развел костёр, заварил себе чаю в большой консервной банке, открыл банку тушенки. «Пару дней точно просижу! Рыбки половлю, покупаюсь! Хотя и вода холодная! Главное – это к Главному! Хороший каламбурчик получился!». Нарубив лапника, Димка в сгущающихся сумерках залез в спальник и уснул.

Туманным утром, дрожа от речного холода, Димка всё же искупался, развёл костер, приготовил кучу лапника для дыма. Нашел в кармане рюкзака леску с блесной, постоял, поблеснил, вытащил пару хариусов, пожарил, попил чаю, и сел на берегу ждать оказии. Он спал и просыпался, пил чай, поймал ещё приличного таймешка, поддерживал костер, отдыхал от маршрутов и работы на сопке, но даже во сне прислушивался, не пройдет ли моторка или катер, не окликнут ли плотовщики. Места здесь были глухие, и любой одинокий человек на берегу сразу бы привлёк внимание.

Ему повезло, ближе к вечеру послышался стук мотора. Димка вскочил, бросил в костер лапник, повалил густой дым. Он помахал руками, хотел уж и пальнуть из ракетницы, но моторка стала подходить к берегу. В ней сидели два эвенка, лежали сети, рыба, запасной мотор.

– Ты кто, однако, – окрикнул пожилой эвенк, посасывая трубку, – что звал, зачем дым палил?

– Я геолог, меня Дима зовут, из пятого отряда ГРЭ, знаете, из Посёлка! Мы в 20 километрах отсюда, по Ручью, лагерем стоим! Мне бы в Посёлок надо срочно! Продукты у нас закончились! У меня и документ есть! – Димка вынул из кармана энцефалитка потрепанное удостоверение и протянул эвенку.

– Зачем мне, твой документ, однако, – удивился тот, – я что, участковый? Много лет на свете живу, человека сразу вижу! Что ты геолог, знаю, однако! Я тебя в Посёлке видел, в прошлый год, мы туда с братом, – и он кивнул на второго эвенка, помоложе, сидевшего у мотора, – за мукой и сахаром приезжали. Ты ящики большие таскал и ругался всё время, шибко ругался, однако!

– Надо же, а я вас и не признал, – удивился Димка, а про себя подумал: «Вот память у людей, один раз мельком увидит – на всю жизнь запомнит!»

– Но мы парень, до Посёлка не идём, мы поближе, нам на Факторию, однако! А там тебя рыбаки доставят, там уж недалече! Давай, парень, полезай в лодку! Тебя Дима зовут, так? Я Николай, а это брат мой младший – Трифон. Мы к себе на стойбище дальнее ходили, там наши сыны оленей пасут. Хороший год, однако, оленей много! А по дороге и рыбу половили!

Димка, взяв у эвенков ведро, сделанное из здоровенной консервной банки, залил костер, влез в моторку, сел на спальник, положил рюкзак на колени, пристроил ружье.

– А что так, продукты кончились, – спросил Трифон, заводя мотор, – в тайге с ружье – не пропадешь!

– Да утопили мы продукты, когда через Дальний Приток переправлялись, – врал, как по писанному Димка, – а это ружье… Из него стрелять – себя калечить! Один ствол раздут, а из второго на полметра мимо! Какое дали на складе, то и взяли!

– Да, однако, – сказал старый эвенк, – без ружья плохо совсем! Ты когда, однако, пришел, давно ждешь-то?

– Да нет! Вчера с утра ушёл, вечером здесь был, переночевал, рыбу половил, день посидел, а тут и вы! Повезло! А то там народ голодный, кушать хочет! Работает!

– Ничего, вертолетом быстро привезут, однако! Погода хорошая, летают много! На все стойбища и Фактории продукты завозят, патроны, капканы! Хорошо, однако! Охота зимой будет!

Сквозь грохот мотора до Димки долетали только отдельные слова. Он свернул самокрутку, угостил махоркой эвенков, закурил сам.

Часа через два они подошли к Фактории. Николай не спеша вылез из лодки, раскурил огромную рубку, кивнул Димке, и они не торопясь пошли к сидевшим на берегу у костра русским, хлебающим из огромного котла уху.

– Сидай, Николай, – добродушно сказал мощный, кряжистый седобородый мужик, видимо старший. – Спробуй ушицы, тока сварили! А это кто с тобой? Геолог, аль нет? Тоже сидай, гостем будешь!

– Семён, – похлебав ухи, сказал старшему Николай, – парню в Посёлок надо срочно, однако. Они там без продуктов остались, на Дальнем Ручье. Отвезете?

– Отвезём, отчего ж не отвезти! – ответил Семён. – Нам как раз на плёсы к завтрему сети проверять и ставить, а оттудова и недалече! Домчим быстро!

– Ты парень, как там тебя кличут? – спросил Семён.

– Дима, Дмитрий, – отозвался тот.

– Ты, Димитрий, ложкой шуруй, шуруй, вот хлебца возьми! Видно, что отощал, оголодал, кушай, кушай! Сейчас и баню истопим, а то гляди ж, весь в глине, как первоотец наш, Адам! А завтре на зорьке и уйдем, а ночевать, вот к Ивану Рыжему определим, он один пока в избе, жена с детями к родне в Город уехала, погостить! Возьмешь постояльца-то, Иван?

– Возьму, как не взять, – густым басом отозвался кряжистый, высокий, рыжебородый Иван. – Места в избе много, чай не потеснит! Пойдем Димитрий, баньку стопим, попаришься! А чаевничать уж у меня будем!

Иван поднялся. – Прощевайте братья-артельщики, до зори! –

– Прощевай, Иван, – ответили ему. Иван поклонился всем сидящим у костра, Димка, как-то робко сказал: «Спасибо всем, спасибо за ушицу, давно такую вкусную не ел!» и тоже попытался сделать поклон, пожал руку Николаю, сбегал к лодке, попрощался с Трифоном, и побежал догонять Ивана.

– И что геологи всё по горам, да по тайге ходят, чего ищут? Голодают, парень-то, худой какой! – задумчиво произнес Семен, – и видать охота им, судьба их такая! И ведь из города едют, и тайги не нюхали, а вот гляди-ка ж! И ходят, и ищут! А сколь их пропадает! Вона в прошлый год, помнишь Николай, двух человек тайга взяла? Так и не нашли! И запрошлом годе сгинул один! Ой, лихо, и что им надоть-то?

– Руду ищут, однако, – отозвался подошедший Трифон, – руда сказывают, у нас тут в тайге есть! Стратегическая!

– Да, плохо дело-то, – сказал Николай, – разворотят всё, где оленей пасти, где рыбу ловить?

– Тайга большая, всё не разворотят! На наш-то век хватит! – успокоил его Семен. – И что ищут-то, можа ещё и не найдут! Всё от Бога! Сидай, Трифон, похлебай ушицы-то!

Иван привёл Димку в просторную избу, они вместе натопили баню, Димка с удовольствием пропарился, смыл с себя полуторамесячную полевую грязь, укусы гнуса, постирал одежду. Потом они с Иваном долго сидели в полутемной, прохладной избе, пили чай, неспешно беседовали.

Димка удивился необыкновенной чистоте в избе, и главное отсутствию икон, да спросить постеснялся. Иван сам заметил, и сказал:

– Молоканы мы, христиане духовные, нам эти доски писаные, иконы, ни к чему, в Евангелии о них ничего и не сказано! Ибо сам человек – икона Божия, по образу и подобию! И Богу мы поклоняемся, только в Духе и Истине! И сказал Апостол Пётр – «возлюбите чистое словесное молоко»! А Семёнушка Уклеин, основатель наш и добавил, что «Библия – молоко божие»! Оттого и прозываемся мы – молокане! И попов у нас нет, сами молимся, и не Христу, а Богу! Вот Семён, человек старый, уважаемый, он пресвитер у нас! Прозван-то он в честь основателя нашего, Семёнушки Уклеина! Собираемся все вместе в доме, молимся, гимны духовные поём! А ты-то сам крещёный, аль нет, православный, аль старой веры держишься? – Димка признался, что и не так, и не этак. Иван как-то сразу подобрел, засуетился за столом, достал туес с мёдом.

– Вот спробуй, паря, медок таежный, духовитый! Что нам Бог даёт, то мы и берём, а чужого нам и не надобно!

Иван долго расспрашивал о работе геологов, удивлялся, как так, без продуктов, без ружья по тайге ходить. Рассказал про свою артель, как рыбу ловят, как солят на зиму, коптят, сдают много государству. А зимой почти все охотятся, капканы, плашки ставят, на соболя, на куницу, на лося и изюбра ходят.

Димка уснул прямо за столом, Иван аккуратно разбудил его, сказал тихо: «Ишь, умаялся парень», довел до деревянной кровати.

– Спи, спи, паря, завтра с зарей вставать, ранехонько! – Димка провалился в сон.

Утром, ещё затемно, Иван разбудил Димку.

– Пора, паря, вставай! Идтить пора!

Они вышли из избы, было ещё темно, над рекой клубился туман. У реки уже сновали рыбаки, укладывали сети, навешивали моторы.

– Ну как спалось, Димитрий, – спросил Семён, – клопы-то не кусали?

– Отколь у меня в избе клопы, – обиделся Иван, – отродясь не было!

Артельщики-молокане рассмеялись.

– Видать поздно лег ты Иван, с Димитием беседу вёл, ещё и не проснулся, коли шуток не принимаешь!

Рыбаки погрузили сети, запасные моторы, канистры с бензином, какую-то снедь в корзинах, накрытых чистыми тряпицами, расселись по лодкам. Семён велел Димке сесть в лодку к Ивану.

– У него мотор быстрый, он тебя мигом домчит, а мы помолимся, чтоб дорога нам была, да счастье в улове! Ибо всё от Бога идет!

Молокане молча помолись, потом вполголоса пропели какой-то духовный гимн, Димка так слов и не разобрал. Он крепко держал рюкзак, и с нетерпением ждал отправления.

Рыбаки завели моторы, лодки она за одной пошли вниз по реке. Шли около часа, заглушили моторы, на веслах подошли к берегу.

– Здесь помолясь и перекусим, а потом и далее пойдем, – скомандовал Семён.

Димку угостили вкуснейшим шанежками, молоком, хоть он и отнекивался.

– Кушай, парень, вкушай пищу! Она нам Богом дана! – увещевал его Семён. Рыбаки лишь кивали, видимо авторитет у Семёна был велик.

Перекусив, сели по лодкам и опять пошли по реке, шли ещё с час, потом река широко разлилась на плесы, виднелись яркие поплавки рыбачьих сетей.

– Ты, Иван, парня доставь, – сказал Семён, – да уж коль в Поселке будешь, прикупи там чего, сам знаешь – муки там, сахара, конфет ребятишкам! Вот тебе деньги артельные, – Семён передал Ивану завёрнутые в тряпицу деньги. – И скоро, не задерживайся там! Сети ставить надобно!

Иван поклонился всем, сказал Димке: Ну, парень держись, мы домчим скоро!

Димка еле успел крикнуть рыбакам: «Спасибо, спасибо за всё, спасибо за приют!», как узкая, длинная лодка Ивана, задрав нос, понеслась по реке. Иван виртуозно обходил мели и редкие топляки, и через час-полтора, показались дома Посёлка, пристань, знакомое здание склада.

У пристани стоял белоснежный катер и несколько моторок.

– Ну вот Димитрий, и прибыли! – сказал Иван.

– Спасибо Иван, спасибо за приют, за чай, за баню! – Димка пожал кряжистую руку, и почти бегом пустился к ГРЭ.

У деревянного одноэтажного здания Экспедиции стояли два «газика», ГАЗ-66 и даже вездеход.

«Так», – подумал Димка, «белый катер, моторки, «козлы» стоят, вездеход. Значит у Главного совещание! Это и удачно, значит на месте, и неудачно, можно прождать невесть сколько!».

Димка почти бегом миновал дремавшего вахтера, пронесся по полутёмному коридору и, распахнув настежь дверь, ввалился в приёмную Главного, где «правила» его секретарша Клавдия Кондратьевна, весьма полная, представительная, высокая и суровая дама. Почти на каждом пальце пухлых рук у неё был перстень или кольцо с каким-нибудь ограненным камнем, топазом, аметистом, даже изумрудом, или умопомрачительными местными агатам. В ушах болтались огромные каплевидные аметистовые серьги, а на шее висел огромный кулон из чистейшего голубого топаза. Завершала «гарнитур» колоссальная, с кофейное блюдце размером, брошь из медово-желтого, с красноватым оттенком сердолика, всё изделия местных умельцев из шлифовальной мастерской. Её любовь к большим и ярким камням знали все и обязательно старались задобрить каким-нибудь хорошим кристаллом или ограненным самоцветом. Как сострили работавшие здесь пару лет назад «Союзкварцсамоцветчики», – «все месторождения Района на пальцах, ушах и груди Клавдии Кондратьевны, и нечего тратить государственные деньги на их поиск, и так всё на виду, греби лопатой!».

– Димка, ты куда! – грозно попыталась приподняться из своего необъятного кресла Клавдия Кондратьевна.

– Здрасьте, я к Главному, срочно!

– У него совещание важное, секретное!

– Клавдия Кондратьевна, надо, очень надо, дело государственной важности! Из-за своих мощных габаритов секретарша не успела перехватить Димку, и тот с грохотом, через двойные двери влетел в кабинет.

За своим столом сидел Главный Геолог, было и несколько начальников Партий, Главный инженер, а в углу, в кресле развалился ни кто иной, как начальник соседней ГРЭ, про которого Димку Михаил и предупреждал. Около него важно восседал на стуле хитроглазый начальник Первого отдела ГРЭ. В кабинете висел густой табачный дым, но окна были закрыты. Совещание и впрямь было секретное, не для чужих ушей.

– Димка, это ты? Ты что себе позволяешь! Ты почему здесь? Что – ЧП? Я вам, если что случилось…, – начал было Главный.

– Иван Антонович, – сказал Димка дрожащим голосом, – дело срочное! Очень срочное, поговорить надо!

– Я понял, что «очень срочное», раз ты через Клавдию Кондратьевну прорвался! Говори, что случилось!

– Иван Антонович, тут дело такое, только в приватной, личной беседе могу!

– Это что ещё за тайны! – подал голос вальяжно развалившийся в кресле начальник соседней ГРЭ, одетый по моде 30-х–50-х годов – в полувоенный френч, галифе и яловые сапоги. – Ну и кадры у тебя, Иван! Ты мне его дай, на месяц, на перевоспитание!

Главный молча посмотрел на Димку, тот незаметно подмигнул, Главный, кажется всё понял и объявил:

– Заседание откладывается на полчаса, идите, покурите, чаю попейте, или в столовую!

– Иван, ты что, надо дело делать, а ты здесь с какими-то пацанами гуторить будешь, – возмутился начальник соседней ГРЭ.

Главный медленно поднялся из-за стола, его мощная высокая фигура, уже располневшая, выглядела весьма внушительно. Лицо налилось кровью.

– Я здесь начальник, – рявкнул он, – и я здесь решаю – с кем мне говорить, а с кем нет! И когда! Прошу всех покинуть мой кабинет до особого распоряжения!

Выходящие задвигали, заскрипели стульями, а выходя, с удивлением посматривали на Димку, на его не стриженую голову, лохматую бороду, потёртый, грязный рюкзак, обмотанную проволокой двустволку.

Начальник Первого отдела, проходя мимо, ухмыльнулся, оглядел Димку с головы до ног. Последним вышел начальник соседней ГРЭ, грозно посмотрел на Димку, покачал головой.

– Двери все закрой и рассказывай, – приказал Главный. – Что у вас там стряслось, Мишка где?

Димка молча развязал рюкзак, вынул завернутые в грязный брезент и несколько пробных мешочков отчёт и карты, протянул Главному.

Тот развернул написанную карандашом записку, быстро пробежал глазами, прочитал ещё раз, удивленно посмотрел на Димку, прочитал и в третий раз, очень внимательно, вчитываясь в каждое слово. Долго и тщательно рассматривал разрез и карту.

Димка сидел как на иголках, свернул дрожащим руками самокрутку, закурил. Главный поднял глаза:

– Ты что за опилки куришь?

– Что дают на складе, то и курю!

– На, покури нормальных, – Главный протянул пачку «Беломора». Димка жадно схватил пачку, вытряс три папиросы, закурил, а две ещё засунул за каждое ухо.

– Там Михаил случайно головой не приложился? – с подозрением спросил Главный. Димка молча вытащил из рюкзака несколько мешочков, развязал, положил перед Главным.

Тот раскрыл, один, второй, вынул лупу, внимательно посмотрел образцы, схватился за сердце, вынул из ящика стола таблетки, положил под язык.

– Что, месторождение? – шёпотом спросил он у Димки. Тот кивнул.

– Знал, знал я… – глухо проворчал Главный. – А как Мишка? Почему тебя послал, а не сам?

– А он с Архипом ещё соседнюю сопку облазить хочет!

– Вот неугомонный, – улыбнулся Главный,– а что это ты такой чистый? И как добрался?

– Пешком по ручью, там посидел, рыбку половил, к вечеру эвенки шли со стойбища, до Фактории подбросили, а на Фактории рыбаки-молоканы подсобили, у них и ночевал, в бане помылся, постирался.

– То-то я смотрю, ты чистый, как от бабы! А теперь рассказывай всё по порядку! И подробно! Что и как!

Димка рассказал и про маршруты, и про сопку, и как они неделю по ней лазали с Мишкой, и про Архипа, и даже про суп из рябчика, и какого он тайменя поймал, пока сидел у реки.

– И ещё, Иван Антонович, меня Мишка предупредил, чтобы никто, кроме Вас про это не знал. А особенно «соседи»!

– Правильно говорит! Моя школа: «Нашел – молчи, потерял – молчи!».

Главный задумался….

– Так, ты сидишь здесь, сейчас тебе принесут обед, чай! Из моего кабинета – ни на шаг!

Главный открыл сейф и спрятал туда отчет, карту и образцы. В сейфе глазастый Димка успел подметить бутылку коньяка.

Главный встал из-за стола, и, прихрамывая, открыл двери.

– Клавдия Кондратьевна…. – начал было Главный, – …а ты что здесь сидишь? Я же сказал – все свободны!

– Да вот жду, когда освободишься, договорить-то надо! – послышался из приёмной начальственный басок «соседа».

– Клавдия Кондратьевна, – железным голосом приказал Главный, – убедительная просьба объявить всем, что заседание откладывается на неопределённый срок ввиду чрезвычайных обстоятельств!

– Ты что Иван, завтра же из Госплана звонить будут, им сводки нужны!

– Вот ты им и ответишь! Садись на свой белый катер и дуй к себе, писать на меня очередную «телегу»!

– Иван, да что ты….. – начал было «сосед».

– Да знаю я всё! – заорал Главный. – Это мой участок, это моя Экспедиция, и нечего здесь ошиваться почём зря! Сказали тебе – заседание отложено! О дополнительном дне заседания сообщу тебе лично! Будь здоров!

Главный подошёл к окну, смотря, как «сосед» скорым шагом шёл к своему белоснежному катеру, дождался, пока катер отчалит от пристани.

– Обиделся, не дали чёрту старому разнюхать, – пробурчал Главный, – Опять на меня мешок бумаг пошлёт! Ну и чёрт с ним! Месторождение-то наше! – И быстро вышел из кабинета:

– Дорогая Клавдия Кондратьевна, убедительная просьба никого ко мне не пускать! Слышите, никого! И чтоб через 10 минут были – зам. по снабжению, Главный инженер, начальник аналитической лаборатории! И чтобы мигом!

Перепуганная Клавдия Кондратьевна схватила трубку телефона и стала крутить диск.

– После их прихода все телефоны и селектор – отключить! Дверь в Экспедицию закрыть, вахтера у двери! Никого не пускать! Даже начальника Первого отдела! Впрочем, он и не придёт, не дурак… Да, чуть не забыл – и начальника лётной части! И распорядитесь, пожалуйста, насчет чаю и обеда Диме!

Димка под шумок выкурил уже с полпачки «Беломора», в голове у него немного кружилось и шумело. Он думал: «Во дает, Главный! Авторитет же у него! Всех разогнал! Во, мужик!».

Ровно через десять минут, Димка засек по часам, из столовой принесли судки с обедом, а безмерно удивлённая Клавдия Кондратьевна принесла чай. Вошли не менее удивлённые столь срочным вызовом начальник лётной части, «начлёт», в фуражке «с крылышками» и лётной кожаной куртке, сухощавый молчаливый зав. аналитической лабораторией, вечно улыбающийся толстяк в кожанке – зам. по снабжению, «начснаб», и мрачный, чем-то похожий на Главного Геолога, высокий и полноватый Главный инженер. Они с удивлением посматривали на сидевшего в углу Димку.

– Так, все в сборе, – сказал Главный. – То, что я скажу, должно остаться в стенах этого кабинета! Почему, объясню позже! Да вы и сами поймете! Вы те немногие, которым я доверяю, как себе!

– Вот, – продолжил Главный, – вы его знаете, это Дима, старший техник Пятого отряда, подчиненный Михаила Николаевича, – он указал на жадно поглощавшего обед Димку. Тот вжал голову в плечи и чуть не подавился.

– Итак, на Дальнем участке Пятым отрядом было обнаружено месторождение Металла, о котором долдонили на каждом совещании! Месторождение по предварительным, подчеркиваю, предварительным данным, тянет на месторождение мирового масштаба! Участок труднодоступный, но надо взять «промпробу» и провести предварительное бурение! И сделать так, чтобы никто из соседей не прознал! Почему – надеюсь, понимаете!

– Так, Андрей Николаевич, – обратился он к начальнику аэродрома, – твоя задача обеспечить мне самый опытный экипаж! Я так понимаю, сесть там трудно? – обратился он к Димке.

– Да, Иван Антонович, нелегко, тайга да сопки. Но километрах в пяти, ручей разливается, и «борт» вполне может сесть!

– «Вполне может сесть!», – передразнил «начлёт»! – А машину угробим, кто отвечать будет? А если люди погибнут?

– Всю ответственность беру на себя, о чем и напишу соответственный приказ, – железным, не терпящим возражения голосом, сказал Главный, – поэтому и прошу подготовить лучший экипаж!

– Будет выполнено, – ответил слегка обескураженный «начлёт».

– Владимир Сергеевич, – повернулся Главный к инженеру, – готовь лучшую бригаду буровиков и переносную буровую!

– А где я тебе возьму людей? Все на «точках»… И оборудования у меня лишнего нет!

– Снимай с «точек», доставляй! Ты Главный инженер, или я? И чтобы завтра утром лучшая бригада была здесь в полном «вооружении»! «Борт» обеспечит Андрей Николаевич! Обеспечишь? – Тот только обреченно вздохнул и развел руками.

– А оборудование… – Главный повернулся к «начснабу», – Иван Тимофеевич, есть станок? И трубы, и шарошки, и головки буровые? – Тот широко улыбнулся:

– Для такого дела – найдется!

– Знаю, знаю, ты запасливый! И мешки, лопаты, кайла, ломы! Ящики для керна! И людей, людей, кого найдете, хоть человек пять-шесть, таскать на себе придется до «вертака», как вы поняли, не менее пяти километров!

– Да где ж я людей возьму, – жалобно простонал Иван Тимофеевич, – все же в маршрутах!

– Я не хуже твоего знаю, что все в маршрутах! Ищи! Не найдешь – сам мешки таскать будешь! Кладовщиков своих бери, вон вахтер сидит, зад протирает! Захочешь – найдешь!

– Вот жук! – загремел вдруг Главный инженер, – «нет у меня ничего, не дали, не выделили», а у самого, небось, склад забит!

– Для такого дела и берег, – улыбался «начснаб».

– Итак, подвожу итог! Сейчас 14.00! Завтра к 10 часам, максимум к 11 всё должно быть готово! В 12.00 – вылет!

– Юрий Викторович, – обратился Главный к зав. аналитической лаборатории. – Все работы свернуть, всех химиков, лаборантов, всех кого можно, по прибытии материала – на работу с рудой! Шлифы делать срочно, хватит твоим шлифовальщикам шкатулки клеить и для Клавдии побрякушки делать! И «промпробу» мне обеспечь! Сможешь?

– Сделаем, – коротко ответил немногословный Юрий Викторович.

– Иван Антонович, и продукты, – встрял Димка, – там Мишке и Архипу жрать совсем нечего!

– Иван Тимофеевич! Твоя забота! Обеспечь всех продуктами, и хорошими, «по высшему разряду»! И выдай им не махру, а нормальное курево! Ой, смотри, проведу я у тебя ревизию! Да, и последнее – я тоже лечу!

– Вам же нельзя, Иван Антонович, – с тревогой сказал Главный инженер, – с Вашим сердцем!

– А ты со мной и полетишь! Ты ж по образованию буровик? Вот и проследишь за бурением и за мной заодно! Этот Металл, это Месторождение, я предсказал ещё 20 лет назад, а мой ученик, мои люди, из моей Экспедиции его нашли! И ты мне предлагаешь в кабинете сидеть? Врачам ни слова! И всё делать тихо, без суеты, всё должно выглядеть как обычная заброска на участок! Куда летим – ни слова! Все свободны! Завтра в 8 утра у меня! Работайте!

Все вышли из кабинета. С Главным спорить было бесполезно – раз сказал, значить сказал. «Железный человек» – с восхищением подумал Димка, «прямо-таки – железобетонный!».

– Так Дмитрий, теперь с тобой! Переночуешь в общаге, мест полно, скажешь коменданту – я приказал!

– Да вы, Иван Антонович, не волнуйтесь, где переночевать я найду. – Димка скромно потупил глаза.

– Опять к очередной крале заявишься, как летний снег? – Главный улыбнулся.

Димка вдохнул и кивнул.

– Смотри – напьёшься, хоть запах учую! Уволю сразу!

– Иван Антонович, да я… – начал было оправдываться Димка.

– «Да я…»! Я про все твои и ваши художества знаю! Что думаешь – не докладывают? Только я эти докладные в сортире использую, по назначению! Ты меня понял? Ни капли! Сейчас идёшь на склад, а эту «бандуру» двуствольную у меня оставь! Я ещё с начснабом поговорю «по душам», что он людям в поле дает! Дуй мигом на склад, я позвоню, отбирай продукты, лучшие, я ещё и записку черкану, а уж потом – к своей крале! И завтра в 8 утра – у меня в кабинете! Из Посёлка ни на шаг, никому ни слова! Приехал за продуктами! И точка!

Главный написал несколько слов на четвертушке бумаге, протянул Димке.

– Если не будут давать, скажи, я приказал! И построже там с ними, построже! А то отсидели зады на тёплом месте! Ох, разгоню я скоро всех, разгоню!

Димка поднялся, взял тощий рюкзак.

– Погоди-ка, – остановил его Главный, – присядь.

Он открыл сейф, достал бутылку коньяка и два фарфоровых химических тигля, разлил.

– Спасибо тебе, и Мишке спасибо! – голос Главного дрогнул. – За Месторождение!

– За Месторождение! – повторил Димка.

Они выпили, главный убрал коньяк обратно в сейф.

– Больше ни капли! Свободен!

Димка вежливо попрощался с Клавдией Кондратьевной, с густо накрашенного лица которой так и не сходило изумление, вылетел на улицу, чуть на зашибив дверью вахтера, и бегом понесся к складу.

То ли Главный уже позвонил начснабу, то ли записка возымела своё действие, но «Пат и Паташон», как прозвали кладовщиков – маленького, толстенького, и длинного, худого, выдали ему всё и по «высшей категории». Многих продуктов Димка отродясь не видел! Ветчина консервированная, чешские сосиски в банках, какой-то неведомый импортный паштет, тушенка армейская, копчёная колбаса, макароны «Соломка», гречка, галеты, сахар-рафинад, чай «Индийский» «со слоном», какао «Золотой ярлык», «Беломор» фабрики Клары Цеткин, сигареты «Арктика» и прочее, и прочее. Оба кладовщика мрачно выносили из разных углов огромного склада всё новые и новые продукты, и со вздохом кидали их Димке в мешок и рюкзак.

– Вы-то это, небось, каждый день лопаете? – весело спросил тот, пряча пару пачек «Арктики» по карманам.

– Получил продукты? Проваливай! – мрачно произнес «Паташон», и почти вытолкал Димку со склада, в дальнем углу которого, возле разложенных на брезенте «буровых железок» переругивались «начснаб» и Главный инженер.

Димка вышел, присел на бревно, с наслаждением выкурил пару сигарет, поднялся, вдел лямки рюкзака, взвалил на плечо огромный мешок, и не спеша побрёл на окраину поселка, к знакомому домику с палисадом…

Утром, без пятнадцати восемь, Димка с большим рюкзаком, набитым продуктами, был уже у дверей ГРЭ. Подошел ГАЗ-66 с бригадой буровиков, они расселись вдоль стены, закурили. Притопал улыбающийся начснаб, за ним мрачный Главный инженер, с новым рюкзачком, в новых сапогах и новехоньком энцефалитном костюме. Буровики, сидя в промасленных и грязных робах, телогрейках и негнущихся брезентовых куртках, искоса, переглядываясь, внимательно осмотрели «прикид» начальника.

Без пяти восемь на «газике» подкатил Главный. Он был в старых, стоптанных, не один сезон прошедших «кирзачах», потрёпанной и штопанной энцефалитке, с вытертой полевой сумкой.

– Ну что, все в сборе? А где «рабочая сила»? – он грозно посмотрел на «начснаба».

– Сейчас будут, – по обыкновению улыбнулся тот. – Вы же сказали к восьми…

– Жду до восьми, не будет людей – сам полетишь, и будешь мешки таскать!

– Да вот они, бегут…

Подбежали, запыхавшись, «Пат» и «Паташон», пара бичей из барака – «Беспалый» (у него не хватало трех пальцев левой руки, попал под пилораму по пьянке, а имя его так никто и не знал) и «Иван Кривой», одноглазый, здоровый мужик, «из бывших», завязавший зэк, обычно работавший трактористом. Прибежали и два молодых парня.

– Это кто такие? – кивнув на парней, спросил Главный.

– Студенты, позавчера прибыли, на практику, на буровую их направили, – ответил Главный инженер.

– А почему я не знаю?

– Так ты ж занят был! Я тебе и записку докладную подавал, ты и подписал! Через бухгалтерию их провели, – мрачно произнес Владимир Сергеевич.

– У меня этих записок в день, если обратно в дерево перевести, то дом построить можно! Все ко мне в кабинет, на «пятиминутку»!

«Пятиминутка», как это обычно бывает, затянулась на полчаса. Главный сказал, кому и что делать, Димку назначил «главным над «мешочниками» и «копальщиками», предупредил буровиков, что место для бурения сложное, и что придется тащить оборудование на себе в гору.

– Справимся, Иван Антонович, – степенно пробасил бригадир буровиков, Макар Степанович. – Тем более с нами, вот, начальник будет, поможет, если что!

Буровики загоготали, а Главный улыбнулся.

– Для того и летит, чтобы вам помочь! Поможешь, Владимир Сергеевич?

Тот мрачно улыбнулся:

– Помогу, помогу, я ещё не забыл, как со станком буровым управляться!

Главный встал, взял со стола несколько бумаг.

– Вопросы есть? Тогда по машинам и на аэродром!

Грохоча сапогами, все вышли из кабинета. В приёмной сидела встревоженная Клавдия Кондратьевна, и уже в новом «гарнитуре».

Главный положил перед ней на стол бумаги.

– Я улетаю на «точку», на два-три дня, а может и неделя! Связь по рации! По пустякам не беспокоить! Вместо меня остаётся Иван Тимофеевич! Все приказы я подписал! – Главный ткнул пальцем в бумаги.

– Будут звонить сверху, и уже скоро будут – я в больнице, я умер, меня нет, я уехал! А вы ничего не знаете! Всё! Поехали!

Все расселись в ГАЗ-66, в «газик» сел Главный с инженером, посадил к себе и Димку, и, оставляя шлейф пыли, машины поехали на аэродром.

…«Начлет» мрачно ходил вокруг МИ-8, придирчиво осматривал, трогал колёса.

Командир экипажа, веселый, бесшабашный Костя, увещевал его:

– Да я где угодно сяду, лишь бы площадка была «два на два» и место для лопастей!

– «Где угодно сяду», – передразнил «начлет». – А кто мне машину угробил два года назад?

– Так ветер был боковой, порыв сильный! Кто ж знал-то! А потом этот «борт» собрали, он и теперь летает! Я и сам на нём потом ходил пару рейсов! Держит нормально!

К вертолету подкатил на «газике» Главный.

– Ну что, грузимся? – сходу спросил он у «начлёта».

– Вот командир, с ним и разговаривай, – огрызнулся тот, и полез под брюхо вертолёта.

– Ишь ты, развоевался, – вполголоса произнес Главный, и поздоровался с командиром экипажа.

– Костя, грузиться можно?

– Да можно! – весело сказал Костя. – Грузите, бортмеханик присмотрит!

– Кирилл, – окликнул он невысокого, в замасленной кожанке бортмеханика. – Присмотри за погрузкой!

– Есть, товарищ командир, – чётко ответил бортмеханик и стал распоряжаться, что куда положить, как привязать.

Тем временем, Главный отвел в сторону Костю, подозвал Димку и, развернув карту, стал показывать командиру место высадки.

– Сможешь, Костя? На тебя вся надежда, иначе нам эту тонну образцов, снаряжение, продукты и буровое оборудование 20 километров таскать до Большой Реки, этак мы и за месяц не управимся!

– Если Дима говорит, там посадка есть, сяду! Главное не сесть, Иван Антонович, главное – потом взлететь!

– Ты нас доставляешь, мы разгружаемся, уходишь обратно, когда всё готово будет, по рации сообщим, и придёшь туда же! Если место разглядишь ближе – ещё лучше! Людей у меня мало, а времени ещё меньше!

– Сделаю, Иван Антонович, всё сделаю!

Через час, когда почти всё уже было погружено, у вертолета невесть откуда появился длинный, лысоватый, с реденькой пономарской бородкой, чудаковатый Лёха Епиманов, личность известная не только во всем Посёлке и во всех Партиях ГРЭ, но, пожалуй, и во всем Районе. Чем он занимался и где работал, не знал, пожалуй, никто, даже отдел кадров. Его видели то таскающим ящики на складе, то работающим на пилораме, то он сколачивал ящики для керна, то выносил объедки из столовой, а то просто сидел на завалине у ГРЭ и «смоля» папиросу за папиросой, беседовал с вахтером или поселковыми собаками. У Лёхи было странное прозвище – «Первый снег». Так его прозвали за то, что как только выпадал первый снег, обычно в конце сентябре или начале октября, он исчезал до весны. Где он был, что делал – не знал никто. Но весной он опять «воскресал», и, то крутил гайки в мехмастерской, то ошивался в хлебопекарне, то ворочал трубы на ближайшей буровой, но чаще всего сидел на нежарком солнце, на завалинке, окружённый поселковыми собаками.

В маршруты его давно не брали, так как в каждом отряде, где он работал, обязательно что-то случалось, то кто-то сильно заболевал, то ломал руки или ноги, а то и вообще погибал. Считали, что он приносит несчастье, и начальники партий и отрядов, даже в период страшного летнего «безлюдья» категорически отказывались его брать на работу.

– Ты чего здесь ошиваешься, Лёха? – удивлённо спросил Главный.

– Да вот прослышал, вам люди нужны, так я, эта, пришел… Помочь…

– Может мы без твоей помощи обойдемся… – начал было бригадир буровиков, но Главный прервал его.

– Знаю об этом суеверии, Макар Степанович, знаю! Считайте, что я за него отвечаю! И вообще, здоровые мужики, а в сказки верите, в заклятия! А я, между прочим, с ним в маршрут ходил!

– После чего у тебя инфаркт первый и случился, – вполголоса добавил Главный инженер.

– Так, без разговоров, я решаю! Сейчас каждый человек на счету! Даже вон этих «дармоедов» прислали, – он указал на «Пата» и «Паташона», скорбно сидевших на ящиках. – Мешки таскать может, значит, будет таскать! Вся ответственность на мне! Кстати, а где ещё один дармоед, вахтёр-то где?

– А он заболел, жена говорит, с температурой высокой лежит! – ответил, улыбаясь начснаб.

– Прилечу – уволю, – кратко сказал Главный. – Всё погрузили? По местам! Костя, заводи!

Все расселись в брюхе вертолета между ящиками и мешками, свернутыми кошмами, спальниками, палатками и свертками брезента, перевязанными проволокой лопатами, кайлами и ломами, бензопилами, буровыми трубами и деталями переносной буровой.

Вертолет раскрутил винт, подпрыгнул, взлетел, на бреющем полёте сделал круг над посёлком и пошёл вдоль реки.

Из кабины высунулась голова бортмеханика:

– Эй, мужики, в полёте не курить!

– Да знаем, знаем мы, – ответили ему нестройным хором, косясь на огромные цилиндрические оранжевые баки с горючим, по бокам бортов вертолета.

Через примерно час лёта, Костя вызвал в кабину Главного и Димку. Они почти подлетали, уже была видна и сопка, со свежими раскопами, и соседняя сопка с четко выделявшимся слоем руды, костер, выцветшая до белизны палатка, и две фигурки, стоявшие, задрав головы. Костя минут тридцать делал круги, пытаясь сесть, и, наконец, умудрился приземлиться всего в километре от лагеря, на каменистом русле ручья.

Вертолёт коснулся колесами камней, из кабины вынырнул бортмеханик, открыл дверцу, прыгнул вниз, пригибаясь от винтов, обежал вертолёт, и какими-то странными жестами стал что-то показывать командиру.

Машина, наконец, умостилась на камни ручья, винты стали уменьшать обороты, и, остановившись, как-то беспомощно обвисли. Наступила тишина.

Костя вышел из кабины, вытирая пот, струившийся с лица. Рубашка на его спине была мокрая, хоть выжимай, видимо посадка далась экипажу нелегко. Костя выпрыгнул на камни, огляделся, закурил.

– Димка, иди сюда! К следующему прилёту пусть твои «архаровцы» спилят вокруг на расстоянии двух метров все деревья, а то я чуть винты не поломал! И лучше, если сделают настил! А то я боюсь, такой посадки у меня уже не больше не будет! До сих пор руки трясутся!

– Сделаем Костя, сделаем!

Вышел Главный, начал распоряжаться.

– Димка – руководи выгрузкой, ты ж «начальник»! Проследи, чтобы ничего не забыли! Макар Степанович – ты свое оборудование берёшь! Я с Владимир Сергеевичем – в лагерь!

Пошла разгрузка, вытаскивали, носили, таскали в лагерь, «Беспалый» и Иван-Кривой, взяв бензопилы, сразу стали аккуратно валить деревья вокруг, расчищая место.

Димка пришел в лагерь последним, волоча тяжеленный рюкзак с продуктами. В лагере стоял «дым коромыслом», громоздились кучи ящиков, мешков, снаряжения…

На одной ноге (вторая была обмотана полосками грязного брезента), опираясь на самодельный деревянный костыль, приплясывал Мишка, и, размахивая свободной рукой, что-то рьяно объяснял Главному.

Пришел экипаж вертолета, попрощался. С ними пришли «Беспалый» и «Иван Кривой», таща на плечах бензопилы.

– Связь завтра в восемь ноль-ноль, – сказал Главный Косте, – как только отберем пробы, это дня два-три, с утра и прилетишь!

– Конечно, Иван Антонович! Без проблем! Ждите!

Экипаж ушёл, послышался шум винтов, вертолёт сделал круг над лагерем и ушёл в сторону Посёлка.

Главный громко сказал:

– Всем внимание! Работы много! И сделать её надо хорошо и быстро! И ещё – всем кто здесь! Важное объявление! После окончания этих экстренных и весьма важных для государства работ я, Главный Геолог ГРЭ, гарантирую всем премию в размере… – Главный в общей гробовой тишине сделал театральную паузу, – в размере трехмесячного оклада! А пятому отряду – полугодового!

Послышались крики «Ура!», возгласы «Ух ты!», радостная матерщина буровиков, Лёха пустился в пляс, Архип бормотал: «Есть фарт-то в жизни, есть!».

Димка подошел к улыбающемуся Мишке, и тревожно спросил:

– Что с ногой? Перелом?

– Да нет Димон, вчера растянул! Архип мне костыль соорудил, но прыгаю, как на двух! Как капитан Сильвер!

– Я смотрю, прямо пиратская команда собирается – и одноногий, и одноглазый, – стараясь «покрасоваться», встрял один из студентов.

– Ты парень, помалкивай, и «смотри» поменьше! – буркнул «Иван Кривой», – здесь таких слов любят! Здесь тебе не университет, здесь за лишнее слово можно сразу и без ног, и без глаз остаться!

– Тихо, тихо, Иван, не бузи! Парень просто пошутил! – крикнул ему Мишка, а студент, покраснев как помидор, постарался затеряться между грудами оборудования.

– Вы жрать-то хотите? – спросил Димка.

– А то! Мы вчера двух евражек слопали, я их из «ТТ» подкараулил! А сегодня Архип какое-то варево сварганил, мы и сами не поняли, что это такое! А что совсем плохо – чай кончился и курево! Я как чуял, что вы сегодня прилетите! Даже с Архипом поспорил на пачку чая! Так что Архип – с тебя пачка!

– С премии отдам, – улыбнулся щербатым ртом Архип.

– Ну ладно, пусть народ барахло таскает, я их и на сопку провожу! А вы тут пока…, – и Димка развязал рюкзак.

Архип аж присел, и опять пробормотал «Фарт, вот фарт!», а Мишка быстро схватил банку сосисок, моментально вскрыл её ножом, засунул грязные, заскорузлые пальцы в банку, и тут же съел… Через пару минут та же участь постигла и банку с консервированной ветчиной. После чего Мишка вынул пачку «Беломора» и с наслаждением закурил.

– Архип, очнись! А то, как удав на кролика, на жратву смотрит! Никогда не видал, что ли?

– Не, никогда, – признался Архип, – как это хоть едят-то?

– Как и всё едят – руками и ртом! Давай перекуси, покури и на сопку, новоприбывшим помогать!

– Так, Михаил, – сказал Главный, – пусть Архип передохнет, на нём лица нет, кожа да кости, ты даже его умудрился загонять! И сиди здесь, мы уж сами всё найдем! Да и Димка всё знает! Димка, бери свою «бригаду», мешки и прочее, и на отбор проб!

– Внимание! Информация для буровиков! – неожиданно сказал Мишка.

– Макар Степанович, я там разметил профилёк колышками, белыми, они приметные. Вы прямо на сопку идите – там первый колышек в метрах в 100 отсюда, ну и дальше через каждые 25 метров!

И сколько ты колышков всего набил? – подозрительно спросил Главный инженер.

– Да немного, – ответил Мишка, выковыривая пальцами гусиный паштет из банки, – штук 200!

– Вот дьявол, это ж пять километров! Бурить – не перебурить! – возмутился и одновременно восхитился бригадир буровиков…

– Ну пока-то можно через один-два «шагать», а то и каждый пятый… Они у меня на карте-то отмечены, не потеряем! И думаю я, здесь бурить надо метров на 10-15, не более! Всё месторождение – на поверхности! А контур его! Туда, – Мишка махнул банкой в сторону от реки, – километров пять и к реке десять! Минимум! Вот и считайте запасы, товарищ Главный Геолог!

Буровики, взяв переносную установку, трубы, инструмент, ушли, с ними ушёл и Главный инженер. Ушла к сопке и Димкина бригада, таща ломы, лопаты и мешки. Ушли валить лес и делать настил «Беспалый» с Иваном.

В лагере остался Мишка, Архип и Главный…

– Ну что, Михаил Николаевич! Не зря мы с тобою 10 лет работали! – сказал Главный.

– Да не зря, – грустно ответил Мишка, – как-то даже обидно, что вот всё, мечта исполнилась, и что дальше делать?

– Работать, Михаил Николаевич, работать! Здесь ещё есть Металл! Это ты на поверхности нашёл, в коре выветривания, «сливки снял», а рядом и глубже, думаю я, запасы ещё больше! Будем искать! Бурить! Геофизику сейчас привлечем! Отработаем «промпробу», аналитику сделаем, шлифы, полечу в Москву, в Министерство, и ты со мной! Отчет составим, образцы раскидаем по разным институтам, для точности! В ИГЕМ отдадим, у них химики-аналитики отличные, в ВИМС, в ИМГРЭ! И деньги выбьем на дальнейшую разведку!

Показались два студента, тащившие мешки с пробами. Послышался шум буровой установки.

– Вот и работа пошла, – сказал Мишка, – буровики за дело взялись, сейчас и керн пойдет!

– Эй, парни, – окликнул он студентов – расстилайте брезент и все мешки на него!

– Пойду я, всё-таки взгляну на месторождение! – сказал Главный.

– Я с вами, – ответил Мишка, схватил свой «костыль», и попытался подняться.

– Сиди, сиди, я приказываю! Будешь следить за пробами, а то эти «дармоеды» всё раскидают, потом не найдешь! А Архип пусть к вечеру ужин сделает, да побольше, народа-то много!

– Да, Архип мастер! – рассмеялся Мишка, – из топора кашу сварит!

Главный ушел. Мишка съел ещё банку какого-то паштета, сидел у костра, курил, и почему-то загрустил. Он думал, что работа почти сделана, что придется где-то и что-то начинать заново, что Главный уже не тот, что был раньше, постарел сильно, сдал, хотя и остался тем же «Железным Феликсом», как звали его иногда в Управлении, в ГРЭ, и даже в Министерстве, свою точку зрения он отстаивал всегда… Или почти всегда… И что вообще-то эта работа, которую они провели за почти десять лет, все эти безумные, сложнейшие маршруты по горам и тайге, стертые до крови ноги, больные спины, холодные ночёвки у костра, опухшие от гнуса лица и руки, переправы через бурлящие реки, голодовки, ночи сидения над отчетами и картами в табачном дыму, никому особо и не нужны. Был нужен только Металл! И он, Мишка, Михаил Николаевич, этот Металл нашёл! Цель достигнута – и что дальше?

Мишка вздохнул, повернулся к молчавшему Архипу, который уплетал сосиски, заедая их копченой колбасой, и сказал:

– Ставь-ка чайник Архип, чай хороший есть! И сахар есть, и конфеты! Побалуемся!

Приходили, один за другим, Димкины «работники», принося двадцатикилограммовые мешки с пробами, забежал пару раз и сам Димка, проверить, повидать, гонял бестолковых «Пата с Паташоном» и Лёху, за то, что работали медленно, сказал, что Главный в восторге неописуемом, пьет валидол, порывался на сопку полезть, да не пустили, «еле удержал».

«Вот», – подумал Мишка, – «начальник растёт, умеет с людьми работать, ишь как развоевался! И правильно! Моя школа! Людей гонять надо, а то толку не будет, работы не будет… А работа – это главное!».

К вечеру почти половина проб было отобрано, пришли и буровики, успевшие «отработать» 50 скважин, а с ними перемазанный в смазке и глине Главный инженер. От его новехонького «полевого костюма» не осталось и следа, а на лице сияла необычная для него улыбка.

– Что улыбаешься, Владимир Сергеевич, – спросил у него, также перепачканный с ног до головы красновато-бурой глиной Главный, – по работе соскучился?

– Да, Иван Антонович, вспомнил я, как 30 лет назад помбуром начинал! Брошу-ка я всю эту бумажную и руководящую канитель и пойду в бригаду к Макару! Возьмешь, бригадир?

– Возьму, отчего не взять, – улыбнулся тот,– навык есть, а опыта с годами наберешься! – добавил он под хохот буровиков.

Димка послал студентов, Лёху и «Пата с Паташоном» таскать керн в ящиках. Подошли Беспалый с Иваном-Кривым.

– Слышь, начальник, – сказал Димке Иван, – мы тама участок расчистили, брёвна осучковали, завтре и площадку наладим!

– Хорошо, мужики, спасибо! Сейчас ящики с керном таскают, помогите уж там немного, да и ужинать будем!

Архип, ошалевший от невиданной еды, сварил два ведра снеди, куда положил, кажется всё что было – и сосиски, и ветчину и тушенку, и гречку, и макароны, и даже копчёную колбасу!

Голодный, наработавшийся народ смеялся и хохмил:

– Ты Архип, случаем, туда свои портянки для скуса не положил? Для навару?

Архип, улыбаясь щербатым ртом, раскладывал по здоровенным мискам аппетитно пахнущее варево. Народ ел, да и похваливал.

– Отродясь такого не едал, – пробасил Макар Степанович. – Теперь жинке закажу, – продолжил он под общий смех, – чтоб каждый день готовила!

Оба ведра были съедены в один миг, заварили крепчайший чай, пили с галетами, печеньем, конфетами. Посидели у костра уже в темноте, покурили, побалагурили, да и пошли спать по палаткам.

У костра остались Архип, Димка, Мишка, Главный да Владимир Сергеевич.

– Ну что, мужики, – начал Главный – вошли вы в историю, вы трое, Пятый отряд Первой Партии Второй ГРЭ! Теперь ваши имена будут наравне с Попугаевой, Билибиным, Соколовым и другими! Месторождение наше, и я навскидку вижу, уникальное, запасы – считать – не пересчитать! Прилетим в Поселок, прикинем, что и как, карты сделаем, разрезы, записку к ним, аналитику посмотрим!

– Михаил Николаевич, – обратился он к ошалелому Мишке, – после того, как с бумагами покончим, я лечу в Москву, в Министерство, доклад там делать буду! Ты, как понял уже, летишь со мной! Может и в Госплане придётся выступать! И берём с собой Димку, пусть по Москве походит, москвичек поохмуряет, и Архипа берём! Иначе он тут опять после премии в запой уйдет! А я его там пристрою, на хорошее место! И комнату дадут, и пить не будет!

– Дак, – сказал, почесывая в затылке, обалдевший от таких перспектив Архип, – как бы и паспорта–то у меня нет, как я отседова улечу-то, без паспорта?

– За паспорт не волнуйся! Тебе его за три дня оформят, только помойся, постригись, да побрейся! И рот широко не открывай, когда фотографироваться будешь! И приодень что-нибудь, не в этом же рванье на паспорте изображаться! Премию твою я тебе только в Москве отдам, а то знаю я вас, чертей, как червонцы увидите – сразу в запой!

– Нет, Иван Антонович, я решил – завяжу, и значит решил! Всё! Точка!

– Ну и хорошо! Главное – не сорвись! Завтра всё доделаем, послезавтра Костя прилетит! Пошли спать! Утро вечера мудренее!

Архип долго сидел в одиночестве у затухающего костра, думал о невиданной им Москве, представляя, как он в костюме и туфлях лакированных будет по улицам широким ходить, Кремль смотреть. «…Главное – в запой не сорваться…», – твердил он про себя. – «…А фарт – вот он, пошел. А раз фарт пошел, значить, и жизнь может наладиться!».

Через день, утром, послышался гул вертолетных винтов, и Костя, сделав круг, чётко приземлил «борт» на сколоченный помост. За несколько часов перетаскали мешки с пробами, снаряжение, оборудование, забив почти всё «брюхо» вертолёта. Бортмеханик лишь укоризненно покачал головой, закрыл задний люк, убрал лесенку, стал закрывать дверцу.

Вдруг Мишка вскочил, хромая подбежал к дверце, и крикнув тайге и сопкам:

– Не грусти, Месторождение! Мы ещё вернемся! Скоро вернёмся! – выпалил из «ТТ» в воздух всю обойму.

Тяжелогружёный «борт» подпрыгнул пару раз на бревенчатом настиле, с натугой поднялся, сделал круг над сопками и взял курс на Посёлок.

«…Вся жизнь изменилась!..», глядя в поцарапанное окно иллюминатора, думал Архип. По его морщинистым, давным-давно помороженным щекам текли слёзы. «…Вся жизнь! Вот что значить – подфартило! Вот она, «новая стезя жизненная»!..».