КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
Родился 28 марта 1868, Нижний Новгород — скончался (по сталинской версии отравлен) 18 июня 1936, Горки под Москвой
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
«Не возвращайся, Горький, с Капри,
Где виноградная лоза.
Бежит в усы за каплей капля
Твоя горючая слеза».
А Городницкий
В 1928 году ЦК партии начал всесоюзную кампанию за возвращение писателя Максима Горького из Италии. Сначала объединения советских писателей стали посылать Горькому письма. Потом приглашения пошли от пионеров и школьников. Дети спрашивали, почему он предпочитает жить в фашистской Италии, а не в Советском Союзе.
Как бы поддаваясь стихийному напору масс, правительство СССР направило беллетристу теплое приглашение переселиться на родину. Горькому была твердо обещана возможность проводить в Италии зимние месяцы. Разумеется, правительство берет заботу о благополучии Горького и все расходы на себя.
Под влиянием этих призывов Горький вернулся. На Белорусском вокзале его встречали тысячи людей. Гремели оркестры. Под ноги летели цветы. Христа в Иерусалиме встречали намного скромнее.
С этого момента пришел во вращение маховик задабривания, выдержанный в фирменном сталинском стиле. В распоряжение Горького были предоставлены особняк в Москве и две благоустроенные виллы. Одна в Подмосковье, другая в Крыму. Снабжение писателя и его семьи было поручено управлению НКВД. Для поездок в Крым и за границу Горькому был выделен комфортабельный железнодорожный вагон. По указанию Сталина, глава НКВД Ягода ловил на лету малейшее желание классика. Вокруг вилл были высажены его любимые цветы, специально доставленные из-за границы. Он курил особые папиросы, заказываемые для него в Египте. По первому требованию доставлялась любая книга из любой точки Земного шара.
С первых же дней пребывания писателя в Москве Ягода принял меры, чтобы он получил возможность изучать жизнь народа на встречах с рабочими различных заводов и тружениками подмосковных образцово-показательных совхозов. Эти встречи организовывались НКВД. На заводе рабочие приветствовали Горького с восторгом, рассказывали о своей презамечательной жизни.
Полностью изолированный от народа, он двигался вдоль конвейера, организованного для него Ягодой, в неизменной компании чекистов и нескольких молодых писателей, агентов НКВД. Всем, кто окружал Горького, было вменено в обязанность рассказывать ему о чудесах социалистического строительства и петь дифирамбы Сталину. Садовник и повар время от времени сообщали писателю, будто «только что» получили письмо от своих деревенских родственников, а те сообщают, что жизнь стала значительно лучше и гораздо веселей.
Зная горьковскую отзывчивость, Ягода подготовил для него своеобразное развлечение. Раз в год он брал его с собой инспектировать какую-нибудь тюрьму. Там Горький беседовал с заключенными, предварительно отобранными НКВД из числа уголовников, которых намечалось освободить досрочно. Каждый из них рассказывал Горькому о своем преступлении и давал обещание начать на свободе честную жизнь. Сопровождавший чекист доставал карандаш и блокнот и вопросительно взглядывал на Горького. Если тот кивал, чекист записывал имя заключенного и давал распоряжение охране выпустить его на волю.
В счастливом неведении Горький оставался до той поры, пока сталинская коллективизация не привела к голоду и к вопиющей трагедии осиротевших детей, десятками тысяч хлынувших из сел в города в поисках куска хлеба. Хотя окружавшие всячески старались преуменьшить размеры бедствия, он был не на шутку встревожен.
В 1930 или 1931 году в газетах появилось сообщение о расстреле сорока восьми человек, виновных будто бы в том, что они своими преступными действиями вызвали голодомор. Это сообщение привело Горького в бешенство. Разговаривая с Ягодой, он обвинил правительство в государственном терроре.
На гнев его словно не заметили. Сталинские щедроты продолжали сыпаться как из рога изобилия. Совет народных комиссаров специальным постановлением отметил его большие заслуги перед русской литературой. Его именем было названо несколько предприятий. Моссовет принял решение переименовать главную улицу Москвы — Тверскую — в улицу Горького. Сталин распорядился назвать именем Горького крупный промышленный центр — Нижний Новгород. Имя Горького было присвоено Московскому Художественному театру. Все эти сталинские щедроты отмечались пышными банкетами в Кремле, на которых Сталин поднимал бокал за «великого писателя земли русской» и «верного друга большевистской партии».
Но Горький не был так наивен, как кремлевскому горцу казалось. Писательским глазом проник во многое. Зная русский народ, он мог читать по лицам, как в раскрытой книге. Видя на заводах изможденные лица недоедающих рабочих, он не верил в их пафосные речи. Глядя из окна своего персонального вагона на бесконечные эшелоны арестованных «кулаков», вывозимых в Сибирь, Горький догадывался, что за фальшивой вывеской социализма царят голод, рабство и власть грубой силы.
Больше всего терзала Горького все усиливающаяся травля старых большевиков. Многих из них он лично знал с дореволюционных времен. В 1932 году он высказал Ягоде свое горькое недоумение в связи с арестом Каменева, к которому относился с уважением. Услышав об этом, Сталин распорядился освободить Каменева из заключения и вернуть его в Москву. Но это не успокоило Горького. Он заступался и заступался, приводя вождя всех народов в скрытую ярость.
Как-то с Горьким, вышедшим на прогулку, заговорила неизвестная женщина. Она оказалась женой старого большевика, которого Горький знал еще до революции. Она умоляла писателя сделать все, что в его силах. Ей с дочерью, которая больна костным туберкулезом, грозит высылка из Москвы. Спросив о причине высылки, Горький узнал, что ее муж отправлен в концлагерь на пять лет и неизвестно, жив ли.
Алексей Максимович позвонил Ягоде. Тот пришел на доклад Сталину. Отец народов, посасывая трубку, усмехнулся в усы: «Пора излечить Горького от привычки совать нос в чужие дела».
Изоляция стала тотальной. К нему допускались только отфильтрованные НКВД. В конце лета 1934 года Горький запросил заграничный паспорт, собираясь провести будущую зиму в Италии. Однако ему было в этом отказано. Врачи, следуя генеральным указаниям, нашли, что для здоровья Горького полезнее провести эту зиму не на родине Леонардо да Винчи, а в Крыму. Мнение самого Алексея Максимовича во внимание больше не принималось.
Горький метался. Чувствовал, попался в капкан. Лично для него Сталин устроил комфортабельный, сытный Гулаг.
Когда-то он воспел Челкаша, человека без роду, без племени, без морали. В СССР к власти пришли именно такие разухабистые челкаши. И от их беззастенчивого хамства страдал уже не крестьянский парень, герой старого рассказа, а сам Горький.
В мае 1936 года Алексей Максимович заехал на Новодевичье кладбище, навестить могилу трагически погибшего сына Максима. День был холодный, ветреный. Вечером у него резко поднялась температура, начался сильный кашель с кровью.
…После смерти Горького агенты НКВД нашли в его вещах тщательно спрятанные заметки. Закончив их читать, Ягода выругался: «Как волка ни корми, он в лес смотрит!»
Знал бы Генрих Ягода, что жить ему немного дольше, чем Мастеру.
Урна с прахом Горького помещена в Кремлевской стене в Москве.
Неподалеку от могилы… Иосифа Сталина.
Теперь они уже навсегда вместе.
Эпилог
Сталин не замедлил использовать смерть Максима Горького для расправы с неугодными ему людьми.
«Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР ПРИГОВОРИЛА: Ягоду Генриха Григорьевича, Левина Льва Григорьевича, Крючкова Петра Петровича к высшей мере уголовного наказания — расстрелу, с конфискацией лично им принадлежащего имущества».
Москва, 1936 г.
Артур Кангин
kangin.ru
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.