Макиавелли: поражает и пять столетий спустя

Из писателей «реалистического» направления от Фукидида и Гоббса до Моргентау и Миршаймера больше всех способность поражать и шокировать сохранил Никколо Макиавелли. Изгнанный в 1513 году из любимой Флоренции, Макиавелли написал черновик своего капитального труда «Государь». Прошло пять столетий, а эта азбука идеального государственного правителя по-прежнему остается пусть не самым приятным, но зато необходимым учебным материалом для практиков и теоретиков политики. Основой оригинальности Макиавелли, а также источником его прочной, хотя и довольно скандальной репутации было то, что он полностью отвергал традиционные принципы морали и нравственности как руководство к политической деятельности, а также утверждал, что искусство государственного управления должно быть основано на реалистичных взглядах на испорченность человеческой натуры.

Его часто проклинали и осуждали, называя аморальным циником и автором «наставления для бандитов» (характеристика Бертрана Рассела). Но на самом деле, моральные позиции и взгляды у Макиавелли были намного сложнее. Его центральное утверждение заключается в том, что у политики есть своя собственная нравственная логика, требующая порой таких действий ради сохранения государства, которые утонченное и приличное общество может посчитать предосудительными. Иными словами, бывают времена, когда традиционную мораль необходимо отложить в сторону ради прагматичных и целесообразных государственных интересов.

Как пишет Р. Уокер (R.J.B. Walker), исключительно современным и смелым «Государя» делает то, что этот трактат «подрывает универсальные условности его [Макиавелли] времени, будь это представлено как различие между моралью и политикой или как различие между двумя разными, но в равной степени первичными формами морали». Это был поразительно резкий по своей светскости труд для начала 16 века. Конечно, католическая церковь стала более уязвимой с усилением и возвышением влиятельных государств, которые соперничали в борьбе за власть, и с широким распространением недовольства папской коррупцией. Через четыре года Мартин Лютер напишет свои «95 тезисов об индульгенциях» и вывесит их на двери Замковой церкви в Виттенберге, положив начало Реформации и расколу западного христианства. И, тем не менее, в «Государе» поражает то, что там нет упоминания о естественном праве или о месте человека в великой божественной цепи мироздания, на что постоянно ссылались мыслители из эпохи Возрождения.

Хотя Макиавелли считается влиятельным политическим теоретиком, письменных трудов у него не так много. Это в основном «Государь» и «Рассуждения». В отличие от более поздних реалистов, таких как Гоббс и Руссо, Макиавелли не претендует на авторство системной теории политики. Скорее, на основе своих исторических исследований и практических наблюдений он пытается установить вневременные истины общественного поведения человека, а затем трансформировать их в набор сентенций, афоризмов и предписаний, способных помочь государю выжить в нашем предательском и ненадежном мире. Он исследует богатую историю классической Древней Греции и Рима, а также более поздние пертурбации в итальянских городах-государствах, ища там примеры удачного и провального политического правления.

Мотивом для написания этого трактата у Макиавелли стало не только желание дать наставление читателям, но и его собственная политическая реабилитация. Пытаясь снискать расположение нового правителя Флоренции, он посвятил «Государя» «блистательному Лоренцо Медичи», который при помощи испанских войск годом ранее сверг его предыдущего покровителя Содерини. Однако «Государя» нельзя сбрасывать со счетов, называя образцом политического оппортунизма. Макиавелли в основе своей был патриотом Флоренции и писал: «Я люблю свою страну больше собственной души». А в его книге постоянно сквозит отчаяние от ее падения. Цель Макиавелли заключалась в том, чтобы отыскать причины недавних невзгод и неудач его города-государства. Установив фундаментальные реалии и основополагающие правила политики, он считал, что сумеет помочь в создании государства – лучше всего республики, которое будет внутренне стабильным и способным защитить себя от внешней агрессии.

Его цель заключалась в том, чтобы воскресить Флоренцию, вывести ее из безнравственного и ослабленного состояния, превратив город в «сильную, единую, деятельную, нравственно возрожденную, блестящую и победоносную patria» (родину) по образу и подобию перикловых Афин и Римской республики. Для возвращения флорентийскому государству прежней славы был нужен государь, обладающий и прививающий своим подданным дохристианские качества, которые ценили великие люди древности: это сила, умения, храбрость, преданность, гражданственность и забота об интересах общества. В то же время, для избавления Флоренции от ее бед и несчастий требовались меры, которые обычно считались безжалостными, вероломными, жестокими и варварскими.

В темной основе «Государя» лежит беспощадное и лишенное всякой сентиментальности мнение о человеческой природе. Большинство людей, пишет Макиавелли, «неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, их отпугивает опасность и влечет нажива». В таком мире правителю, ведущему себя в соответствии с христианской моралью, придется очень худо. «Расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо». И далее Макиавелли поясняет свою мысль: «Из чего следует, что государь, если он хочет сохранить власть, должен приобрести умение отступать от добра и пользоваться этим умением смотря по надобности».

Макиавелли имеет в виду то, что мир частный и государственный – это разные нравственные вселенные, у которых абсолютно несовместимые кодексы поведения. Избрав жизнь государственного деятеля, а не частного лица, правитель обязуется действовать (и быть судимым) по отдельному набору дохристианских ценностей и принципов, направленных на создание и обеспечение безопасности «великого и славного государства».

Следует понимать, что государь … не может исполнять все то, за что людей почитают хорошими, так как ради сохранения государства он часто бывает вынужден идти против своего слова, против милосердия, доброты и благочестия. Поэтому в душе он всегда должен быть готов к тому, чтобы … по возможности не удаляться от добра, но при надобности не чураться и зла.

Вместо того, чтобы быть праведником в мире грешников, государь должен крепить свою власть и безжалостно сокрушать врагов, не боясь того, что его посчитают безнравственным и неразборчивым в средствах.

Беря в качестве таких людей, как римский император Каракалла или флорентиец Чезаре Борджа, Макиавелли дает совет всем будущим государям. Прежде всего, и это главное – сохраняй свою власть и крепи свое государство, делая ради этого все необходимое. Опасайся другого, кто становится сильным, а также бойся объединения сил с более сильным государством, ибо этим ты навлечешь на себя погибель. Во-вторых, вырабатывай в себе полководческие навыки, ибо это «единственное искусство, которого ждут от правителя». Постоянно поддерживай свое государство в готовности к войне, держи достаточно оружия и воинов, чтобы защищать свое царство от внешнего агрессора и от внутренних соперников. Относись к миру как к небольшой передышке, дающей возможность  подготовиться к следующей войне. Игнорируй теорию справедливой войны. Война справедлива, когда она необходима – ни больше, ни меньше.

В-третьих, используй обман как центральный элемент своей государственной мудрости. Маскируй свои истинные намерения и храни верность обещаниям ровно столько, сколько они соответствуют твоим интересам. Помни, что другие будут лгать тебе, если ты не сделаешь так, что их ложь перестанет давать дивиденды. Опасайся окружать себя сильными подчиненными. Принимай решения по своему усмотрению и прислушивайся лишь к нескольким советникам. Избавляйся от победоносных генералов, ослабляй и вноси раскол в ряды знати.

И наконец, используй жестокость и доброту, как того требует обстановка. Признай то, что страх подданных лучше, чем их любовь, если не можешь добиться и того, и другого. Когда наказываешь, делай это резко, внезапно и сурово, дабы предотвратить ответный удар. Когда это возможно, пусть грязную работу делают за тебя другие, ибо потом ты сможешь заслужить благосклонность, отрубив им головы. Раздавая привилегии, делай это постепенно, чтобы их больше ценили. Во что бы то ни стало избегай превращения в объект презрения. Лучшая из всех крепостей – не быть ненавистным народу.

Все это порочно и безнравственно. Однако Макиавелли не садист. Неразборчивость в средствах оправданна лишь тогда, когда это служит одной конкретной цели. Эта цель, как говорил Кеннет Уолтц (Kenneth Waltz), – сохранение твоей власти в государстве и твоего государства среди других». Макиавелли не ратует за бессмысленное насилие и за беспричинную жестокость – и не потому что он щепетилен, а потому что это контрпродуктивно. Таким образом, Макиавелли считает благоразумие ключевым элементом государственного руководства.

Самый скандальный момент в «Государе» – как сейчас, так и во время написания книги – это очевидное одобрение автором принципа «цель оправдывает средства», какими бы жестокими и суровыми эти средства ни были. Сам Макиавелли объясняет это так: «О действиях всех людей, а особенно государей, с которых в суде не спросишь, заключают по результату».

Современного читателя особенно расстраивает отсутствие у Макиавелли угрызений совести по поводу того безжалостного искусства управления государством, за которое он выступает. Он не пытается подсластить пилюлю, не предпринимает попыток успокоить читателя. У него полностью отсутствует трагическая тональность более поздних реалистов, таких как Гоббс и Руссо, а также Моргентау, Уолтц и Миршаймер. Для этих авторов политика силы и постоянные войны это экзистенциальные, удручающие и достойные сожаления факты, неизбежный побочный продукт неупорядоченной и защищающей себя системы, которая принуждает каждое государство, подобно участникам знаменитой «охоты на оленя» Руссо, преследовать собственные интересы – и будь что будет с остальными.

Но не эта проблема межгосударственной анархии вызывает главную обеспокоенность у Макиавелли. Он сосредоточил свой проницательный взор на человеческой натуре. И увиденное им не очень приятно.

Безусловно, Макиавелли прекрасно понимал то, что более поздние реалисты называли дилеммой безопасности. Будучи политическим и военным советником у Содерини, он стремился манипулировать изменчивым балансом сил между завистливыми и подозрительными городами-государствами Италии. Он стал свидетелем того, как его любимая Флоренция после череды ошибок и просчетов (таких как расчет на слишком сильных союзников типа Франции) капитулировала перед врагами. Этот опыт научил его тому, что государство «не может вечно наслаждаться своими свободами и узкими пределами; ибо если даже оно не нападает на другие государства, то они будут нападать на него; а в случае такого нападения у него появится желание и потребность в захвате».

Но Макиавелли отличается от более поздних реалистов, таких как Гоббс, а также современных «неореалистов», таких как покойный Кеннет Уолтц. Он признает, что человеческое посредничество столь же важно, как и факт международной анархии, в формировании внешней политики и конечных результатов в глобальной политике. Историческими примерами успехов и неудач Макиавелли напоминает нам о том, что личность имеет большое значение. Да, мир постоянно меняется, толкая государство в самых разных направлениях. Но даже если существует «провидение, формирующее наши цели», как замечает шекспировский Гамлет, решение руководителя способно оказать кардинальное воздействие на политику, как внутреннюю, так и внешнюю.

Макиавелли исследует взаимосвязь между материальными силами и посредничеством человека через понятия fortuna и virtu (судьба и доблесть). Все государи (и, конечно, все люди) подчиняются общественным и природным факторам, которые гораздо сильнее их. Тем не менее, «нас нельзя лишить свободной воли», – утверждает Макиавелли. «Судьба распоряжается лишь половиной всех наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям». Хотя судьба может оказаться капризной, а история ограниченной условиями, умелый правитель сможет сформировать свою судьбу и судьбу своего государства, проявляя доблесть. Доблесть не следует путать с добродетелью, как ее определяет христианское учение (имея в виду честность, милосердие, смирение и тому подобное). Скорее, доблесть означает те человеческие качества, которые ценились в классической древности: знания и отвага, хитрость и ловкость, гордость и сила.

Макиавелли описывает взаимосвязь между судьбой и доблестью в своих «Рассуждениях»:

Там, где людям недостает доблести, судьба проявляет себя во всей мощи. А поскольку фортуна переменчива, республики и правительства часто меняются. И это будет длиться до тех пор, пока не появится кто-нибудь настолько пропитанный любовью к античности, что он будет так устраивать дела, что судьба лишится шанса показывать нам свою силу с каждым оборотом солнца.

Государь должен плыть на гребне судьбы, используя доблесть для того, чтобы направлять судьбу в интересах государства, как это диктует необходимость.

Вклад Макиавелли в традицию политического реализма непреходящий. Среди его заслуг – предупреждение о том, что мир надо принимать таким, какой он есть, а не таким, каким он должен быть; признание того, что власть и своекорыстие играют важнейшую роль в политических делах; понимание того, что государственное управление есть искусство, требующее от политических руководителей умения приспосабливаться к сохраняющимся структурам и к меняющимся временам; а также его утверждение о том, что диктат национальных интересов может войти в конфликт с общепринятой традиционной моралью. Последнее утверждение – что у частной и государственной сфер разная мораль – вызывает раздражение и неприятные ощущения по сей день.

В конце концов, мы живем в эпоху демократического суверенитета, где «государей» избирают граждане, и где они, будучи государственными руководителями, должны вести себя с соблюдением принципов честности, прозрачности и подотчетности. Глобальный нормативный контекст искусства государственного управления претерпел глубочайшие изменения благодаря, в значительной мере, расширению и международной кодификации прав человека и личности. То санкционированное государством насилие, которое в эпоху Макиавелли  воспринималось как нечто само собой разумеющееся – будь то захват империй, пленение рабов, жестокости и зверства – сегодня недопустимо и непозволительно с позиций права и морали. Это произошло благодаря распространению законов о правах человека, норм гуманитарного права, законов войны, а также принятию многочисленных международных норм, заключению договоров и возникновению институтов, которые определяют некоторые акты как недопустимые, вводят санкции, дают разрешение на интервенции, чтобы положить конец таким актам, и обеспечивают правовые механизмы для привлечения нарушителей к ответственности. Зверства и беззакония все равно происходят, о чем нам напоминает Сирия и Дарфур. Но нормы законности и легитимности развиваются, и такие злодеяния становятся скорее исключением, чем правилом.

Но в остальном «Государь» сохраняет свою значимость в качестве наставления по политике, как внешней, так и внутренней. Рассказы Макиавелли о коррупции власти во Флоренции, об упадке Римской империи в последние годы ее существования, а также о лживости итальянских пап вряд ли вызовут удивление в современном Вашингтоне. Да и современный читатель вряд ли удивится, узнав о том, что в политической жизни на вершину власти чаще взбираются грешники, нежели праведники – и потом всеми силами держатся за эту власть.

Стюарт Патрик
inosmi.ru

.
.
.