КОНТИНЕНТ - Новости и аналитика актуальных событий в мире, мнения и комментарии экспертов и обозревателей
Государство всё настойчивее настаивает на реальности, которая противоречит опыту людей. Это нехороший знак для прогресса.
Photo by David Kristianto on Unsplash
Лабубу, похоже, является ещё одним признаком глобального успеха Китая. Фигурки улыбающегося, острогоухого эльфа, выпускаемые китайской компанией Pop Mart, пользуются столь бешеной популярностью, что поклонники по всему миру идут на большие ухищрения, чтобы заполучить их. Многие из них продаются в формате «слепых коробок», то есть покупатель видит содержимое только после покупки. Китайское государственное информагентство Синьхуа в середине июня похвасталось, что увлечение Лабубу «сигнализирует о более широком сдвиге в роли Китая на мировой арене»: страна становится культурным центром.
Однако внутри страны Коммунистическая партия Китая старается охладить этот энтузиазм. В июне в её главной газете «Жэньминь жибао» вышла статья, осуждавшая «неподконтрольные траты» на слепые коробки и аналогичные товары среди несовершеннолетних, которые принимают «нерациональные» решения. В публикации прозвучал призыв к ужесточению регулирования, чтобы такие предметы не становились «инструментами для выкачивания денег из детских кошельков».
Слепые коробки – лишь одна из культурных тенденций, вызвавших гнев партии. В последние годы китайские власти обрушивались на видеоигры и K-pop, комедийные клубы и празднование Хэллоуина, ЛГБТ-активистов и защитниц прав женщин, предпринимателей в сфере технологий и финансовых консультантов. Постоянные репрессии, а также кампании цензуры и показной строгости показывают, что китайский режим стремится не только устранить оппозицию, но и досконально контролировать образ жизни, потребление и убеждения своего народа.
То, что Китай при коммунистическом правлении не является открытым обществом, вряд ли станет сюрпризом. Однако до того, как Си Цзиньпин стал лидером страны, правящая элита действовала в определённых рамках. Теперь же Дэвид Шамбо, директор программы по политике Китая в Школе международных отношений имени Эллиота при Университете Джорджа Вашингтона, описывает политическую среду Китая как «неототалитарную», то есть такую, где государство жёстко вмешивается «во все сферы и во все аспекты жизни нации».
Этот поворот происходит в тот момент, когда многие за пределами страны воспринимают её как находящуюся на траектории восхождения к возможному глобальному доминированию. Недавняя статья в The New York Times заявила, что давно ожидаемый «китайский век», когда центр мировой силы сместится из Вашингтона в Пекин, «возможно, уже наступил».
В самом же Китае страна часто выглядит не как сила, захватывающая мир, а как государство, погружающееся в автократическую пропасть. Возможно, эти тенденции могут сосуществовать, и Китай сможет продолжить своё глобальное восхождение, одновременно усиливая внутренние репрессии. Но не менее вероятна и другая траектория – что репрессивное государство ограничит жизнеспособность страны и поставит жёсткий предел её глобальному подъёму.
В ноябре прошлого года в городе Чжухай на юге Китая мужчина по имени Фань Вэйцю сел за руль автомобиля и врезался в толпу у спортивного центра, убив 35 человек и ранив 43. 62-летний Фань, находившийся в отчаянии из-за бракоразводного процесса и раздела имущества, был найден в машине с тяжёлыми ножевыми ранениями шеи, нанесёнными себе самому.
Инцидент мгновенно превратился в политическую проблему. Подобная трагедия не должна была произойти в «счастливом и гармоничном обществе», которое, по утверждению Си, он построил – свободном от насилия и расколов, характерных для других, «низших» стран. Огромный репрессивный аппарат Китая быстро взялся за дело, чтобы «убедиться», что этого не было: цензоры удалили из соцсетей видео, статьи и комментарии об инциденте; сотрудники спорткомплекса убрали букеты, которые скорбящие жители оставляли на месте трагедии; полиция разгоняла любопытствующих. Спустя два месяца Фань был казнён.
Сокрытие неудобных фактов всегда было особенностью коммунистического правления в Китае. В одном из эпизодов Симпсонов Гомер с семьёй приезжают в Пекин, и, проходя через площадь Тяньаньмэнь, видят табличку с надписью: «На этом месте в 1989 году ничего не произошло». Но в последнее время Си поднял свои усилия по убеждению людей в том, что они живут в социалистической утопии, на новый уровень.
Государственная пропаганда настаивает: народ доволен, пока население кормят хорошими новостями и подавляют обсуждение многочисленных экономических и социальных проблем страны. В итоге складывается сюрреалистическая атмосфера, в которой публичный дискурс всё дальше отрывается от повседневной жизни, а правительство становится всё менее восприимчивым к заботам и трудностям людей.
Одновременно государство всё активнее вторгается в повседневную жизнь. Мы с женой ощутили это лично. За последний год команды полицейских регулярно навещали нашу пекинскую квартиру – четыре раза только за этот месяц. Сотрудники проверяют наши паспорта и визы, фиксируя всё на маленькие видеокамеры. Хотя мы уже предоставляли эту информацию полиции, как того требуют местные правила, эти повторяющиеся визиты, скорее всего, направлены просто на запугивание.
Возникающая в стране атмосфера напоминает о более раннем этапе коммунистического правления в Китае, до программы экономической модернизации Дэн Сяопина. В 1978 году, став лидером партии, Дэн инициировал либерализационные реформы, призвав своих соратников в речи «освободить наш ум». Дэн вовсе не собирался превращать Китай в свободное общество – это он ясно показал расстрелом на площади Тяньаньмэнь. Однако его подход действительно открыл безопасные пространства для дискуссий и личного самовыражения, особенно в сферах, воспринимавшихся как более прагматические, нежели политические, например в экономике. Эта относительная разрядка оказалась важнейшей для подъёма Китая, помогая руководителям страны формировать политику и стимулировать предпринимательство.
Сегодняшнее китайское руководство, похоже, намерено повернуть эти процессы вспять. В опубликованной в этом году речи Си заявил, что стремится «обеспечить, чтобы всё население было укоренено в общей идеологической основе для единства». Минсин Пэй, эксперт по китайской политике из Колледжа Клермонт-Маккенна, уточнил, что для Си «потеря контроля над идеологией, потеря контроля над обществом» представляют собой «главные угрозы удержанию власти Коммунистической партией Китая».
Си восстанавливает этот контроль, последовательно устраняя безопасные пространства для самовыражения. Он навязывает обязательное изучение собственных философских идей, известных как Мысли Си Цзиньпина, и ограничивает публичные дебаты по национальным вопросам. То, что ещё несколько лет назад допускалось в политической сфере, сегодня уже невозможно. Художник Гао Чжэнь, известный своими изображениями Мао Цзэдуна, основателя коммунистического режима, был задержан в прошлом году, а власти конфисковали несколько его работ, созданных более десяти лет назад. Цензоры удаляют из соцсетей не только критику и политически чувствительные материалы, но даже аккаунты и публикации, признанные чрезмерно пессимистичными.
Одной из причин подавления может быть то, что в Китае накопилось немало плохих новостей, которые нужно «стирать». Предшественники Си могли опираться на быстрый экономический рост как на источник политической легитимности, но этот ресурс стремительно иссякает: рост замедлился, а работу найти становится труднее. Улучшение экономической ситуации, вероятно, потребовало бы дальнейших либерализационных реформ. Си их отвергает, скорее всего потому, что они ослабили бы его контроль над обществом, усилив власть обеспеченного среднего класса. Руководство Китая, как заметил экономист Йельского университета Стивен Роуч, «возможно, опасается создать монстра, которого не сможет контролировать».
Вместо этого китайская пропаганда утверждает, что с экономикой всё в порядке. Неудобные данные и доклады ведущих экономистов исчезают из интернета. Государственные СМИ избегают подробно освещать издержки китайских фабрик от торгового спора с США, а если и упоминают его, то обычно в позитивном ключе. Так, член влиятельного Политбюро Цай Ци призвал чиновников «громко воспевать» светлые перспективы китайской экономики.
В результате образовалась пропасть между реальным опытом граждан и официальной реакцией правительства. Китайские выпускники вузов сталкиваются с трудностями при поиске работы; власти же, вместо того чтобы принять меры для решения проблемы, в 2023 году сначала приостановили публикацию статистики безработицы среди молодёжи, а затем изменили методику её подсчёта, чтобы получить более низкие показатели.
Однако китайскую общественность так просто не обмануть. В последние недели пользователи соцсетей стали выражать ностальгию по «золотым годам» 2000-х, выкладывая фотографии и видео знаменитостей того времени и обсуждая не только их стиль, но и более широкие возможности, которые существовали тогда. Эти публикации косвенно критикуют власть, подрывая её нарратив о прогрессе. Недавнее исследование учёных Майкла Алисского, Мартина Кинга Уайта и Скотта Розелла показало: согласно опросам, проведённым в Китае, лишь 28% респондентов в 2023 году заявили, что верят в то, что тяжёлый труд всегда вознаграждается. Для сравнения, в период между 2004 и 2014 годами этот показатель составлял в среднем 62%.
«Мне действительно интересно, – сказал Карл Минцнер, старший научный сотрудник Совета по международным отношениям, – как государство, которое настаивает на нарративе “всё становится лучше” и не желает слышать иные голоса, сможет распознать и отреагировать на те самые голоса, которые всё равно будут возникать в китайском обществе».
В октябре жители Шанхая, решившие выйти на улицы в костюмах на Хэллоуин, столкнулись с неприятным сюрпризом: полиция их задержала. Несанкционированные празднования Хэллоуина оказались под запретом. Власти не дали объяснений. Опасались ли они, что кто-то осмелится высмеять режим в сатирическом костюме? Или что наряд может показаться оскорбительным для «социалистической морали»? А может, вечеринка перерастёт в акцию протеста? В политически напряжённом обществе почти всё может восприниматься как угроза.
В центральном городе Чжэнчжоу студенты начали устраивать ночные велосипедные поездки в соседний Кайфын. К концу прошлого года это стало массовым явлением: всё больше людей присоединялось к заездам, иногда велосипедисты пели национальный гимн. Сначала власти поощряли такие выезды. Но когда количество участников выросло до десятков тысяч, силовики занервничали. В середине ноября полиция прекратила эти массовые велопрогулки.
Подобные проявления произвольности и паранойи хорошо знакомы: они характерны для авторитарных режимов и часто способствуют их упадку. Китай уже проходил через это. В первые три десятилетия коммунистического правления при Мао страна погрузилась в насилие, политический паралич, экономический хаос и голод, унесший десятки миллионов жизней. Те, кто пытался бросить вызов Мао или исправить последствия его политики, подвергались репрессиям.
Коммунистическая партия смогла сохранить себя лишь после смерти Мао, открыв страну миру в 1980-е годы и начав реформы, которые привели к стремительному экономическому росту. С тех пор Китай выглядел как «особый» авторитарный режим – сочетавший жёсткий политический контроль с экономической динамикой. «Китайская модель» якобы предлагала альтернативу западному демократическому капитализму как путь к национальному успеху.
Теперь Китай, похоже, возвращается в прошлое. Четыре десятилетия реформ были «аномалией», – сказал мне Ван Фэн, социолог из Калифорнийского университета в Ирвайне и автор книги China’s Age of Abundance. Эпоха Си – это «перезагрузка», пояснил он, возвращение к системе, в которой единственным источником власти остаётся политика – Коммунистическая партия, «осуществляющая контроль над всеми сферами и душащая общество».
Может ли Китай продолжить экономический подъём в таких условиях? Некоторые новые отрасли, такие как производство электромобилей и искусственный интеллект, действительно продолжают развиваться. Но в других аспектах Китай повторяет знакомый по истории путь неудачных автократий. Дэвид Шамбо сказал мне, что нынешняя ситуация напоминает ему позднесоветский период, отметив «системный склероз, присущий диктатуре одного человека, особенно льстивость и необходимость исполнять распоряжения лидера независимо от их содержания». В своей статье 2024 года Шамбо писал, что, когда советский режим почувствовал потерю контроля, его raison d’être свелась к простому сохранению власти – «правление ради самого правления». По его словам, «очевидные неуверенности и одержимость Си сохранением тотального контроля» – это «явное доказательство» того, что в Китае происходит то же самое.
Это не значит, что система Китая стоит на грани краха. У Пекина «есть экономика и международные связи, которых у Советского Союза никогда не было», отметил Шамбо. Китайский коммунизм, по его словам, может просто «атрофироваться», как это случилось с Северной Кореей, Венесуэлой и Кубой.
Может ли Китай действительно превратиться в подобие Северной Кореи или Советского Союза? Ни один из этих исходов не кажется лёгким для воображения. Но столь же трудно представить и дальнейший прогресс страны, которая не позволяет своим гражданам ни скорбеть, ни праздновать.
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.