Либералы vs националисты: тезис и антитезис без синтезиса

Яростная полемика между либералами и националистами не ведет к выяснению истины, потому что ни те, ни другие не владеют единым методом обоснования своих теоретических построений. В результате получается шум, сквозь который не может пробиться истина.

О том, что прославленная гегелевская диалектика и, в частности, знаменитые: тезис, антитезис и синтезис – не наука, я писал не раз. Не наука, прежде всего, потому, что наука – это та, которая «на основании опытов прошлого предсказывает нам результаты опытов будущего», надежно предсказывает, замечу. Гегелевская же диалектика ровным счетом ничего не говорит нам о том, каков будет синтитезис при известных тезисе и антитезисе. Вот должен быть синтезис, а какой он, об этом ни гугу. А между тем, если есть две борющиеся идеи, то можно взять лучшее из каждой и таким образом получить синтезис, а можно, наоборот, худшее, и тоже будет синтезис, и можно еще несть числа вариантов. И в истории бывало и то и другое и третье. Так что, если это – наука, то зачем она нам? Но мало того, что не определено у Гегеля, что представляет синтезис в общем случае, так и вообще, вопреки Гегелю, не обязан он быть в результате «борьбы противоположностей». Примеры борьбы противоположностей, не приводящих ни к какому синтезису, я приводил раньше, а вечный бой между либерализмом и национализмом вкупе с религиозным фанатизмом – это еще один пример такой борьбы, из которой за сотни лет никакого синтезиса не возникло. Мало того, что не возникло, так этот шумный бой наносит огромный вред человечеству, в частности тем, что сквозь его шум не могут прорваться идеи, нужные человечеству и решающие в частности эту проблему.

В последнее время этот бой разгорелся с новой силой и шумом, особенно в России. На некоторых эпизодах его я хочу остановиться, дабы с их помощью разобрать, где тут что, в чем же истина. В частности я хочу рассмотреть 2 статьи из числа последних, касающихся этого боя: «Средневечный бой» В. Абаринова и «Почему я не демократ. Манифест разочарованного интеллигента» Ю. Латыниной. Для затравки приведу растиражированную цитату из Дугина, с которой начинает свою статью Абаринов. Вот она:

Новое Средневековье – блистательный концепт… Возникает выбор сущностной парадигмы Средневековья, предполагающей религиозное, героическое, иерархическое общество. Вопреки материалистическому, бытовому, прагматическому торговому строю, который доминирует в современности… И мы вправе ожидать реванша героев, их грядущей победы над торговцами, наступления эры доминации двух первых сословий – жрецов и воинов, священников и дворян… Двигаясь по пути либерализма, неизбежно придем к мультикультурализму, феминизму и однополым бракам… Новое Средневековье… как достойная России альтернатива современности является, на мой взгляд, оптимальным горизонтом.

В этом пассаже Дугина, равно  как и в других, ему подобных, из уст не только Дугина, но и прочих националистов звучат серьезные и очень даже не пустые обвинения в адрес либерализма и либералов, со многими из которых я, либо полностью, либо частично согласен и не раз писал об этом. Но Абаринов, как и все прочие либералы в подобном случае, отнюдь не собирается отвечать на эти обвинения, опровергать их. Вместо этого он сам нападает на Дугина и националистов и его обвинения в их адрес тоже не лишены основания и тоже весомы. И также как либералы, включая Абаринова, так и националисты не отвечают на содержательные обвинения в их адрес, а только сами нападают на либералов. В результате получается не философский спор, а базар-вокзал, порождающий тот шум, сквозь который не слышно голоса настоящей философии.

Вся дальнейшая часть статьи Абаринова посвящена опровержению «концепта» Дугина, опровержению, сделанному не без публицистического блеска. Впрочем, и Дугин или, скажем, Проханов выражаются не без этого самого блеска и пафоса (Проханов, тот без пафоса даже в туалет не ходит). Против публицистического блеска и художественности стиля я, естественно, ничего не имею, наоборот, очень даже за. Но ведь и забота об истине тоже не должна отодвигаться на задний план, особенно, когда говорим о столь важных вещах. А тут, послушаешь Дугина – кучеряво говорит, послушаешь Абаринова – тоже красиво излагает, и каждый по-своему прав. Только как нам жить, имея эти противоположные правды, неясно.

В чем обвиняет Абаринов Дугина и прочих националистов? Вот несколько цитат из его статьи:

«Читать все это сегодня невозможно без чувства неловкости и даже стыда. Хотя бы потому, что мы знаем, во что обошелся человечеству возврат к новому средневековью».

«Тема нового средневековья сейчас одна из самых обсуждаемых в России, вплоть до полного ее опошления и профанации».

«Об этой теплой компании и о том, что связывает эти персонажи между собой, немало интересных деталей сообщает Николай Митрохин.

Он, в частности, пишет о Гиркине и иже с ним, что это люди, всерьез воспринимающие идею реванша в окончившейся девяносто с лишним лет назад Гражданской войне. Как известно, для Гиркина бои в Донбассе – это компенсация проигранных Добровольческой армией сражений 1919-1920 годов. Именно их он активно разыгрывал в своих реконструкциях в последние годы, а его риторика пронизана ныне понятными лишь историкам апелляциями к реалиям той эпохи.

Подстрекательская и провокаторская роль Дугина в донбасском мятеже хорошо известна»

«Русский мир, имперский реванш, новое средневековье, расстрельные приказы Сталина…»

«Николай Митрохин дает прогноз:

И чем все эти “герои Донбасса” займутся? Уедут защищать интересы России в Сирии? Но раньше она для большинства из них не была особо притягательной. Вернутся к реконструкторским и казачьим игрищам? Конечно, нет. Это к войне они готовились все эти годы, компенсируя ее отсутствие играми. Однако, почуяв кровь в прямом, а не в переносном смысле и не без основания чувствуя себя преданными и проданными, они будут тяготеть к повторению своего украинского опыта… “Боевые братства” сделали свое дело, а в качестве независимого и авторитетного в определенных кругах политического субъекта они для российской власти (да и для России вообще) крайне опасны. Поэтому борьба с ними будет вестись не на шутку».

Все верно сказано. От себя могу добавить, что жрецы и воины, священники и дворяне, о которых пишет Дугин, это – действительно прекрасно, но не в качестве достойной России альтернативы современности и оптимального горизонта, а в качестве памяти о прошлом своего народа. Да, в свое время жрецы и воины, священники и дворяне по праву были первыми, ведущими и почитаемыми сословиями, и иерархическое устройство общества было оптимальным тогда. Тогда, но не сегодня. Потому что тогда была другая действительность, которая требовала, делала оптимальным иерархическое устройство общества, и самыми значимыми сословиями в нем делало жрецов и воинов.

Почему тогда это было правильно, оптимально и когда было это «тогда»? «Тогда» – это когда племена и народы вели борьбу за выживание и главным, если не единственным средством этой борьбы была война. Воевать приходилось почти непрерывно, либо защищаясь, либо нападая во имя предупреждения, чтобы не напали на тебя. Чтоб тебя боялись, потому что ты сильный. Понятно, что тогда иерархический строй имел преимущество перед демократией, а жрецы и воины были по праву главными сословиями, потому что воины воевали, а жрецы сплачивали народ и вдохновляли его на войну.

А сегодня? Я не хочу сказать, что сегодня нет войн. Но война перестала быть единственным или хотя бы главным средством выживания народа и его процветания. Сегодня народ, который хочет утверждаться только с помощью войн, обречен быть выброшенным на задворки истории. Даже с чисто военной точки зрения, хорошее оружие в достаточном количестве, сегодня стоит больше, чем храбрость воинов и зажигательные речи жрецов. А это оружие дают наука и экономика, а не жрецы и воины. И положение в мире сегодня определяется не только сильной армией, но в длительной перспективе, прежде всего, сильной экономикой, а еще более того могучей культурой, оказывающей влияние на другие народы.

Есть и другой, моральный аспект в роли воинов и жрецов тогда и сегодня. Когда войны были неизбежны, когда, если не ты нападал, то нападали на тебя, тогда служить своему народу с оружием в руках было морально, более того благородно в любом случае, независимо от того, была это война справедливая, оборонительная против захватчиков, или захватническая. Тогда всякая война была справедливой. А с какой стати нужно сегодня считать благородным воина, участвующего в захватнической войне? «А если что не так, не наше дело. Как говорится, Родина велела»? Потому что он рискует своей жизнью? Так и грабитель, и разбойник тоже рискуют своей жизнью. Может, и их возведем на пьедестал почета?

Но даже если война справедливая, оборонительная, то разве сегодня в такой войне воюют только профессиональные военные, сословие воинов? В таких войнах сегодня воюет, как правило, все население, способное держать оружие. Так почему же ученый или пахарь, в мирное время занятый полезным трудом, а во время войны воюющий наравне с профессиональными военными, должен иметь меньший почет, чем представитель сословия воинов, от которого в мирное время никакой пользы? И даже та часть населения, которая сегодня не берет оружия в руки, во время войны рискует жизнями и несет потери соизмеримые, а иногда и большие, чем сами воюющие.

Сегодня изменился  сам облик воина и войны. Раньше это был благородный рыцарь с открытым забралом лицом к лицу сражающийся с врагом. А теперь главную роль в войне играет «гнилой» интеллигент в очках, «саблезубый компьютерный хорек», с безопасного расстояния управляющий сложнейшим ракетным комплексом, дронами и прочей электроникой, с которой рыцарю с забралом никак не совладать. И хорек этот, одень на него рыцарские доспехи, не сможет руку поднять, а с коня свалится на первом шагу.

А еще сегодня большую роль, чем война на поле брани, играет информационная война, которую ведут совсем уже слизняки, точнее скунсы, поливающие противника своей вонючей и ядовитой струей, и профессиональные врали, манипуляторы общественным мнением, запутывающие всем мозги до того, что они вообще перестают работать. От чего неизлечимо заболевают не только враги, но и свои и все человечество.

И еще за всем этим сидят главные иерархи с ядерными чемоданчиками и, когда им зайдет моча в голову, могут нажать ту самую кнопку и кончатся все игры с выяснением, кому положено больше почета. И не дай Бог, эти иерархи окажутся иерархами в дугиновском смысле, не подчиненными никакому контролю со стороны народа. Поэтому сегодня романтизация войны и возведение в ранг первого сословия воинов – это безумие, ведущее к гибели страны, если не всего человечества.

Что касается жрецов тогда и сегодня, то к этой теме я еще вернусь.

А как нам быть с упреками Дугина и прочих националистов в адрес либералов? Упреками, на которые ни Абаринов и никто другой из либералов не отвечает. А ведь есть на что отвечать. Разве не прав Дугин, утверждая, что,

двигаясь по пути либерализма, неизбежно придем к мультикультурализму, феминизму и однополым бракам… Это еще слабо сказано. (Хотя тут надо было бы добавить для точности «по пути современного либерализма», он же неолиберализм). Разве не причастен либерализм к деградации системы ценностей в современном западном обществе, в самом широком смысле слова? Да, нет формального, закрепленного законом разделения общества на сословия и иерархического устройства. Но кто сегодня в почете  и де-факто правит бал? Денежные мешки, вне зависимости от того, честно или подло они нажили свои капиталы и полезны или вредны они обществу. И всевозможные манипуляторы общественным мнением, начиная с политиканов – популистов, через нечистоплотных журналистов, дутых ученых авторитетов и кончая эстрадными клоунами и шоуменами, разжигающими и эксплуатирующими низменные инстинкты публики. Мерилом всему – человек. Но  современный человек, испорченный либеральной идеологией с ее гедонизмом и вседозволенностью, превратился в своего рода наркозависимого от удовольствий апофигиста. Все равно ведь ни в чем не разобраться и ничего не изменить, да и напрягаться ради этого стоит ли. Не осталось в жизни ничего настоящего надличного, чему стоило бы послужить. Да и не требуется ничему служить по либеральной идеологии. Мало того, само слово «послужить» стало неприличным в либеральной культуре, символом если не рабства, то дефективности, умственной ограниченности. Если человек служит своей стране, обществу, поддерживая существующую власть, то он, конечно, раб, даже если он эту власть сам выбирал и полностью согласен с ее действиями. А если он в оппозиции к власти, но не либерал, а просто служит своей стране, истине, справедливости и т.п., то он – дефективный.  Не дефективно – это только урвать от жизни, сколько можно, удовольствий. Можно откровенно, а можно, прикрываясь либеральной фразеологией, как это делают всякие там «пуськи». Отсюда и рост натуральной наркомании, как завершающей стадии развития в этом направлении.

Даже честный либерал, искренне верящий в либеральные ценности и стремящийся послужить им, чувствует себя сегодня неуютно в обще либеральной тусовке. Когда он апеллирует к тусовке с заявлениями типа: «Ребята, это, конечно, наши идеологические противники, но то, что мы делаем, – это не честно», в ответ он слышит: «Ай, бросьте!». Его имя и поступки, конечно, используются в борьбе с не либералами, но сам он вытесняется на периферию либеральной тусовки и предаются в ней забвению. Как это имеет место, скажем, с Еленой Бонер или Сергей Адамовичем Ковалевым. Зато с Эдуардом Лимоновым, одно лишь самоопределение которого – национал-большевик – должно по идее действовать на либералов, как красная тряпка на быка, либеральная тусовка носилась и все еще продолжает носиться, как с писаной торбой, даже после того, как он поддержал и присоединение Крыма, и Новороссию в размерах до Варшавы. Зато ж он – «гламур», поскольку описал свои пидорасивные похождения в Америке. Все это показывает, каковы истинные ценности сегодняшних либералов, которые они остервенело навязывают всему миру.

Спрашивается, может ли общество быть здоровым при таком состоянии среднего человека? Кризисное  состояние современного западного общества ощущается всеми, но погоня за удовольствиями не дает проникнуть этой кризисности в сознание многих. Пир во время чумы. «После нас хоть потоп». «А что лучше, чтоб были националисты или религиозные фанатики, которые начнут войну? Так хоть войны нет». Но это – самообман. Во-первых, хоть нет войны пока что внутри самого западного мира, но на периферии его войны вспыхивают все чаще и не без участия самого Запада, если не прямого, то опосредованного, через то, что либеральная идеология вызывает все большее неприятие в странах не западного мира. А это неприятие порождает и национализм с религиозным фанатизмом и экстремизм. А во-вторых, только слепой не видит, что при длительном отсутствии войн внутри него, Запад и с ним весь мир медленно, но уверенно движется навстречу мировой войне.

И нет у либералов никаких аргументов, чтобы возразить на это. Заявление Абаринова «Демократия не только не погибла, но и доказала свою силу» – не аргумент в защиту либерализма, потому что демократия и либерализм, нынешний либерализм, именуемый неолиберализм – это не одно и то же. Западная демократия существовала и до появления неолиберализма, и тогда западное общество было несравненно более здоровым. А то, что она даже вкупе с неолиберализмом все еще достаточно сильна, так существовали и другие формации с разными другими идеологиями, которые в свое время были сильны, достигали расцвета, а потом увядали  и погибали и причиной гибели служил, как правило, их тогдашний неолиберализм.

Мало того, что у нынешних либералов нет аргументов, чтобы возразить на обвинения в их адрес и поэтому они, не отвечая на обвинения, сами нападают, следуя принципу, что лучшая защита – нападение. Так лучшие из них уже осознают ущербность нынешней неолиберальной демократии и предлагают всякие домашнего изготовления рецепты, как улучшить ситуацию, сохраняя либерализм.

Вот, например, известная российская либералка Ю. Латынина в статье, которую я обещал здесь рассмотреть («Почему я не демократ. Манифест разочарованного интеллигента»), додумалась до того, что в недостатках либеральной демократии, которые она вынуждена признать, виноват не либерализм, а демократия. И предлагает от демократии избавиться, сохранив либерализм. Вот как она характеризует состояние современной западной демократии:

«Европейский долговой кризис не является ни финансовым, ни экономическим. Он является кризисом модели самоуправления общества, при которой граждане потребляют больше, чем производят, а политики обещают больше, чем могут дать.

Европа стагнирует на глазах под лавинообразным увеличением числа всяческих комиссий, лицензий, разрешений, предписаний, субсидий, искажающих рыночные стимулы, и ограничений, де-факто наложенных на тот самый рынок, который демократия якобы должна поддерживать. При этом политики прекрасно знают, что надо делать, – они просто не знают, как в таком случае выиграть следующие выборы».

Ну, просто хорошо сказано. За исключением мысли, что «политики прекрасно знают, что надо делать». Не только западные политики, но и западные ученые-экономисты не знали и не знают, что надо делать. Знали бы, не допустили бы до кризиса, ибо никаким политикам, ни по каким электоральным соображениям он не был выгоден. И уж тем более не устраняли бы так долго и так непоследовательно последствия кризиса, создавая при этом предпосылки для нового, еще худшего. Это я доказываю в моей книге «Начала новой макроэкономической теории» (М. Direct-Media, 2013).
Причиной такого печального положения, согласно Латыниной, является демократия, точнее всеобщее избирательное право:

«Демократические выборы в этих странах не приводят к рынку. На выборах обыкновенно побеждает демагог, который обещает беднякам раздать как можно больше. После выборов демагог превращается в диктатора».

Это, правда, не про Запад, а про бедные страны. А как же богатые западные страны стали богатыми, несмотря на всеобщее избирательное право? Оказывается, по Латыниной: «парадокс заключается в том, что современные системы всеобщего избирательного права существуют в Европе меньше 100 (а в большинстве стран – и меньше 50) лет. Европа стала на путь промышленной революции не при демократии».

И далее она приводит многочисленные примеры из истории, к каким ужасным последствиям приводило предоставление всеобщего избирательного права в разные времена в разных странах. В том числе, скажем, в ЮАР и Родезии, которые были процветающими странами и превратились, черт знает, во что после предоставления избирательного права коренному населению, т.е. неграм. При этом она забывает на минуточку все либеральные мантры про права человека и обвинения либералов в адрес большинства россиян, что они рабы, потому что голосуют за Путина ради сытой жизни, которую он им дал с помощью нефтедолларов. А негры ЮАР и Родезии, которые вообще не имели права голоса, значит, не были рабами и  должны были  ради горшков с туком смиренно терпеть свое положение.

Конечный вывод Латыниной: править должна элита, а народ должен не только не допускаться к власти, но и не иметь возможности на нее влиять с помощью всеобщих выборов. Идея не нова. У нее даже название есть – меритократия. В Украине даже партия меритократическая была (а может и все еще есть). А в Москве Герман Греф недавно скандально проговорился о том, что народу не следует знать и понимать действительное положение дел в стране и что, собственно, делает власть, и как она им правит. Просто Латынина завернула все это в домашнего изготовления, но не без изящества выполненную упаковку.

В чем не права Латынина (при всей эрудиции, которую она демонстрирует)?

В действительности при любом строе, включая самую раздемократическую демократию с самыми всеобщими выборами, реально правит элита. Даже народом, собиравшимся на новгородское вече, ловко манипулировали представители тогдашней элиты. А самая отчаянная попытка избавиться от возникновения элиты и достичь безэлитной демократии, осуществленная в израильских кибуцах, так ни к чему и не привела. Кибуцы придумали обязательную ежегодную ротацию всех руководящих должностей в них. Но и это не помогло: представители элиты просто обменивались должностями, председатель становился главным бухгалтером, а главный бухгалтер – председателем и т.п. И это естественно, потому что, если руководящие должности попадали в руки неумех, все начинало разваливаться.

Так разве это – не аргумент в пользу меритократии, спросит читатель. – Нет, не аргумент. Править, действительно должны лучшие и наиболее способные. Но демократия – это и есть средство, чтобы в элиту попадали лучшие и способные. Средство не совершенное, народ отнюдь не обязательно прав. И именно этим объясняются многочисленные примеры Латыниной, описывающей печальные последствия, к которым в истории приводило волеизъявление народа. Как сказал Черчилль, демократия – очень плохой строй, но лучшего не придумали. И это потому, что там, где нет демократии с выборами, правящая элита рано или поздно начинает непременно портиться и, чем дальше, тем больше. Безвыборность избавляет элиту от необходимости напрягаться в служении обществу в целом. Это не отменяет внутри элитной борьбы, но она идет не за продвижение наиболее полезных всему обществу, а в лучшем случае за продвижение полезных самой элите. В худшем – за продвижение способных только делать карьеру придворных льстецов, прохиндеев и т.п.

Все многочисленные примеры Латыниной того, как всеобщие выборы приводили к власти популистов и негодяев, вплоть до Гитлера, верны. Но она не рассматривает случаев, когда выборы давали приемлемый и даже отличный результат, причем не только в случае западной демократии, которая, несмотря на ее сегодняшнее загнивание, все еще обеспечивает условия жизни несравненно лучшие, чем в обществах, в которых демократия отсутствует. Кстати, мельком она упоминает Израиль, в котором демократия с всеобщими выборами была с момента его возникновения, что не помешало ему создать процветающую, основанную на передовых технологиях экономику. Она только забывает отметить, что этот пример опровергает концепцию, которую она продвигает. А Индию, в которой с начала ее независимости также была полная демократия и которая при этом успешно развивается, она вообще не упоминает. Главное же – она забывает многочисленные примеры из истории того, к каким мерзостям приводило отсутствие демократии.

Все это подтверждает слова Черчилля, что демократия – плохой строй, но лучшего не придумали. Можно сформулировать это и иначе: демократия при прочих равных лучше тоталитаризма, авторитаризма, эгалитаризма и т.д., но она не панацея от всех бед, а прочих равных никогда не бывает. Поэтому конкретная демократия может быть хуже конкретного тоталитаризма, что можно подтвердить многими примерами из истории, в том числе теми, которые приводит Латынина. Но достаточно того примера, что демократически может управляться и разбойничья шайка, отчего она не станет лучше, скажем, просвещенной монархии.

А какие еще параметры, кроме демократии и тоталитаризма определяют состояние общества? Их много, но главный среди них это система ценностей, принимаемая и народом и элитой. Во всех примерах Латыниной, либо народ, либо и народ и элита были воспитаны и придерживались плохой, неправильной, неоптимальной системы ценностей. Задача определения оптимальной системы ценностей и доказательства ее оптимальности (без чего нет шансов, что современное общество примет ее) – чрезвычайно трудная философская задача и эта статья не место для ее рассмотрения в полном объеме. (Кое-что на эту тему я скажу в конце). Но то, что неолиберализм и национализм, а также религиозный фанатизм, порождают системы ценностей далеко не оптимальные и ведущие общество либо к медленному разложению и увяданию, либо к достаточно быстрому и драматическому финалу, я надеюсь, я показал выше.

Хотя предлагать и обосновывать оптимальную систему ценностей в полном объеме я здесь не буду, но хочу рассмотреть, как вообще принимается в обществе та или иная система ценностей. Легко видеть из истории, что в эпоху до расцвета рациональной науки система ценностей прививалась народу религией и учителями народа в этом смысле были священники. Потому и были жрецы и священники наряду с воинами (дворянами) первым сословием тогда. Впрочем, даже тогда были в этом отношении исключения, и в античном мире и в древнем Китае роль священников играли философы и выдающиеся писатели, типа Гомера. Если быть точнее, то в первобытные времена и вплоть до античности роль учителей народа играли жрецы и шаманы, в античном мире – философы и писатели, с распространением осевых религий (Иудаизма, Христианства, Мусульманства и Буддизма) – священники, а сегодня – и священники, и философы, и ученые, и писатели, и даже эстрадные шуты гороховые. (Причем, чем дальше, тем больше именно последние). Естественно, не каждый из представителей данных профессий является в действительности созидателем ценностей и воспитателем народа на них, а только выдающиеся. Выдающиеся, как в хорошем, так, к сожалению, и в плохом смысле слова. Если в обществе преобладают хорошие учителя, общество расцветает, в плохом – загнивает и в нем происходят вещи, описываемые Латыниной и списываемые ею на демократию. Поэтому возникает вопрос, как нам знать наперед, до того, как мы попали в халепу, какие учителя хорошие, какие плохие. Этот вопрос существовал всегда. То, что он существовал в античную эпоху и существует сегодня, – очевидно, поскольку философы и тогда и сегодня делились и делятся на школы, каждая из которых учит по своему, утверждает свои ценности. Тем более это относится к писателям. И ученые, тем более гуманитарии (а именно они, а не технари имеют отношение к ценностям) тоже не едины во мнениях. Об эстрадниках и шоуменах и говорить не приходится, они учат лишь тому, что приносит им сегодня максимальную прибыль, и меняют свою систему ценностей, как модница шляпки. Но даже во времена господства осевых религий священнослужители ни одной из них не учили все одному и тому же. Каждая из религий делилась на множество конфессий, по своему толкующих основное учение, и даже внутри каждой конфессии хватало разногласий по поводу толкования Учения.

Таким образом, всегда был и остается актуальным вопрос, как нам отличить истинное учение от ложного. На начальном этапе бурного развития и успехов рациональной науки у общества возникла иллюзия, что наука снимает этот вопрос, ибо она дает нам гарантированную, раз навсегда установленную истину. Благодаря этой иллюзии науке удалось потеснить религию по части права учить народ, как надо жить, и на роль учителей народа вышли ученые, а также философы и писатели рационального стиля мышления. Образцом такого якобы научно обоснованного учения является марксизм, руководствуясь догмами которого мы и прожили 70 лет, пока Союз не развалился.

Но авторитет научно обоснованных учений, как жить, поколебался гораздо раньше, чем развалился Союз. Поколебался он в связи с проблемами, возникшими в самой науке, причем в самом сердце рациональной науки, в сфере естественных наук, еще точнее физики. С появлением теории относительности стало очевидным (хотя замечено это было еще раньше), что рациональная наука тоже не является абсолютно надежной гарантией истинности. Точнее, стало ясно и было истолковано как ненадежность науки то, что при переходе от одной фундаментальной теории к другой, типа от Ньютона к Эйнштейну (или, как теперь модно говорить, при смене парадигмы), наука меняет и свои понятия, и выводы, и их обоснование. Не стану приводить здесь примеры на этот счет, поскольку делал это много раз (любопытствующих отсылаю к моей книге «Единый метод обоснования научных теорий», Алетейя, СПб, 2012). Главное для нас, что когда это выяснилось, поколебался авторитет и самой рациональной науки и, тем более, рационально обоснованных учений, как жить. Тогда то и возникли  такие тесно связанные между собой направления, как модернизм, постмодернизм и нео либерализм, которые можно назвать философским Тяни-Толкаем. С одной стороны они, опираясь на экзистенциалистов и некоторые еще философские школы, утверждали, что наука не дает нам надежного знания, особенно когда речь идет не о физическом мире, а о мире человеческом. С другой стороны они навязывали нам свое неолиберальное учение, как надо жить, подавая его именно как научно обоснованное. Т.е. с одной стороны, по Сартру наука ничего не может нам доказать и посему ни к чему соблюдать какие бы то ни было нормы морали и исповедовать системы ценностей, которые, завтра может выясниться, что неверны и не обоснованы. А с другой стороны, мы должны жить по Фрейду, который «научно доказал», что человек не властен над своими инстинктами, либидо в частности, а потому следует приравнять гомосексуалистов и прочих извращенцев к нормальным людям.

В результате возникла та неолиберальная каша, в которой нет ни низа, ни верха и нет ничего достоверного и надежного, на что можно опереться и к чему стремиться, кроме удовлетворения инстинктов, в лучшем случае естественных, в худшем – извращенных. И чем дальше, тем больше извращенных.

На протесте против всего этого и стоят противники либерализма из числа националистов и религиозных фанатиков, вроде Дугина и иже с ним. Они жаждут послужить чему-то превыше потребностей желудка и половых органов, и в этом их протест справедлив и прекрасен, и способен зажечь многих и зажигает. Беда только в том, что ценности и путь, которые они предлагают, ведут общество, человечество к другому, но не менее ужасному концу, чем тот к которому ведут либералы.

К чему именно ведет их заблуждение, я описал выше (и в других работах). Но важно также, откуда произрастает это их заблуждение. Произрастает оно из непонимания, что религия и национальная традиция способны вести к заблуждениям никак не меньше, чем учения, претендующие на научную обоснованность. И даже гораздо больше. Ведь наука потеснила в свое время религию и национальную традицию в роли учителя, как жить, именно потому, что продемонстрировала свою большую способность давать истину. То, что, доверившись науке, мы уперлись в очередной тупик в развитии человечества, вовсе не означает, что в донаучную эпоху все было хорошо и нужно просто вернуться в это детство человечества. Да ведь и невозможно вернуться в детство. Так что же делать?

Я в своей философии («Неорационализм», Киев, 1992; «Единый метод обоснования научных теорий», Алетейя, СПб, 2012 и др.) показал, что тупик, в который уперлась сегодня сама наука и с ней и все человечество в поиске, как дальше жить, это не абсолютный непроходимый тупик. Наука способна его преодолеть. Для этого ей нужно правильно понять свой метод. Метод, который сложился в процессе развития естественных наук, прежде всего физики, но до сих пор не был четко сформулирован и осмыслен. Я это сделал в упомянутых работах.

Я показал, что хотя, вопреки представлениям классического рационализма, рациональная наука таки меняет свои понятия и выводы, но метод обоснования научных теорий остается неизменным при смене любых парадигм (фундаментальных теорий).  И что, если научная теорий действительно обоснована единым методом (что далеко не всегда бывает даже в современной физике, не говоря про гуманитарную сферу), то она дает нам выводы, истинные в определенных границах действительности, границах, которые мы наперед можем определить. («Истинные» тоже в определенном смысле, который я указал). И эта ее истинность, истинность ее выводов в указанных границах и в указанном смысле, остается и после смены ее новой фундаментальной теорией. Как остаются истинными выводы  механики Ньютона при скоростях далеких от скоростей света и после появления теории относительности Эйнштейна. (Но для теории, которая не обоснована по единому методу обоснования, это отнюдь не обязательно). Я показал также, что этот метод применим не только в естественных науках, но с соответствующей адаптацией и в гуманитарной сфере. Следовательно, применяя этот метод при построении и оценке гуманитарных учений, мы способны избежать тех ошибок, которые делали в прошлом, например, принимая марксизм. (Смотри мою работу «Побритие бороды Карла Маркса или научен ли научный коммунизм»).  Опираясь на предложенный мной метод, я построил теорию оптимальной морали. («Неорационализм», «Проблема обоснования морали» и др.). А нормы морали – важная часть системы ценностей. Таким образом, намечен путь выхода из создавшегося тупика.

Но тут у меня возникает предчувствие, что, дойдя до этого места, читатель из породы националистов, религиозных фанатиков или фанатиков от марксизма отключит свой рациональный рассудок и полностью погрузится в эмоции, в волны «праведного» гнева. «Люди шли на смерть и мучения во имя счастья трудящегося народа (или во имя Бога, царя и Отечества и т.п.), а тут нам чуть ли не математическую формулу предлагают в качестве объекта духа! Эти идеалы запечатлены в сердце нашего народа, стали его неотъемлемой сутью, греют его душу! А разве может голая абстракция воспламенить сердца, согреть души, стать сутью народа?».

Что я могу ответить на это? Во-первых, пренебрежение к душе и духу, к национальным традициям и культуре – это у неолибералов, глобалистов, мультикультуралистов и т.д., к которым я уж точно не принадлежу. Я считаю, что вне национальной культуры, не может быть настоящей высокой культуры, как таковой. А идея становится силой (и тут я полностью согласен с Марксом) только, когда овладевает массами, т.е. становится частью души и духа народа. Но это с одной стороны.

А с другой стороны, идея, ставшая частью души и духа народа, не есть нечто имманентно, изначально и навсегда присущее данному народу. Ведь был же русский народ когда-то языческим и поклонялся Перунам и Даждьбогам, и предавался массовым оргиям и т.п. И когда свергли священный дуб Перуна в Киеве и бросили его в Днепр по течению, за ним бежала толпа фанатиков, воспламененных духом и готовых жизнь отдать за идола. А потом все стали истовыми христианами, исповедующими Домострой. А потом и счастье всех трудящихся по Марксу исповедовали и жизней своих не щадили во имя его и «комсомольцы – добровольцы» и т.д. А в промежутке были еще петровские реформы, тоже существенно трансформировавшие дух и душу русского народа.
Каким же образом происходили эти идейные трансформации, эти смены объектов духа и души народа? Во-первых, они происходили под давлением обстоятельств, в условиях, когда прежняя идея переставала быть прогрессивной, способствующей расцвету общества, становилась тормозом на пути его дальнейшего развития и увядала вместе с увяданием самого общества. Новая идея выбиралась как такая, которая способна вновь оживить общество и привести его к расцвету. Но как можно убедить общество, что та или иная идея верна и способна привести его к расцвету? В прошлом это делалось преимущественно за счет применения силы со стороны власти, навязывающей народу эту идею. Достаточно вспомнить крещение Руси Владимиром, петровские реформы и т.д. Но чем дальше, тем большую роль играло убеждение народа в правильности идеи с помощью рациональных аргументов. Марксизм, как известно, подавал себя как научное, т.е. научно обоснованное учение. И хотя он (как я показал) далек от того, чтобы быть по-настоящему научно обоснованным, но нет сомнения, что он, все же, гораздо более научно обоснован, чем, скажем, религия. (Да и с точки зрения истинности он отнюдь не пуст, хотя  страдает весьма существенными ошибками, последствия которых сказались в судьбе Советского Союза. Ошибки эти к тому же относятся не к целям, которые ставил перед собой марксизм: равенство всех людей, справедливость, достоинство и т.п., а к путям достижения этих целей). Сегодня же, тем более в таком обществе, как российское или европейское, с высоким образовательным цензом,  невозможно людям привить новую идею силой, и убеждение с помощью научного обоснования становится главным инструментом в продвижении новых идей. Другое дело, что обоснование часто фальсифицируется пропагандистами – манипуляторами (а отсутствие общепризнанного единого метода обоснования облегчает им эту задачу), но все они стараются представить свое жульничество, как рациональное обоснование. (За исключением, разве что, религиозных фанатиков и то не совсем). Поэтому, то, что я предлагаю новую идею и систему ценностей, научно обосновывая их, да еще развив единый метод обоснования, это аргумент за, а не против того, что я предлагаю. Хотя это, конечно, не значит, что то, что я предлагаю, как и все новые для своего времени идеи, будет принято без сопротивления консервативных элементов общества, так или иначе (по крайней мере, психологически) хорошо прижившихся при старой идее (идеях). И сопротивление, и еще какое, конечно, имеет место, причем главный аргумент манипуляторов против моей философии состоит в том, что, подавая свои эрзацы, как научно обоснованные, меня они обвиняют в то, что моя философия – это слишком сложно. Идея, мол, должна быть проста и понятна народу, как знаменитое жириновское «Каждой бабе – по мужику, каждому мужику – по бутылке водки». Или «Во всем виноваты черные, жиды и т.п.». В действительности идеи, обеспечивающие успешное развитие общества, никогда не были просты и в прошлом, а манера популистов упрощать их приводила к их искажению и ускоряла их увядание. Так было и с Христианством, когда из него извлекались «для простоты» инквизиция и религиозные войны, и с марксизмом в обработке Сталина.

Но чем сложнее становится мир, тем большим обманом являются простые идеи. Сегодня простые идеи – это бесплатный сыр в мышеловке.

Имеются ли сегодня обстоятельства, способствующие принятию новой идеи и системы ценностей? Еще и как. Об этом

свидетельствует тот веер проблем, с которыми сталкивается сегодня Россия в экономической, внешне и внутренне политической и других сферах, и необычайная каша идей, вер и прочих объектов духа в российском обществе и метание народа и отдельных личностей между ними. Мало того, что есть националисты, либералы, коммунисты и т.д., но каждое из этих направлений разбито еще на множество не приемлющих друг друга и враждующих групп. Причем по конкретным важным вопросам, таким как, скажем, отношение к событиям в Украине, наблюдается противоестественное единение между подвидами различных видов идеологий.  Например, один подвид националистов может объединиться с подвидом либералов за отделение Новороссии от Украины, а другие подвиды этих же видов – против отделения. Зачастую вообще невозможно понять, к какому идейному виду отнести конкретного человека, причем не апофигиста, а более-менее известного деятеля. Лимонов, например, тот и либерал (сексуал) и национал и большевик. К этому надо добавить еще стремительные взлеты и упадки духа, точнее воодушевления населения и метания масс между различными идеями. Воистину смутное время.

Поэтому сегодня России крайне нужна новая идея, причем не любая, а правильная, соответствующая времени и способная вновь поставить Россию на ноги и обеспечить новый рывок в ее развитии. Эту потребность понимают многие. Отсюда и непрекращающиеся призывы со времен Ельцина и поныне к поиску или созданию такой идеи, идеологии. Но все что предлагалось до сих пор, это либо старые, давно доказавшие свою непригодность идеи вроде «Бога, царя и отечества», все того же марксизма или вызывающего отталкивание большинства народа неолиберализма. Либо эклектическая смесь из всего этого.

Немногим лучше дело обстоит сегодня и в мире в целом и в западном мире в частности. До кризиса рационалистического мировоззрения и вытекшего из него модернизма, постмодернизма и неолиберализма Запад был носителем прогрессивной идеи и прокладывал путь всему человечеству. Конечно, движение по этому пути происходило не без сопротивления устаревших или уклонившихся в неправильную сторону идеологий. Но объективное превосходство западной идеологии того времени, способствовало все же большей устойчивости мира в целом, чем сегодня. Необычайный рост национализма и религиозного фанатизма в мире сегодня объясняется именно тем, что представители этих устарелых идеологий почувствовали слабость нынешней неолиберальной идеологии Запада и подняли свои старые знамена, которые на фоне идейной слабости Запада стали выглядеть опять привлекательней. Тем более что то, к чему они приводили в прошлом, подзабылось. Поэтому, приняв правильную идеологию, Россия не только решит свои проблемы, но и проложит путь всему человечеству.

Еще пару слов для искренне верующих, опасающихся, что любое рационально обоснованное учение не оставляет места для веры в Бога. Марксизм, например, действительно, не оставляет и это одна из его существенных ошибок. Марксизм – это приниженный, бездуховный рационализм (не говоря о том, что и как рационализм он сильно хромает, о чем я уже сказал выше). Мой же неорационализм я называю также духовным рационализмом. Я включил дух в рациональные модели, описывающие общество и процессы в нем (См. «Неорационализм», часть 5, «Место духа в рационалистическом мировоззрении»). Что же касается собственно веры в Бога, то я показываю, что «Если религия признает ненарушимость законов объективной действительности, созданной Богом, и их причинную обусловленность, а также считает, что Бог не сообщил нам конечную истину, а возложил на нас обязанность искать ее, и если она согласна с тем, что действия наши, индивидуальные и коллективные, движимы ли они религиозным или иным чувство, должны повергаться контролю рассудка, основанному на рациональных моделях», то между такой религией и рациональной наукой нет противоречия. Что касается моих филиппик выше против религиозного фанатизма, то это как раз тот вид религии, который противопоставляет себя рациональному рассудку, который «верую, потому что нелепо».

Конечно, мало просто признания рационального разума со стороны верующих. Ведь во всю историю отношений религии и науки всегда стоял вопрос, как быть, если религия учит, что надо жить так, а наука говорит, что надо жить иначе. Религия учит «не прелюбодействуй», а претендующий на научность неолиберализм учит по Фрейду «прелюбодействуй». Устранение этого противоречия возможно только при применении единого метода обоснования, как в самой науке (в частности, это применение показывает, что Фрейд – не наука), так и при толковании религиозного учения.

Неужто и к религиозному учению можно применять единый метод обоснования, спросит читатель? Не только можно, но и нужно, причем не только для преодоления противоречия между религией и наукой, но и для преодоления разногласий в толковании между различными конфессиями одной и той же религии и даже между религиями. Я не только показал принципиальную возможность такого применения единого метода, но и осуществил его («Эволюция духа. От Моисея до постмодернизма», М. Direct Media, 2013).

Само собой, что когда я говорю о применении единого метода обоснования к религии, то речь не идет о сугубо теологических моментах, типа один ли Бог или он в трех лицах и Бог ли Иисус Христос или он только сын Божий. Речь идет об учении той или иной религии, как нам жить. Я показал, что при анализе текста Библии с помощью единого метода обоснования из него извлекается стройное и непротиворечивое моральное учение, практически совпадающее с оптимальной моралью, полученной чисто рациональным путем. Аналогичный анализ можно проделать и с Кораном и другими Священными Писаниями. Кстати, разговоры о необходимости найти общий язык между различными религиями, конфессияи и, наконец, между религией и наукой идут уже, Бог весть, сколько времени, а воз и ныне там. Единый же метод обоснования дает решение этой проблемы.

Тут как раз подошло время сделать обещанное мной выше, а именно рассмотреть вопрос о роли и месте жрецов в современной действительности. Важно, что мы будем понимать под жрецами. Дугин ведь тоже не имеет в виду жрецов в узком смысле слова, кое-где сохранившихся еще сибирских шаманов. Он имеет в виду сословие священников. Но спрашивается, с какой стати мы должны возводить на пьедестал почета священника, который не искренне служит Богу и народу, а всего лишь использует должность свою для добывания хлеба с маслом? Или даже субъективно искренен, но неправильно понимает подлинное учение своего Бога и, следовательно, пусть и несознательно, но вводит в заблуждение народ. А ведь так и было в те самые средние века, в которые нас призывает вернуться Дугин и иже с ним. Именно потому и наступила затем эра атеизма и веры в науку. И хотя притягательность науки сегодня тоже потускнела, и наблюдается определенный возврат народа к религии, но ведь ничего не изменилось в толковании Церковью, православной в частности, учения Иисуса Христа. А значит, и сегодня Церковь ведет народ по тому же ложному пути, по которому вела и раньше. Да еще нет согласия внутри самой Церкви. Разве то, чему учит Патриарх Кирилл, и то, чему – священник Яков Кротов, ведущий свою передачу на радио «Свобода» и извлекающий из христианского Учения неолиберальную мораль, это одно и то же? Эта ситуация может быть исправлена только, если церковь примет правильное, а значит обоснованное по единому методу обоснования толкование Учения.

Но вернемся к вопросу, что надо понимать под жрецами сегодня? Я говорю, что под жрецами сегодня  надо понимать не только сословие священников, но всех, кто учит народ правильному пути, т.е. философов, писателей, ученых. Естественно, только настоящих философов, писателей и ученых (равно как и священников, только тех, которые искренне служат Богу и правильно понимают Учение). А для того чтобы народ мог отличить настоящих от лже, опять же нужен единый метод обоснования. Так вот, если под жрецами понимать учителей народа ведущих его  правильным путем, то и сегодня таковые должны быть первым и уважаемым сословием. Естественно, сегодня это не должно закрепляться никаким законом и никаким формально иерархическим устройством общества. Сегодня это должно обеспечиваться правильной системой ценностей, принятой обществом.

Наконец, еще несколько слов в адрес так называемых прагматиков, которые водятся и среди причисляющих себя к коммунистам, и к либералам, и даже националистам. А уж среди тех, кто при власти, их всегда было, а уж, тем более, сегодня в России – большинство. Это те, которые могут поговорить и про дух, и про идею, но это так, для публики. Но когда они начинают «говорить бизнес», то какие, нафиг, дух и идея. ВВП, курс рубля, международная политика – вот вещи, которые они воспринимают всерьез. А всякие там философии и единые методы – это для них пар, полоскание мозгов. «Вот переставим правый фланг на левый, а левый – на правый? – нет в центр, и все будет о’кей без всяких там философий и единых методов».

Ну что же, давайте поговорим об экономике и прочих вещах, в рассматриваемом здесь контексте. Сколько раз за последние десятилетия переставлялся «правый фланг на левый, а левый в центр» в экономике и политике российской и западной, и все не слава Богу? В Союзе строили, строили коммунизм с плановой экономикой, пока не развалили эту экономику до конца, не убили в народе веру в идею, превратив народ  в стадо обывателей, жаждущих только сладкой жизни, «как у них». Верхи же разбились на враждующие между собой криминальные кланы: партийный, гэбэшный, военно-промышленный, занятые разграблением и дележом еще не доразграбленного общенародного достояния. И когда все это сгнило уже до полного омерзения, Союз развалили и начали строить все «как у них». При этом для начала уморили голодом несколько миллионов сограждан, развели моральное бордельеро почище, чем «там у них», а потом, не успели обрасти жирком, как опять все – не слава Богу с экономикой и опять идут разговоры, если не о полном возврате к плановой экономике, то о неком эклектическом миксе плановой и рыночной с акцентом на централизацию.

На Западе с экономикой в целом, конечно, лучше, чем у нас. Потому и возникло это сладкозвучное «там у них». До Великой Депрессии 30-х годов прошлого века у среднего западного человека вообще не было оснований усомниться в лучезарном капиталистическом будущем. Великая Депрессия поколебала эту уверенность, но поскольку она была, хоть и с великим трудом, но преодолена, оптимизм вновь воцарился на Западе. Вот де, мол, мы заблуждались относительно того, что рынок сам все отрегулирует. На начальной стадии капитализма он, действительно все регулировал, но теперь он нуждается в некоторой государственной подрегулировке. И мы, вооружившись кейнсианской теорией, научились ее делать, не отказываясь от рынка и не переходя к централизованной плановой экономике. Отныне и впредь больше никаких кризисов не будет.

Действительно, некоторое время после этого западная экономика бежала опять довольно бодро, хотя, пожалуй, не так бодро, как до Депрессии. А потом опять пошли кризисы и чем дальше, тем чаще и с нарастающей мощью. Где-то в промежутке, после преодоления очередного кризиса опять заговорили, что вот теперь, наконец, найдена правильная теория, фридмановская уже, а не кейнсианская, и вот теперь уже кризисов больше не будет. После чего, естественно, очередной кризис пришел еще быстрее, чем после принятия кейнсианства. Из последнего кризиса 2008-2009-х годов еще не совсем вылезли, но вылезали уже, не упоминая никакую теорию, ни кейнсианскую, ни фридмановскую, ни какую-нибудь более новую, а методом тыка и ляпа со множеством непоследовательных действий. И уже ни про какое «больше кризисов не будет» разговоров нет. Тем более, что колоссальный долг США, да и Европы, накопленный вследствие тушения предыдущего кризиса с помощью печатного станка, свидетельствует и непонятливому, что очередной и несравненно более мощный кризис не за горами.

Казалось бы, выше нарисованной картинки достаточно для признания практической, жизненной важности, если не философии и единого метода обоснования, то, по крайней мере, макроэкономической теории. Но, поскольку существующие макроэкономические теории, создаваемые для разрешения конкретного кризиса, уже на следующем кризисе дают сбой, то отношение к макроэкономической теории в целом у тех, кто реально рулит экономикой, как у дореволюционного крестьянина к иконам: «Годится – молиться, не годится – горшки накрывать». Ну и «правый фланг поставим на левый, а левый – в центр». А уж, что касается философии и какого-то единого метода, это вообще – не для серьезного разговора.

Но моя философия объясняет причины, по которым успешно работавшая какое-то время макроэкономическая теория, начиная с какого-то момента, дает сбой и перестает работать. («Начала новой макроэкономической теории», М., Direct Media, 2013). Причем не только объясняет причины, но и дает инструмент, позволяющий определить, когда эту теорию можно применять, а когда нужно создавать новую.  И инструмент этот, оказывается, тесно связан с единым методом обоснования. Потому что, как я уже упомянул выше, единый метод, и только он, дает нам границы применения научной теории.

А еще я показываю, что на этапе капитализма, близком к начальному, когда рынок был максимально свободным и нерегулируемым, он успешно функционировал без навязывания его участникам норм морали и системы ценностей и даже частично сам стимулировал участников к приверженности нормам морали, близкой к оптимальной. (Если ты постоянно обманываешь партнеров и клиентов, с тобой перестают иметь дело и т. п.). Но чем дальше, тем больше рынок нуждается в регулировании, пусть и чисто экономическими, а не административными методами, и чем больше он регулируем, тем больше нуждается в принятии его участниками норм морали, естественно, оптимальной морали. Мораль становится одним из факторов успешного безкризисного развития экономики. А что такое оптимальная мораль, устанавливает философия, в частности, моя философия.

Правда, последнее время в России и без моей теории оптимальной морали начался откат от неолиберальной морали и системы ценностей и возврат к прежней, лучшей морали и ценностям. Само по себе это можно только приветствовать. Однако, поскольку откат происходит без теории, обосновывающей оптимальную мораль, то неизвестно, где он остановится. Во все прошлые эпохи подобный откат заводил, как правило, в противоположную крайность. Есть и сегодня опасность скатывания к Домострою или партсобраниям, разбирающим супружеские измены. Возможен и быстрый возврат к неолиберальным ценностям и морали, тем более, что они еще достаточно сильны в обществе. Надежный устойчивый результат дает только то, что хорошо обосновано. Отсюда опять мы возвращаемся к единому методу обоснования.

Но не только экономика, но и состояние общества в целом, внешняя и внутренняя политика и т.д., успешность всего этого зависит от правильной постановки мозгов, желания и умения рационально мыслить, утраченного в связи с вышеупомянутым кризисом рационалистического мировоззрения. А выход из этого кризиса, как уже сказано, дает моя философия и единый метод в особенности. Многочисленные примеры влияния состояния современной философии, связанного с кризисом рационалистического мировоззрения, на ситуацию в мире я даю в книге «Глобальный кризис: причины и пути выхода» (LAP –publishing, Саарбрюккен, 2012). Здесь я хочу остановиться только на одном аспекте этого влияния, на влиянии кризиса рационалистического мировоззрения на состояние современной науки, от которого сильно зависит и экономика и многие другие важные параметры общества.

Картину состояния науки сегодня, в частности в России, я рисую в книге «Наука и лженаука» (https://www.sciteclibrary.ru/rus/catalog/pages/13941.html). Здесь дам только один пример. По интернету давно гуляет «ОБРАЩЕНИЕ РОССИЙСКИХ УЧЕНЫХ К МЕЖДУНАРОДНОМУ НАУЧНОМУ СООБЩЕСТВУ», подписанное рядом маститых ученых, включая, например, покойного Сахарова, философов, включая главу российской философии Степина, политиков и общественных деятелей. Обращение поддержано рядом международных научных конференций, общественных организаций, не только российских, посольств некоторых стран, и т.п. Суть обращения неплохо предают такие фразы из него:

«…современные негативные тенденции на планете, хаос в умах, многочисленные трагедии современного мира, в том числе глобальный терроризм, как трагедийный вызов времени, являются следствиями отсутствия в обществе диалога на строго научном, не предвзятом уровне» и «История не оставила человечеству научно обоснованной теории развития общества. Поэтому приоритетом №1 для современной науки следует признать актуальность ее создания в соответствии с научным методом и критериями научной истины: логикой и опытом».

Со всем этим трудно не согласиться.  Действительно, бардак происходит в мире, кровавый бардак,  и трудно углядеть в происходящем рациональный разум. И посему требуется научная теория устойчивого развития и т.п. Смущает только «создание ее в соответствии с научным методом и критериями научной истины: логикой и опытом». Ведь если бы этот метод и критерии научной истины, общепризнанные, существовали, то, надо полагать, и теория была бы создана еще до появления этого обращения, не говоря о том, что и с момента появления обращения прошло уже пара десятков лет с лишним, а воз и ныне там. И вообще, современная философия, включая подписавшего обращение Степина, считает, что наука не обладает единым методом обоснования своих теорий, а посему – и общепризнанным пониманием истины. Степин даже развил и навязал российскому философскому сообществу свою теорию классического, не классического и пост не классического периодов в науке, каждый со своим методом обоснования. При таком подходе надеяться на выработку научно обоснованной истинной теории устойчивого развития общества, с признанием всеми е истинности и обоснованности, не приходится. А значит и дальше будет происходить бесконечное словоблудие представителей общественных наук на эту тему, а мир и дальше будет катиться в пропасть.

Мало того, при таком подходе наука, чем дальше, тем больше теряет свою эффективность, а в сфере общественных наук ее эффективность сегодня равна практически нулю. И еще хуже: в науке в целом, а особенно в сфере общественных наук, наверху засело много бездарностей с раздутыми амбициями, которые никакую настоящую общественную теорию не пропустят, поскольку это может повредить их амбициям. В частности, они всеми силами препятствуют признанию или хотя бы нормальному обсуждению единого метода обоснования и моей философии в целом, потому что единый метод и только он, дает критерии истинности в науке и его признание может высветить подлинную научную цену дутых научных авторитетов.

Александр Воин