Ленин и сифилис

Уже более ста лет историки обсуждают тему «Ленин и сифилис». Одни – преимущественно советские, а потом российские – доказывают, что никакого сифилиса у Ленина не было, а другие – по большей части зарубежные – не менее энергично утверждают обрат­ное. Самa по себе эта деталь не так уж и важна, но история – наука дотошная, так что споры не утихнут до получения по-настоящему убедительных соображений. Увы, я не распола­гаю подобными доводами; однако сегодня я являюсь, возможно, единственным живым человеком, владеющим крохотным «кусочком» информации по данному вопросу, который я и представлю ниже. (До сих пор я не встречал нигде упоминания о том, что собираюсь изложить.)

…В 1944 году, вернувшись в Москву из эвакуации, я поступил в пятый класс 276-ой мужской школы на улице Мархлевского (ныне – это французский лицей имени тов. Александра Дюма, т.е. Дюма-отца, в Милютинском переулке). И там я познакомился и немедленно подружился с одним из моих одноклассников – Юликом Финкельштейном. Юлик был моим лучшим, самым близким другом в течение более 30 лет, пока нас не разлучили политические страсти. Это любопытная, но, так сказать, приватная история, а здесь я хотел бы поведать о другом и потому оставлю наше грустное расставание в стороне.

Юлик жил в старинной – совершенно дореволюционной – квартире на улице Дзержинского, с правой стороны, если идти от центра на север, рядом со Сретенским переул­ком; теперь это – Большая Лубянка, дом 24. Там, где был вход в квартиру Финкельштейнов на втором этаже (первый этаж занимало целиком пошивочное ателье), сейчас помещается «Аптека – Оптика»). Юлик жил с двумя бабушками-сёстрами: баба Женя, или Евгения Исааковна, родная бабушка Юлика – мать его матери, и баба Лёля, или Ольга Исааковна, её чудаковатая младшая сестра. Мать Юлика, Анна Юльевна, была тяжёлой психической больной, совершенно нефункциональной женщиной, что не мешало ей быть высокообразованным (знание трёх языков и европейской культуры 19-го и начала 20-го века) и по своим моральным качествам абсолютно необычайным человеком. Отца же у Юлика не было: просто не было, и всё! Лишь 20 лет спустя я узнал, что он исчез в концлагере вскоре после рождения Юлика, и дед Юлика официально усыновил внука; отсюда фамилия «Финкельштейн» и отчество «Юльевич».

Это была страннейшая семья: в ней никто не работал, все три женщины были на пенсии (а что такое советская пенсия, лучше не вспоминать), но, тем не менее, они не голодали – и даже интенсивно подкармливали нас, т. е. меня, мою маленькую сестру и мою бабушку. (Каковая даже маленькой пенсии не имела – как бывший буржуазный элемент: до революции она владела зубоврачебным кабинетом, благодаря которому она, молодая

вдова, содержала двух несовершеннолетних дочерей.) Видимо, Евгения Исааковна потихоньку продавала семейные драгоценности. Семья Финкельштейнов сыграла колоссальную роль в моём воспитании, да и просто выживании; но это тоже отдельная история…

Покойный муж Евгении Исааковны, Юлий Абрамович Финкельштейн (1876–1937), был знаменитым врачом-венерологом; его книга «Серодиагностика сифилиса» (1911 год, переиздана в 1930-м году) была первым русскоязычным учебником в этой области. Он был директором Экспериментального Института венерологии [??] и заведовал Серологиче­ской комиссией при Наркомздраве СССР. А до революции он был военным венерологом и какой-то большой шишкой по этой части в царской армии, особенно во время Первой мировой войны (в квартире Финкельштейнов висел большой фотопортрет Юлия Абрамовича в офицерской форме, с парадной шашкой и кучей всяких регалий). Похоже, что он процветал – до какой-то степени – и после революции; квартира, которую советская власть сохранила за его вдовой и свояченицей, есть тому очевидное свидетельство.

Однако этот человек ВДРУГ покончил с собой (отравился) в возрасте всего 61 года – в 1937-ом году. На мой недоумённый вопрос «Почему?», задаваемый не один раз, Евгения Исааковна всегда отвечала одно и то же: он начал болеть, появились проблемы с сердцем, а вне работы он себя не мыслил. С другой стороны, Евгения Исааковна рассказывала мне, что её покойный муж был свой человек у советской власти. В частности, в начале 20-х годов ему дважды поручали делать анализы на сифилис для какого-то очень важного лица («Очень, очень важного! Самого важного. Крайне секретно…»), и оба раза, по словам Евгении Исааковны, анализы были отрицательные. Тем не менее, сам факт, что Юлий Абрамович был напрямую причастен к этим анализам (и, скорее всего, к другим, аналогичным) уже делало его «врагом народа»; плюс многие неправильные знакомства – среди коллег и вообще среди интеллигентов, плюс многочисленная родня за границей (варшавские Баксты, т. е. семья знаменитого пианиста Ричарда Бакста, например, были его родственниками), плюс зять в гулаге…

В 1937–1938-ом годах самоубийство было популярным способом уйти от неминуемого ареста и спасти семью. Так, в доме, где я жил (Мархлевского, 20/2), я знал две семьи – Муницы и Штоки, где отцы покончили с собой в 1937–1938 годах именно по этой причине.

Разумеется, всё сказанное выше ничего не доказывает в строгом смысле слова. Тем не менее, это крохотная капля информации указывает во вполне определённом направлении:

1) Зачем делать повторные анализы на сифилис, если его нет и не было?

2) Зачем врачу, проводившему анализы, прибегать к самоубийству во время правительственного террора, если эти анализы не касаются правительственных сфер очень чувстви­тельным образом?

Всё-таки интересно знать, было ли Советское государство создано под руководством полувменяемого нейросифилитика…

P.S. Любопытно отметить следующую параллель, которая, возможно, не так широко известна. Знаменитый, а вернее – пресловутый, советский лингвист Николай Марр, создав­ший совершенно безумное «Новое учение о языке», болел врождённым сифилисом, задолго до смерти полностью лишился разума и умер в 69 лет в лечебнице. Но добрый десяток лет до его заключения в больницу советская лингвистика управлялась безумцем, а ещё лет пятнадцать после – его безграмотными и злобными ставленниками… Были расстреляны видные языковеды – такие как Николай Дурново и Евгений Поливанов, отправ­лены в тюрьму или ссылку тысячи других.  «Судьба по следу шла за нами, как сумас­шедший с бритвою в руке»…

Игорь Мельчук