Легенда №1943

В последнее время наши фильмы о Великой Отечественной войне делаются все менее историчными и все более символичными: “Предстояние”, “Цитадель”, “Белый тигр” – и теперь “Сталинград” Федора Бондарчука.

И второй кряду из них выдвинут на “Оскара”. Это означает, что самая кровавая страница нашей истории все еще самая престижная ее часть.

***

В фильме повествование начинается в наши дни: в Японии, где случилось землетрясение и где наш эмчеэсовец поднимает дух попавшим под завалы немецким туристам рассказами о том, что ему рассказывала мама, пережившая Сталинград. По окончании эпического повествования у спасенных немецких граждан могло создаться впечатление, что русский спасатель был зачат там же, в Сталинграде, непорочным образом. Стало быть, ему уже лет 70 – однако он все еще на государственной службе.

В силу своей испорченности смею предположить, что вопросы о непорочном зачатии рассказчика и о его возрасте возникнут и у членов Американской киноакадемии. Могут у них возникнуть и другие вопросы по части как исторических, так и житейских несуразностей.

Им бы я порекомендовал почитать наших рецензентов, доходчиво объяснивших, что фильм этот больше, чем фильм. Что это сказка, легенда, притча, опера, комикс (в хорошем смысле), байка (тоже в хорошем смысле), наконец, миф, персонажи которого сродни обитателям древнегреческого Олимпа, и судить саму картину, следовательно, надо совсем по другим законам, нежели те, по которым принято мерить реалистические фильмы, снятые на материале войны, – например, картины Алексея Германа. И тогда все сразу станет на место.

В мифах бессмертные боги и смертные герои не имеют возраста и, как правило, не заморачиваются со способами продолжения рода. Там возможны самые невозможные чудеса. Там нет процессов. Там сплошные эксцессы. Там нет эволюции. Там жизнь – перманентная революция. Там миром правят Рок и Случай – на пару.

У Михалкова в двух его последних фильмах оба эти сверхъестественных персонажа только тем и занимаются, что сводят и разводят земных героев. По воле рока санитарка Надя не подрывается на мине, проплавав на ней всю ночь. Случай помог штрафникам, вооруженным древками от сельскохозяйственных орудий, взять штурмом неприступную крепость.

У Бондарчука солдаты, объятые огнем, пылающими факелами устремляются в атаку. По жизни все это выглядит хотя и впечатляюще, но неправдоподобно. А с высоты мифа – вполне приемлемо и, главное, обоснованно.

Сами авторы ничего не обосновывают. Зато рецензенты не лезут в карман за аргументами. Они говорят, что “Сталинград” – сочинение не про Отечественную войну 1941—1945 годов а вообще про Войну. Не про лютых врагов, а про достойных соперников. Про Гекторов и Ахиллесов, про Елену Прекрасную, из-за которой началась Троянская война. В фильме их, кстати, целых две.

– Да, но вот название картины: оно вроде бы конкретизирует то, что происходит на экране, и намертво привязывает киношное действо к реальному городу на Волге и к историческому событию, с ним связанному?

– Нет, – возражают критики, – слово “Сталинград” уже давно отделилось от своего изначального смысла. Оно во всем мире, для всех людей стало убедительной метафорой чудовищной человеческой мясорубки и запредельного человеческого стоицизма. Так вот, в этом адском аду, нашлось место для человечности, нежности, любви и… непорочности.

– Ну хорошо, скажут простодушные киноакадемики, – а война, если она не вполне Троянская, и не за Родину, и не за Сталина, то во имя чего?

Резонный вопрос. Но на него есть благородный, гуманистический ответ тех же критиков: во имя Любви. И тому как бы есть и подтверждение в сюжете картины. Обе стороны перед решающей смертельной схваткой прячут своих любимых женщин – самое драгоценное, что у них есть, – в единственном безопасном месте. Та из женщин, что вышла на минутку из укрытия, погибла. Та, что отсиделась, выжила и смогла рассказать своему сыну историю, которая и дошла до нас, зрителей, в его изложении.

Есть и более пафосный ответ, которого, кажется придерживаются и авторы фильма: он про Войну с Войной во имя мирного Мира.

Тут, правда, есть одно серьезное возражение, схоронившееся внутри фильма: уж больно сама война на экране, благодаря компьютерным фокусам, эффектна, динамична и живописна. Не чета той войне, что мы видели в фильмах Германа. Скорее чета тем стрелялкам, что нам демонстрирует индустрия компьютерных игр.

***

Замысел режиссера – подняться на мифологическую высоту, с которой можно было бы обозреть былые бедствия и страдания, – кажется уместным и даже увлекательным. Вообще надо сказать, что все хорошие фильмы про войну на самом деле не про войну, а про что-то другое. Война надобна художнику как своего рода оптический прибор, посредством которого можно до дна разглядеть душу человека и собственно мир со всеми его тайнами, кризисами и тупиками.

Видимо, режиссер всерьез намеревался заглянуть за горизонт исторического события. Видимо, его влекла космическая даль. Да только дается эта высота не просто. Во всяком случае не аудиовидеотехнологией единой. Метафору нельзя привнести в художественную реальность со стороны. Она должна прорасти из предельно сгущенной житейской реальности.

У Бондарчука был, можно сказать, перед глазами пример ее выращивания – это сталинградские эпизоды в романе Гроссмана “Жизнь и судьба”.

…Коммунист с дореволюционным стажем Крымов — зек в лубянском подвале. Ученый-физик Штрум – у себя дома, в тепле, в семье, среди друзей и коллег. Но обоих ломают и унижают. Одного – физически. Другого – морально. Обоих вынуждают подписать лживые бумаги, расписаться в предательстве по отношению к себе. У каждого из них за спиной оказалась своя проигранная битва за Сталинград. А вообще народ ее выиграл и победу подарил Сталину и его режиму.

Бондарчук толкует по-другому. Его герои подарили победу Миру во всем Мире. Метафора сама по себе многозначительна, но в фильме она худосочна. Действующие на экране лица невыразительны, едва отличимы друг от друга.

…Между прочим, если что было обаятельно в советских военных фильмах, так это живописная характерность героев. На характерности характеров держались сюжеты тех фильмов: и “Звезды”, и “Двух бойцов”, и “Живых и мертвых”… И на органичной характерности характерных актеров: Николая Крючкова, Бориса Андреева, Анатолия Папанова.

От этой земной конкретики наш кинематограф ушел, а на космические обобщения не тянет, как ни старается.

Вот уже Федор Бондарчук, может быть, и нечаянно обмолвился в беседе с Ксенией Собчак о своей прекрасной творческой форме, о желании стать первым номером в мировой кинематографии.

***

Понятно, что оценка картины в рекламной кампании беспримерно завышена, что делается все, чтобы придать ей значение очередной “духовной скрепы” в статусе флагмана отечественного кинематографа.

Еще вчера флагманом считалась мифологическая “Легенда №17”. Еще вчера ее двигали на “Оскара”. Сегодня в спешном порядке выдвинули “великий фильм о великой войне” в надежде на победу в чемпионате мира по киноискусству.

Юрий Богомолов
grani.ru

.
.
.