Лански

Думается мне, самый живучий из популярных легендарных персонажей в Америке все же не ковбой, а гангстер. Однако, как ни удивительно, в «Оксфордском словаре английского языка» 1961 года издания существительное «гангстер» отсутствует: после «гангсмена» (портового грузчика) идет сразу «гангтайд» (три дня между Пасхой и Вознесением). Эрик Партридж в «Истоках» относит это слово к древнеанглийскому «гангсвег», что значит «исчезновение», уход, а потом вдруг увязает в дебрях аббревиатур. В конце концов я отыскал гангстера в приложении к «Оксфордскому…» за 1972 год, в томе от А до Е. Считается, что впервые данное слово было употреблено в 1896 году в «Ивнинг диспатч» в Колумбусе, Огайо: «Этот гангстер может сколько угодно фокусничать с ящиком для бюллетеней, но в один прекрасный день этот последний с ним поквитается: возьмет да и отправит пинком в сточную канаву». До 1925 года, утверждает «Словарь американского сленга», слово «гангстер» служило для обозначения не преступника, а политика.

В реальной жизни я с гангстерами почти не сталкивался. В 1934 году в нашем еврейском районе в Монреале случились гангстерские разборки: Макса Фейгенбаума по прозвищу Король Севера застрелили у его дома 4510 по Эспланаде, — но следующей расправы с еврейским бандитом пришлось ждать еще двенадцать лет, когда настал черед «лощеного франта» Гарри Дэвиса — поговаривали, что он был пособником Пинхаса Брехера из бруклинской «Корпорации “Убийство”» , как прозвали ее с подачи Гарри Фини из «Нью-Йорк уорлд телеграм».

В общем, подобно большинству людей моего поколения, в вопросах гангстерского этикета я был вынужден полагаться на киногероев — например, на Пола Муни из «Лица со шрамом» . В основном, доверие вызывали у меня актеры «Уорнер бразерс» из знаменитой обоймы тридцатых-сороковых годов: Эдвард Г. Робинсон, тянущийся к револьверу в «Маленьком Цезаре», Джон Гарфилд, Хамфри Богарт в роли Сэма Спейда и, конечно, Петер Лорре и Сидни Гринстрит. А какие завидные подружки и спутницы перепадали этим головорезам: Мэри Астор, Ида Лупино, Клер Тревор, Джоан Блонделл, Энн Шеридан, Барбара Стэнвик! Но главное, в те дни играл несравненный Джеймс Кэгни — помните, как выразительно его герой передергивал плечами?

В «Ангелах с грязными лицами» Кэгни незабываем. Бездельник и убийца, он тем не менее герой в глазах неприкаянных трущобных херувимов с сияющими юными личиками — их играют Лео Горси и «Ребята из тупика»: Бим, Ханки, Пэтси и Краб. Такое положение дел не может не огорчать Пэта O’Брайена, друга детства Кэгни, который стал священником и служит в этом квартале. Когда Кэгни логичным образом заканчивает свой путь на электрическом стуле, его юные почитатели не сомневаются в том, что он твердой поступью «пройдет последнюю милю» и умрет величаво, как герой. Но тут вмешивается O’Брайен. И по его просьбе Кэгни прикидывается жалким трусом, которого тянут к стулу, а он пищит и отчаянно вырывается. К счастью, это самопожертвование (самое благородное со времен Сидни Картона, сложившего голову на плахе в «Повести о двух городах») спасло Бима, Ханки, Пэтси и Краба. Отшатнувшись от гангстерской романтики, они выросли и, скорее всего, стали специалистами по спекулятивным облигациям или оборонными подрядчиками Пентагона, а может, основали ссудо-сберегательные ассоциации.

Сейчас на смену прославленной «Уорнер бразерс» пришло второе поколение гангстерских фильмов, которые расплодились после огромного успеха первых серий «Крестного отца». Дастин Хоффман сыграл Голландца Шульца в «Билли Батгейте», а Психа Сигеля на экране воплотил Уоррен Битти. О гангстерском образе жизни мы по-прежнему узнаем из фильмов, и было занятно прочесть в увлекательной биографии Роберта Лейси «Маленький человек: Мейер Лански и гангстерский мир», что и сами гангстеры обращались к Голливуду за подсказками насчет стиля и выправки. «Сезон 1946-го в “Колониал инн” ознаменовался серией сюрпризов. Кинозвезда Джордж Рафт прибыл во [Флориду], чтобы пообщаться с Бенни [Психом] Сигелем и прочей компанией, и [агент по рекламе] рассчитывал, что актер почерпнет у прототипов своих героев-гангстеров много нового. В действительности вышло наоборот. Это гангстеры пытались перенять у Рафта буквально все: выспрашивали имя его портного и обувщика, который шьет его элегантные туфли ручной работы».

В очаровательной сцене, представленной на завершающих страницах этой на редкость добросовестной биографии, мистер Лейси живописует, как однажды, в 1981 году, Мейер Лански, которому на тот момент исполнилось семьдесят девять, в компании двух десятков уцелевших дружков уселся перед телевизором у себя в Майами, чтобы посмотреть начало «Гангстерских хроник» — мини-сериала Эн-би-си о жизни Счастливчика Лучано, Психа Сигеля и Мейера Лански. Винсент Ало, он же Джимми Синеглазка, огорчился, увидев на экране Сигеля — при пулемете, во главе автоколонны с контрабандной выпивкой из Канады. —Еврейский мальчик, — сказал он, — за баранку грузовика сам не садится, когда занимается такими делами.

Другой из их компании в тот вечер — Бенни Сигельбаум — хотел подать в суд на Эн-би-си за то, что они изобразили Психа Сигеля тупым и жестоким отморозком.

— А за что тут подавать в суд? — спросил Лански. — В жизни он был еще хуже.

Женщины были в восторге от красавца актера, игравшего Лучано, который в годы своего расцвета пытался создать общенациональную сеть организованной проституции: «Как Эй-энд-Пи».

Лански не шибко верил в так называемое Общество почета.

— Уж такие они почтенные, — сказал он как-то раз, — что в мафии никто никому не доверяет.

Случалось, он выдавал убойные реплики.

— Если даже Сократ с Платоном затруднялись дать определение морали, — сказал он однажды, вспоминая о тех днях, когда во времена правления Батисты владел на Кубе роскошнейшим казино, — как могут люди вот так запросто приходить и заявлять, что игорный бизнес аморален?

В другой раз, в разговоре с Фрэнком Костелло, выразившим опасение, что всех игроков принимают за гангстеров и бандитов, Лански его успокоил:

— Да не переживай ты. Так всегда бывает. Посмотри на Асторов и Вандербильтов, на всю эту элитную публику. Они были завзятыми ворюгами — а теперь вон куда вознеслись! Это просто вопрос времени.

В одной из многочисленных — и неожиданно забавных — историй, рассыпанных по тексту «Маленького человека», мистер Лейси рассказывает, что когда фэбээровцы в 1962 году поставили «жучка» в номере Лански в нью-йоркском отеле «Волни», ничего криминального им подслушать не удалось. Зато они изучили вкусы своего подопечного: маца, сардины, сладкое желе, ирландское рагу, ветчина, а на закуску некий исторический труд, учебник по грамматике и сборник цитат французских мыслителей. Телетайп фэбээровцев зафиксировал слова Лански: «Это то, что нужно необразованному человеку, чтобы не запутаться».

Еще чуткие ищейки из ФБР на долгие годы запомнили pensées Лански: «Бывают люди, которым не дано стать хорошими. В каждом человеке есть четверть добра. Остальные три четверти — зло. Нелегкая это битва, трое на одного».

Биография мистера Лейси одновременно и развенчивает, и подтверждает различные мифы о гангстерах. Лански никогда не говорил об организованной преступности: «Мы крупнее, чем сталелитейная промышленность США» — эту фразу ему в 1967 году приписал журнал «Лайф». Так что Хайман Рот, его альтер эго во второй части «Крестного отца», был не прав.

Однако мне приятно сообщить, что по крайней мере у некоторых воров имелось представление о честности. Гангстеры охотно заключали сделки с Лански, так как он не жадничал и не подставлял партнеров. Он гордился тем, что и во Флориде, и на Кубе завзятые игроки без опаски играли за его столами.

— Любой, кто приходил в мое казино, — говаривал Лански, — знал, что если он и проиграл, то не потому, что его надули.

Псих Сигель и Джо Адонис, подельники Лански в сороковых годах, гордились сотрудничеством с таким интеллектуалом.

— Мейер-то! — сказал однажды кто-то из них. — Прикинь? Член клуба книжных новинок месяца!

На склоне лет Лански стал завидовать знаменитым винокурам, в особенности Сэму Бронфману и Луису Розенсталю с его «Шенли», заложившим семейное богатство на прочном фундаменте бутлегерства. Некогда, во времена «сухого закона», они снабжали его запретным пойлом, а ныне превратились в респектабельных бизнесменов. Сам же мистер Лански отнюдь не был финансовым гением. Он терял деньги почти на всех своих легальных авантюрах и не избавился вовремя от акций нефтяных месторождений. И когда этот человек, которого называли «председателем правления преступного мира» и которому одно время приписывали капитал в 300 миллионов долларов, умер, его жене и детям досталось меньше миллиона на четверых, как уверяет мистер Лейси на основании «источников, заслуживающих максимального доверия».

Когда Фидель Кастро отобрал у Лански шикарный отель «Ривьера» в Гаване, маленький человек прогорел приблизительно на девять миллионов долларов.

— Не ждите большого наследства, — предупредил дядя Джейк свою племянницу и двух племянников, младший из которых окончил Вест-Пойнт. — Если вашего папашу сегодня подстрелят, он банкрот».

Поразительно, но в алфавитном указателе превосходной, хотя и, на мой взгляд, чересчур привередливой книги Ирвинга Хоу «Мир наших отцов» Мейера Лански нет, равно как нет ни единого упоминания о Малыше Твисте, Большом Джеке Зелиге, Кровавом Цыгане, Квелом Бенни, Штукаре Гордоне, Психе Сигеле, Голландце Шульце, Филиппе Коволике по прозвищу Клёцка, Маленьком Хайми Хольце и других громилах из Ист-Энда, шайке бандитов с самыми цветистыми именами со времен «Ньюгейтского вестника». Не в укор мистеру Хоу будет сказано, но историю еврейского наследия в Америке должен был бы вершить писатель уровня Исаака Бабеля.

В его отсутствие и ввиду нежелания мистера Хоу «позорить» нас перед соседями-гоями, мне пришлось довольствоваться «Взлетом и падением еврейского гангстерства в Америке» Альберта Фрида, а также другими трудами, стиль которых зачастую вызывает не преду¬смотренные автором приступы веселья. Взять хотя бы сочинение Марка Стюарта «Гангстер № 2: Долговязый Цвильман, родоначальник организованной преступности» с приснопамятным описанием закулисной встречи главного героя с юной Джин Харлоу: «Ее большие соски, казалось, протыкали насквозь дешевую ткань [ее полупрозрачного наряда], словно тщась вдохнуть глоток свежего воздуха».

Мейер Лански появился на свет под именем Мейер Сухомлянский, и произошло это приблизительно в 1902 году в Гродно, на границе России и Польши. В городе проживало сорок тысяч душ, семьдесят процентов населения составляли евреи, и до 1911 года, когда он с родными вслед за отцом уехал в Бруклин, он посещал хедер — еврейскую школу. В 1914 году семейство Лански переселилось на Гранд-стрит в Манхэттене, и Мейер пошел в школу «Эдьюкейшнл альянс». В то время там учились будущий основатель Эн-би-си Дэвид Сарнофф, Эдди Кантор, Жан Пирс, раввин Гилель Силвер и Луис Дж. Лефковиц, впоследствии занявший пост генерального прокурора штата Нью-Йорк.

Знакомство с Психом Сигелем и Сальваторе Луканией, он же Счастливчик Лучано, Лански свел еще в детстве. А уже юношей, встав на преступный путь, он повстречался с легендарным Арнольдом Ротштейном по прозвищу Мозг, который был для ганстеров-неофитов вроде духовного наставника. В число его воспитанников, помимо Лански, входили Лучано, Джек Даймонд по прозвищу Ноги, Голландец Шульц, Долговязый Цвильман и Франческо Кастилья, позже ставший Фрэнком Костелло.

Во время ежедневных встреч со своими пособниками в кошерном ресторане Ратнера на Дэланси-стрит Лански курил одну сигарету за другой и выпивал бессчетное количество чашек кофе. Вскоре он со своей первой женой поселился в «Маджестике», том же жилом комплексе в Верхнем Вест-Сайде, что и Уолтер Уинчелл. В разгар тридцатых годов он перебрался от Ратнера в «Норз-грилль» при «Уолдорф-Астории», где снимали апартаменты Лучано и Сигель.

Начав с нескольких казино в Саратога-Спрингз, штат Нью-Йорк, он в два счета открыл игорные заведения повсюду, от Флориды и Лас-Вегаса до Гаваны. Его пытался упечь за решетку Томас Дьюи, а потом, с тем же успехом, Эстес Кефовер. Каждый раз, как Лански удавалось вывернуться из лап прокуроров, слава его росла. Лански оставался недосягаемым. Но когда он состарился и захворал, его депортировали из Израиля, и это несмотря на то, что во время Войны за независимость он открыто помогал Израилю деньгами и оружием. С другой стороны, Лански сподобился увидеть, как последний из его предполагаемых обвинителей, генеральный прокурор США Джон Н. Митчелл, угодил за решетку. Это, должно быть, порадовало семидесятипятилетнего старика, который каждый день прогуливался с собакой по Коллинз-авеню в Майами, то останавливаясь возле «Вулфи» поболтать со старыми дружками, то заглядывая в кафе при гостинице «Сингапур». По словам агента ФРБ в Майами, «он хвалился, что перепьет всех нас и хохотал при этом так, что того и гляди отдаст концы».

Под конец жизни этот бывший пособник профессио¬нальных убийц чувствовал бы себя вполне в своей тарелке на съезде республиканцев. Его внук вспоминал, как однажды на Саус-Бич Лански увидел грязного, обросшего автостопщика.

— Дедуля опустил окно, — рассказывал Мейер-2, — и крикнул: «Подстригись да помойся, тогда, может, я тебя и подвезу».

В середине семидесятых, пишет мистер Лейси, когда былое богатство и могущество канули в прошлое, Лански «не брезговал получать пенсионное пособие. Как член Американской ассоциации пенсионеров он получал ежемесячник “Модерн мэтьюрити” — с рецептами полезных блюд из отрубей, рекламой книг с крупным шрифтом и скидками в сети гостиниц “Холидей инн”».

Мейер Лански умер от рака в Майами, в госпитале «Маунт Синай», 15 января 1983 года. Последние слова, которые сумела разобрать его вторая жена Тедди, были: «Отпусти меня! Отпусти!»

 Мордехай РИХЛЕР

 Перевод с английского Олеси Качановой