Крымский референдум: геополитические последствия

Референдум в Крыму 16 марта 2014 года принес существенные изменения в конфигурацию постсоветского пространства. Об этом событии сегодня говорят с разной тональностью. В России это событие воспринимается многими, как значительный внешнеполитический успех. Уже обсуждается возможность для введения нового национального праздника – Дня объединения. На Западе волеизъявление в Крыму рассматривают, как нелегальный шаг, «имперскую технологию» России по расширению своего влияния на постсоветском пространстве.

Как бы то ни было, а впервые после 1991 года территории бывших союзных республик меняют свою «прописку». До голосования 16 марта нынешнего года не было аналогичных прецедентов. Абхазия и Южная Осетия сохранили статус частично признанных образований. Их субъектность была признана Россией, а также некоторыми государствами Латинской Америки и Океании. В случае с Крымом речь идет о вхождении территории Украины (к тому же ранее признанной в таком качестве РФ) в состав другого государства. Если же говорить о Нагорном Карабахе и Приднестровье, то их независимость пока что никем не признана. Таким образом, крымский казус рождает новый прецедент. Но можно ли говорить о том, что значение крымского референдума этим и ограничивается?

Думается, его значение выходи далеко за пределы региональной политики и безопасности Черноморского региона. Во-первых, кризис на Украине и в Крыму показал дефицит международного арбитража кризисных проблем региональной политики бывших республик СССР. Впрочем, и Евразией эта проблема не ограничивается. Как пелось в известной песне Владимира Высоцкого, «только горю не помочь, нет теперь закона». Система международных отношений и мирового права, сформированная решениями 1945 года (Ялта и Потсдам) более не действуют. Ведущие центры силы (СЩА, Россия) апеллируют к международному праву. Однако данные апелляции ориентированы в большей степени не на право, а на политическую целесообразность. Западный мир апеллирует к казусам Косово, Южного Судана, Восточного Тимора, а Россия к ситуации в Крыму. Но нет консенсуса между ними. Каждый пытается доказать свою правоту, но при этом критериев признания новых государств и необходимости сохранения территориальной целостности нет. В итоге, каждая сторона делает то, что ей выгодно. Политика вытесняет право. И дает возможности для использования не то, что «двойных», а многообразных стандартов. Данная проблема не разрешима без диалога России и Запада. Вопрос только в том, кто и как проведет такой диалог, а также возьмет на себя ответственность за реализацию достигнутых договоренностей. Увы, но «игра с нулевой суммой» остается доминирующим подходом в постсоветской политике и Москвы, и Вашингтона.

Во-вторых, фактически 17 марта 2014 года Евразия в ее беловежском издании перестала существовать. Из 14 статей Беловежского Соглашения (декабрь 1991 года) особую важность имела статья 5, в которой три подписанта (два из которых Украина и Россия) выразили готовность признавать и уважать «территориальную целостность друг друга и неприкосновенность существующих границ в рамках содружества».

Конечно, этот принцип был нарушен Арменией и Азербайджаном в годы нагорно-карабахского конфликта и в августе 2008 года в результате «пятидневной войны» России и Грузии. Однако есть два нюанса. Две закавказские республики не «хоронили» СССР и не учреждали СНГ, а Грузия вступила в Содружество позже остальных 11 его членов и покинула его в течение 2008-2009 гг. При этом долгие годы российско-грузинские отношения (как минимум, с введения виз в 2000 году) рассматривались в качестве, скорее исключения из правил. Но сегодня трудно говорить о том, что речь идет об исключении. Слишком велика была (и остается) роль России и Украины в Евразии. И противоречия между этими двумя странами (которые в ближайшем времени не кажутся разрещимыми) кладут конец существованию СНГ.

Начинается новый этап постсоветской интеграции. И каким он в итоге станет, трудно сказать. Казахстан наверняка не будет чувствовать себя комфортно. Имея 7 тысяч километров общей границы с РФ (это больше, чем американо-мексиканская граница), у Астаны остаются сомнения относительно будущих планов Москвы, хотя российское руководство никаких идей относительно приращения новых границ не имеет. Скорее всего, в евразийской интеграции будет взята пауза, как и в процессах расширения НАТО на Восток за счет республик бывшего СССР. И далеко не факт, что интеграция не уступит место национальному эгоизму, как демиургу действительности.