В средние века мужчины в здешних краях были наперечет. Это было связано с близостью моря и, соответственно, основными мужскими профессиями, предполагающими долгую разлуку. Что отражает памятник в центре Брюгге.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Получалось, что местные дамы в большинстве своем изначально обрекались или на безбрачие, или на многомесячное ожидание мужа. Одинокие или вдовы, оставшиеся без кормильцев – моряков, рыбаков, воинов, – нередко создавали общины, напоминавшие монастырские, или уходили в монастыри.
Они ухаживали за больными и до седых волос воспитывали детей и внуков. Чужих. И собственных. Правда, чтобы создать видимость благочестия, не позволялось оставлять в монастыре на ночь внука, которому едва минуло четыре года. Почему-то считалось, что мальчуган столь нежного возраста вполне способен совратить монашенку старше себя, как минимум, вчетверо.
На самом деле монастырские нравы были не столь суровы и сводились к формуле «Повсюду и до десяти». Что означало: все, что угодно, но только не в монастыре, который в десять вечера запирался на замок. Ключ от него хранился у настоятельниц, которых давным-давно не волновали зазывные взгляды заезжих коренастых бородачей, пропахших сельдью и порохом, которые подплывали на баркасах к монастырским стенам.
После кратких романтических свиданий с благосклонными прихожанками, заканчивающихся, как водится, рождением ребенка, наступала счастливая пора материнства. Вот тут-то, покачивая ногой колыбельку, новоиспеченная мамочка коротала вечера за кружевоплетением. Вкладывая в это занятие всю свою нерастраченную любовь.
Брюгге обретал славу родоначальника кружевоплетения на территории, которая ныне именуется Западной Фландрией во Фламандском регионе. Часть мастеров, выучившихся в Брюгге и перебравшиеся затем в Брюссель и другие города современной Бельгии, становились основателями школ по изготовлению знаменитых брабантских кружев. Элегантные воротники и окантовки скатертей от мастериц из Брюгге, высоко ценились на мировом рынке в течение многих веков. Портрет представителя высшего света, выставленный в одном из залов замка в Марксбурге, что на Рейне, ярко свидетельствует, что здесь, в сотнях километров от Брюгге, тоже славились шедевры брюггских рукодельниц.
Изящные творения упомянуты в гумилевской балладе «Капитаны», любой из которых отважен в бою …
… Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так, что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.
Рассматривая герб Бельгии, невольно обращаешь внимание на такой геральдический элемент, как цепь с орденом Леопольда. Они не просто выполнены с ажурным изяществом, но и сохранили два главных цвета (желтый и черный) провинции Брабант, в честь которой и названы знаменитые кружева.
И пена-то кружевная!
Под стать мастерицам кружевоплетения – мастера пивоварения Брюгге. Да-да, по одной из версий, это, казалось бы, чисто мужское занятие, обязано своим появлением монашенкам. Пристрастие к пиву объяснялось просто: с ним было проще соблюдать пост.
Говорят, что Маргарита Константинопольская, основавшая в 1244 году действующую по сию пору построенную обитель бегинок, мало того что была графиней Фландрии, а заодно выдающейся кружевницей, вообще слыла универсальным специалистом. Постоялицы обители под ее руководством не только молились. Нередко на берегу каналов у монастырских стен видели их, стирающих шерсть, готовя ее для производства сукон, лучших в тогдашней Европе.
Бегинки же слыли мастерами пивоварения. Нынче любой гурман с удовольствием посетит легендарную брюггскую пивоварню-ресторан-музей Huisbrouwerij De Halve Maan с не менее легендарным пивом Straffe Hendrik, известное в Европе еще с 1546 года. Но даже он не сразу сообразит: славу пивоварни создавали и бегинки. А самый наблюдательный из пивоманов, случается, отметит после второй-третьей кружки: «А пена-то какая! Кружева да и только! Кажется, сотворили это чудо умелые руки». И даже не заподозрит, насколько он будет близок к истине.
Кружевные занавески подобны парусам, благодаря которым плывут из столетия в столетия аккуратные, прозванные пряничными, кварталы Брюгге.
Но есть и не менее почтенные жители города. Место их обитания – озеро Любви, названное так в память о двух влюбленных. Некогда, как гласит предание, они, не получив родительского благословения на брак, с горя утопились, взявшись за руки. Такой вот бельгийский вариант юных итальянцев Ромео и Джульетты, ставших героями известной трагедии британца Шекспира.
Примечательно, что трагедийный вариант имеется в другом ганзейском городе – Гамбурге, для которого лебеди несколько веков назад стали достопримечательностью на специально отведенным им озере. И он даже покруче, чем в Брюгге.
Эта история попала в заголовки газет совсем недавно, в 2004 году. Один из здешних лебедей влюбился в лебедушку. Казалось бы, дело житейское. Не скажите. Лебедушка была не всамделишная, а нарисованная. На борту педальной лодки. Однажды, когда суденышко отчалило от причала, оно было неожиданно атаковано лебедем. Тот отчаянно пытался пресечь ее продвижение по воде и в подтверждение упрямо долбил клювом пластиковый борт. На его глазах уводили предмет обожания, который журналисты нарекли Swanee. А страстный влюбленный продолжал дербанить пластик и поворотом шеи показывал на прибрежный тростник: дескать, смотри, милая, я уже и гнездо для наших будущих детенышей сложил. Он преследовал лодку со своей «суженой», не давая никому даже близко подплыть к милому сердцу облику лебедушки. Ну что было делать владельцу лодки? По одной байке, он перегнал ее на другой водоем, где лебеди не водятся. По другой – вынужден был закрасить изображение Swanee на борту.
Между гамбургским и брюггским лебедем огромная разница. Она объясняется двумя градусами широты. Гамбург ближе к Северному полюсу. Что означает примерно ту же разницу в температурах, особенно заметную зимой.
По этой причине наступление ноябрьского похолодания в Гамбурге все 120 лебедей лодками передислоцируются на другой водоем, незамерзающий. А брюггский, благо температуры позволяют, плавает по всем городским каналам.
Поскольку каналы прорезают город вдоль и поперек, став дополнением к дорогам на суше, правильно сказать, что лебедь – повсюду. Иногда умудряется даже взлететь на фасад дома и вдруг застыть там – на века.
В центре Брюгге расположен необычный памятник, героем которого также является эта очаровательная птица. Превратившись в лебедя, Зевс соблазняет Леду в повозке, к которой прикован Прометей – это кучер, погоняющий Пегаса. Такова современная интерпретация античного мифа.
Еще одна бельгийская легенда, которой также немало веков, посвященная лебедям. Эти красивые птицы получили право постоянного обитания в 1488 году. Поскольку паспортов у них нет, и отметку о бессрочном проживанииu ставить было некуда, аналогом удостоверения личности стал клюв. Здесь, как утверждают знатоки (или те, кто себя таковыми считает), стоят две метки: заглавная буква «B» (Брюгге) и дата рождения особи.
Историю появления лебедей эксперты связывают с Максимиллианом Первым, который благодаря удачной женитьбе на Марии Бургундской усилил власть Габсбургов. Своих внуков он женил на королевских наследницах Богемии и Венгрии и обеспечил себе свободу на, говоря кремлевским языком, аннексию территорий соседних стран.
Но это было позже. А до того в его жизни был арест. Он провел почти три месяца в брюггской тюрьме, где его пытались устрашить. Некоторых его сторонников казнили на Рыночной площади, у него на глазах. В числе прочих был казнен граф Хальс, в фамильном гербе которого – изображение лебедя. Якобы в память о верном соратнике Максимиллиан Первый, став императором, потребовал, чтобы лебедь стал составной частью местной экологической среды. К слову сказать, заботами обитателей Брюгге лебеди не улетели отсюда и во время Второй мировой войны.
Почувствуйте разницу: брюггский лебедь – память о верности и любви, гамбургский лебедь – символ независимости и свободы. Если на брюггского лебедя можно исторгать не только восхищения, но и, случается, чертыхания за то, что тот опасно рулит прямо на туристический кораблик, то по поводу гамбургского такое просто невозможно. Поношение лебедя было запрещено законом еще в 1664 году: коли вы бесславите лебедя, вы, стало быть, оскорбляете город Гамбург. В Брюгге никогда не думали о правовой защите лебедей, это само собой подразумевалось.
Любуясь любым лебединым семейством на севере Европы, понимаешь, что они – далекое, но прямое колено тех, кто впервые, сложив кружевные перья, проплыл тут пять или десять веков назад…
Кружевницы, которым покровительствовала Святая Анна, строго хранили свои хитрости. Например, прясть льняную нить следовало в подвале, который дышал сыростью: самая тонкая нить возникала лишь благодаря влажным волокнам льна. Условие получения ультратонкой нити фламандцы оберегали, как главный секрет.
Для плетения фантастической красоты узоров нужны были изящные девичьи пальцы, каковыми обладали девочки. Их, детей из бедных семей, монахини ордена Сестер Пресвятой Девы Марии обучали мастерству. Порой сюжет для очередного узора не приходилось придумывать – им становилась соседка по цеху.
Ремесло должно было помочь тинейджеркам Средневековья найти хоть какой-то заработок и спастись от грехопадения. Спасение происходило не всегда. Но в любом случае, чистосердечно покаявшись, а следом столь же искренне и проворно управляя коклюшками, можно было попытаться более не думать о сладком грехе и трудиться, спасаясь от нищеты. Самое малое количество коклюшек, с помощью которых можно создать кружевной рисунок, – 12. Но случались шедевры, для которых понадобилось 500, а то и 700 коклюшек. Сегодня брюггский стандарт 50–60.
Уследить за тьмой веретенец было непросто, но зато, за несколько лет основательно освоив технику, можно было добиться успехов, а с ними и статуса. Уникальная красота кружева делала его творительницу знаменитой на весь город. А это что-то да значило, если учесть, что первые выдающиеся кружева как таковые появились в Брюгге, и именно этот город стал мировой столицей кружевного ремесла.
Фламандское кружево украшало грудь, шею, руки выдающих особ, среди которых преобладали европейские монархи, богатые дворяне, жены персидских шейхов. Оно имеет множество разновидностей, отличающихся приемами и сюжетным орнаментом кружева. Самый дорогой вид фламандского кружева – брюссельское – ввозилось в Англию 18-го века контрабандой и потому называлось англетер. И сейчас, спустя сотни лет, стоимость фламандского кружева ручной работы не стала доступнее, а вот мастерицы – они неизменно следуют традициям, то и дело приумножая сокровищницу дизайна.
В Брюгге даже старейшая лечебница в Европе (основана в начале XII века) – госпиталь Святого Иоанна – воспринимается как храм. В известной степени так и есть. Храм искусства. Символическое и причудливое переплетение статусов. Место, где три века подряд заботились о больных паломниках и путешественниках, ухаживали за умирающими и помогали им уйти достойно, стало местом хранения коллекции изысканных работ Ганса Мемлинга, одного из ведущих художников Брюгге XV века. Тело и душа – они едины.
Примечательно, что простой люд уходил из жизни, взирая на чудесные полотна, доступа к которым у них и быть не могло. Шедевры в госпитале Святого Иоанна, возможно, как-то примиряли умирающих с мыслью о неизбежном, о том, что адские муки в земной жизни способны смениться райским блаженством.
Брюгге в 1600-х породил новую моду – стоячий на каркасе кружевной воротник, напоминавший веер. По легенде, первой опробовала изыск Мария Стюарт, поэтому он и стал именоваться воротник Медичи.
За нею последовали дамы высшего света. Факт присутствия кружев, окаймляющих шею не только под подбородком, стал показателем статуса даже если пальцы не были привычно унизаны перстнями.
Ну а теперь взглянем на город, самый большой из самых маленьких городов Европы, как называли его в Ганзейском союзе…
Полюбуемся этой нескончаемой цепочкой зданий, словно охраняющих главные магистрали – каналы. Крыши строений над ними – тот же стоячий воротник, не правда ли?.. Причем, территориально практически неизменный со времен Средневековья, когда Брюгге стал средоточием торговой жизни к северу от Альп.
Золотой век Брюгге, который длился гораздо более столетия, ведет отсчет с битвы Золотых шпор (1302), причиной которой был конфликт между ремесленниками и купечеством города. Город быстро наверстывал упущенное – в том числе обретая славу кружевной столицы континента. Отсюда в замки европейских монархов морем и посуху доставлялись фламандские кружева.
Посетившая Брюгге в XIV веке испанская королева, заметила, что там не одну ее можно было назвать королевой, настолько изящными и богатыми благодаря кружевам были наряды местных красавиц.
Впрочем, не отставали в этом смысле и мужчины. Убедитесь в этом, разглядывая картину из местного музея Грунинге «Портрет семьи Брюгге», Якоб ван Ост Старший,1645.
В Европе, как уже говорилось, эти изделия были известны как «фламандские кружева», мода на них не менялась до XVII века. Назначение этой воздушной пены, которая обнимает воротники и манжеты, на наш современный взгляд, абсурдно: оберегать… одежду (то есть иные виды тканей) от прежневременного старения.
В этом аспекте жены обитавших в Брюгге послов 24 (!) государств были в выигрыше: изделия фламандских мастериц были у них буквально под боком. Для этого не надо было даже отправляться на рынок. Клиентки высокого ранга и кружевницы могли встретиться лицом к лицу в храмах немедленно после воскресного богослужения. Заказчицы, произведя неторопливое изучение кружев, могли, сторговавшись, немедленно их заполучить, что называется, из первых рук. Точно так же, как мы сегодня, только уже не в храме, а в одном из магазинов Брюгге.
Надо сказать, Брюгге не боялся конкурентов в Европе. Кружевных городов-мануфактур (сейчас бы сказали «градообразующее предприятие») было немало. Самый ближайший – французский Алансон. Спорили торговые марки, причем на равных. Алансонские кружева, по историческим хроникам и свидетельствам экспертов, были ничуть не хуже брюггских.
Но у фламандских были свои «изюминки».
Это, прежде всего, разнообразие стилей, несмотря на которое знатоки тем не менее безошибочно определяли брюггскую прописку. Она угадывалась (специалистом, конечно же) сразу. Именно здесь было изобретено средство для производства кружева большой шириной с изящным оригинальным узором. Кружева в известной степени отражали общий художественный стиль. К примеру, особенности здешней архитектуры. Она с замысловатые фасадами и черепичными крышами «лесенкой», высокими черными трубами, которые сопровождают изображенные в камне и металле фигурки, рассказывающие о талантах мастеровых, которые и создавали художественное достояние.
Но у этого архитектурного стиля был один минус. Кирпичная готика, дополненная неоготикой недавних столетий, – статична. А кружевоплетение было подвижным – и характером ремесла, и техникой, и дизайном. Оно, как и последующая торговля рукотворными чудесами, вместе с вечно неспокойной водой давало динамику городу, так похожему на Венецию. Таким Брюгге и сохранился. И прочным, и зыбким, и белопенным. Разноликим, словно сотворенным по сложной формуле «многовековое пребывание в сонном великолепии – самолюбование отражением в каналов – россыпь кружевных шедевров на прибрежных магазинов с кружевами».
Но в жизни Брюгге был период, когда всеобщее процветание сменилось безработицей. Полтора века назад многие семьи жили, по существу, исключительно благодаря кружевницам, которых в ту пору было около 10 тысяч. Они обучались или совершенствовали свое мастерство в 92 брюггских школах.
Сегодня их всего несколько, однако уважение кружевниц к своим предшественницам неизменно. Особенно к бегинкам, о которых мы говорили вначале. Кружевоплетение было и осталось неотъемлемой частью их повседневных занятий. Многие узоры, созданных в стенах приюта, запечатлены в живописных шедеврах.
Так что брюггские кружевницы, глядя на картины, при желании могут воспроизвести узоры трехсот-четырехсотлетней давности. В них сочетаются, как пишут эксперты, две идеи: простота – особенность монастырской жизни и роскошь, изливающаяся при виде вальса тысяч нитей. Многочисленные гости Брюгге убеждаются в этом, заглянув в Музей кружева при Иерусалимской церкви и наблюдая, как созидают кружева в технике crochet Bruges современницы – сотрудницы музея, они же мастерицы.
Ну это, как говорится, кого что интересует, поскольку брюггское кружево двух вариантов. Один касается более изящного варианта (одежда и вуали), другой – украшений интерьера. При этом узоров множество, особенно цветочного сегмента: листья, завитки, раскрытые и только распускающиеся цветы… Но в городском центре кружева Kantcentrum (а он – часть комплекса все той же Иерусалимской церкви) смотрят на этот вид искусств шире. «Шантильи, дюшес, валансьен, фриволите, розалин, малин, брюссельское, цветочное, парижское, русское», – уточняет разновидности Эннеми Вербеке, преподавательница центра. Прежде чем помогать желающим не только изучать или отличать каждую разновидность, но и уметь работать коклюшками, она сама в совершенстве освоила эти техники и три года обучалась этому.
Примечательный момент: все ученицы в Kantcentrum не думают о кружевоплетении в коммерческих целях. Мотив другой. Сделать дом – свой, родных и друзей – нарядней, напомнить о малой родине, запечатлеть ее в памяти потомков. Кстати, о потомках. В составе обучающихся не только дамы 50+, но, случается, и подростки, причем, нередко и мальчики.
Назначение кружев не раз менялось. Когда-то уникальная, но малодоходная деятельность была уделом монахинь, которым нельзя было роптать на унизительное вознаграждение. Но эстафету со временем переняли весьма состоятельные дамы, для которых кружевоплетение оказалось весьма увлекательным времяпрепровождением.
Постепенно теряя статус источника дохода, кружева стали сувениром. Что сегодня представляет этот вид занятий, видно в ходе ежегодного международного фестиваля-ярмарки Lace Days, последний из которых состоялся в минувшем сентябре.
Нескончаемая вереница домов в духе брабантской готики вдоль каналов воспринимается как кружевной стоячий воротничок над водой.
Готическая эстетика Бельгии породила фламандские кружева. Орнаменты, сплетенные из хлопковых или шерстяных нитей, – кружевная метель, которая струится из витрин многочисленных магазинов и сувенирных лавок.
Произведение – и сама вода с кружевной пеной. Когда лебеди на озере Любви расправляют свои крылья, ты видишь красоту все того же кружевного оперения, оторваться от которой невозможно.
Все это усиливает впечатление, будто город погрузился в снежинки. Одно переходит в другое – и по невероятной тонкости и плотному узору, и по изяществу линий, и по нескончаемому густому переплетению строений, сказочных птиц, ажурной сетки. И все это – в воде и над водой.
Александр МЕЛАМЕД. Фото автора
После окончания факультета журналистика ТашГУ работал в ряде республиканских газет, журналов, редакций Узбекского радио.
Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.