Косить под иностранца

В довольно уже давние временам, а именно — при вегетарианцах Хрущёве и Брежневе, мы порой позволяли себе выходки, которые при людоеде Сталине могли бы нам дорого обойтись. Под словом «вегетарианцы» я не имею в виду, что эти вожди мяса не кушали — ещё как кушали! Я просто хочу сказать, что они в основном поедали животных, а вот людей ели редко. Если и посылали кого на заклание, то лишь для поддержания порядка, чтобы народ не забывался и знал своё место. Поскольку большой кары за мелкие шалости не ожидалось, в дни нашей оттепельной молодости резвились мы, как сорвавшиеся с привязи жеребцы, и позволяли себе дурить и даже чуть-чуть дразнить советскую власть.

Photo copyright: Canva.com

СССР был отгорожен от остального мира «железным занавесом», причём, как в концлагере, занавес этот был буквально сделан из колючей проволоки, а потому загон, где мы жили, так и назывался: «социалистический лагерь». Выехать за границу можно было только по специальному разрешению, а иностранцы приезжали в страну очень редко. Удивительно ли, что одним из наших самых любимых развлечений было «косить под иностранца», то есть строить из себя нечто импортное. Хотели позабавиться и в собственных глазах выглядеть эдакими Остапами Бендерами. Обычно валяли мы дурака просто так, без всякой для себя видимой пользы. Впрочем, порой случалось, что мы прикидывались иностранцами для дела. Вот вам про это пара баек.

— — —

Будучи студентом политехнического института, я подрабатывал на телецентре нештатным кино-корреспондентом, а кроме того, в любительской киностудии своего института делал разные короткометражные документальные и художественные фильмы. Как-то на кинофестивале таких фильмов одна моя картина заняла первое место. На заключительное заседание фестиваля, где вручали премии, приехала делегация польских киношников. Там был знаменитый режиссёр Анджей Вайда, который только что представил в Москве свой новый фильм «Пепел и Алмаз». Вместе с ним была его главная кинозвезда Беата Тышкевич. Гоголь, если бы он имел удовольствие увидеть эту прелестницу, непременно сказал бы, что это дама приятная ну совершенно во всех отношениях! 

Меня, как победителя конкурса, посадили в зале рядом с очаровательной Беатой, поэтому я уже ничего другого вокруг себя не замечал. Во мне вовсю играли гормоны и голова моя шла кругом. Я даже не помню, как мне вручали приз, поскольку неотрывно пялился в её захватывающее декольте. Чем она, похоже, была довольна и порой эдак обнадёживающе на меня поглядывала. По крайней мере, так мне казалось по молодости лет. Жаль, что этот милый эпизод моей биографии не по теме этого повествования. А по теме то, что в дополнение к призу мне полагалась командировка в Венгрию снимать там документальный фильм о стране. Приз-призом, но чтобы получить разрешение для выезда даже в соцстрану у меня ушло почти полгода на сбор множества документов и хождения по всяким комиссиям, которые должны были засвидетельствовать чистоту моего морально-политического облика (разумеется, про Беату я им не говорил, а то бы зарубили). Как бы-то ни было, в моём светлом облике подозрительных пятен они, как ни старались, обнаружить не смогли, в Венгрию меня выпустили, и там я сам стал иностранцем, хотя венгров это совершенно не волновало. Нормальные ведь люди.

В Будапеште моё внимание привлекли многочисленные плакаты и флаги — все зелёного цвета. Сегодня я бы сразу подумал про мусульман, но тогда эта зелень была по поводу Конгресса Эсперанто, международного искусственного языка. Однажды, когда я в одиночку ужинал в маленьком ресторанчике в Буде, я обратил внимание на группу весёлых людей за соседним столом. Они были в зелёных шапках и зелёных галстуках — цвета эсперанто, то есть надежды. Речь их мне показалась понятной, чуть похожей на русскую, и я подошёл чтобы познакомиться. Оказалось, это была болгарская делегация на конгрессе и говорили они по-болгарски, но все прекрасно понимали по-русски. Я сразу сошёлся с этими чудными людьми, они меня быстро сагитировали изучить эсперанто, и мы вместе хорошо провели время. Звали их просто — Балю Балев, Генчо Генчев, Никола Николов и так далее. 

По возвращении домой в запасниках городской библиотеки я нашёл несколько ветхих учебников по эсперанто, засел за них и где-то через пару месяцев уже довольно свободно читал на этом языке и вплоть до самого своего отъезда из Союза переписывался на нём с моими болгарскими знакомыми. Года через три или четыре после нашей встречи в Будапеште я получил письмо из Софии от Генчо Генчева, где он писал, что будет по делам в Москве и хотел бы там со мной повидаться.

Я прилетел в Москву и пришёл в гостиницу «Интурист», где у Генчо был номер. Мы немного поболтали, вспомнили общих знакомых, а потом он попросил меня показать ему столицу. Когда спустились вниз из его комнаты и уже собрались выходить из фойе на улицу, на одной двери я заметил вывеску “Отдел обслуживания иностранцев”. Поскольку Генчо был иностранец, мы туда зашли, чтобы узнать, как его могут обслужить. За столиком сидела милая девица, которая объяснила, что это называется “консьерж сервис” и она для Генчо может заказать такси, столик в ресторане, а также билеты в любой театр или на концерт. 

И вот тут у меня в голове щёлкнуло! Надо сказать, что я всегда был заядлым театралом и не было для меня большего удовольствия, чем посмотреть хороший спектакль (были, разумеется, в жизни и другие радости, но не о них тут разговор). Однако, не имея связей, купить в Москве билет в театр на что-то стоящее было просто немыслимо. Я сразу уши навострил и у этой девицы спрашиваю:

— На любой спектакль, говорите? Прямо на сегодня?

— Да, — говорит, — что только хотите. Вот список на сегодняшний вечер, выбирайте.

У меня прямо глаза разбежались, а Генчо, хотя неплохо говорил по-русски, ничего не понимает и вопросительно на меня смотрит. Я его на эсперанто спрашиваю, не хочет ли он вечерком пойти в театр?  Он говорит «хочу» и тогда я выбрал Театр Сатиры, где в тот вечер шла «Женитьба Фигаро» Бомарше с Андреем Мироновым. Девица сказала, что билеты будут готовы через час и мы пошли погулять по городу. Я поводил Генчо по улицам недалеко от гостиницы, а где-то через час мы вернулись, купили билеты и тем же вечером сидели на лучших местах второго ряда в Театре Сатиры. Спектакль был чудный, но бедный Генчо быстро задремал — всё же смотреть спектакль по-русски ему было трудно. А я понял главное — чтобы покупать билеты в отеле у «консьержки», надо назвать только номер комнаты и имя, но никаких документов не требуется! Ну, и важно ещё выглядеть по-иностранному. Так у меня возникла богатая идея: для покупки в Москве театральных билетов надо косить под иностранца, что я и делал все последующие годы, пока навсегда не уехал из Совка. Работало это всегда безотказно.

Я понимал, что строить из себя, скажем, американца или француза у меня не выйдет. Английского я тогда не знал, а мои немецкий и французский языки были на таком уровне, что лучше и не соваться. Да и внешность была не слишком западной — сразу бы раскусили по совдеповской одёжке, обуви фабрики «Скороход» и нервному блеску в глазах. Поэтому я решил прикидываться туристом из соцстраны — болгарином по имени Генчо Генчев, как звали моего приятеля из Софии. Говорил я на хорошем русском языке, хотя и с болгарским акцентом. Такие штуки я умел делать. В Болгарии есть поговорка: «Курица — не птица, Болгария — не заграница», но для «консьержки» болгарин всё равно был иностранец, несмотря на не слишком западный облик и блеск в глазах. 

С тех пор каждый раз, приезжая в Москву, я сразу шёл в одну из гостиниц, где селили иностранцев, например, в «Белград» или «Будапешт». Сначала я поднимался на один из этажей, чтобы изучить нумерацию комнат, а потом спускался к местной «консьержке», что обслуживала иностранцев, и говорил ей что-то вроде (с болгарским акцентом, разумеется): 

— Здравствуйте, я Генчо Генчев из комнаты 1234. Что сегодня в Большом Театре? Ах «Спартак» с Плисецкой и Фадеичевым… Хм, ну что ж, я, пожалуй, возьму один билетик. 

Так, за восемь лет я пересмотрел в Москве все лучшие спектакли: от «Гамлета» с Высоцким на Таганке до «Трамвая Желание» со Светланой Немоляевой в театре Маяковского. Даже в самый последний день перед эмиграцией, когда у нас с женой вместо паспортов были лишь блеклые бумажки выездных виз со штампом Голландского консульства, я по тому же рецепту купил билеты на концерт Райкина в Кремлёвском Дворце. Это был единственный случай, когда ради билетов я под иностранца не косил — советского гражданства нас лишили, значит в те дни были мы самыми настоящими иностранцами. Так что всё по-честному. 

— — —

Году где-то в 76-м мне надо было поехать в Москву на научную конференцию по моей специальности — медицинским приборам. Конференция начиналась сразу после праздника Дня Победы и я стал готовиться к поездке. Но была проблема — где в Москве остановиться? Снять гостиницу в центре было немыслимо, если ты не принадлежишь номенклатуре или нет у тебя серьёзного блата. Я не принадлежал и не имел — рядовой научный работник, куда уж приземлённее! Командировочные, вроде меня, обычно жили в Москве у родственников или друзей. Были у меня в Балашихе под Москвой родственники, но не хотелось селиться так далеко, и я поделился этой проблемой со своим добрым знакомым Аркадием Борисовичем Гординым. 

Гордин был гений всяческих сделок. Он работал на какой-то незаметной должности, но был, что называется, великий «шмузер» — знал нужных людей, был элегантен, обаятелен, полезен и вхож в самые невероятные сферы. Он был нужен всем. У него был грандиозный талант организовывать сделки, сводить разных людей, которым что-то было надо, но достать сами не могли. Тогда Гордин выстраивал эдакую бартерную цепочку и замыкал её в кольцо. Например, я хотел достать А, но у меня было в наличии Б, а у вас было В, но вы хотели моё Б, а скажем, вон тому дядьке было по зарез необходимо ваше В, а у него было нужное мне А. Тогда Аркадий Борисович лихо всех увязывал, организовывал некий обмен и в результате каждый получал, что хотел; все были довольны и ему благодарны. Родись он в Америке, был бы он почище Трампа, а может даже Безоса. Но судьба-злодейка определила ему Совок, и приходилось этому гению бизнеса крутиться при советской власти.

Короче говоря, я сказал Аркадию Борисовичу, что мне негде в Москве остановиться и он обещал, что ни будь для меня выкрутить. Через пару дней он позвонил и сказал, что устроил мне в Москве гостиницу «Украина» с заездом 8 мая. Попасть в эту высотную гостиницу можно было только по невероятному блату или через Интурист, если вы иностранец. А он это устроил мне, простому советскому смертному! Чудный человек, дай Бог ему здоровья. Когда я сказал жене, что еду на конференцию в Москву и буду жить не где-нибудь, а в «Украине», она заявила, что несправедливо такую радость иметь одному и она поедет со мной. В результате радость делилась пополам. Или удваивалась, это — как посмотреть.

Прилетели мы в Москву вечером 8 мая и прямо из аэропорта поехали в эту высотку сталинских времен. Пока добрались, было уже совсем темно. Весенний город был украшен к празднику Победы, на улицах сверкали гирлянды огней, и, несмотря на поздний час, в фойе гостиницы толпился элегантно одетый народ, в основном иностранцы. Мы зарегистрировались, получили ключи от номера, и когда зашли с нашими чемоданчиками в лифт, увидели, что там стоит лифтёрша в халате мышиного цвета и какой-то коротенький седовласый толстячок лет пятидесяти в чёрном костюме и галстуке-бабочка. Вид у него явно был заграничный. Услышав, что мы попросили наш двенадцатый этаж по-русски, лифтёрша просияла и сказала:

— Вот хорошо-то! Вы по-иностранному понимаете? Этот вот гражданин чего-то просит не по-нашему, а я не понимаю. Может разберёте, что ему надо?

Тогда я повернулся к этому округлому человечку и спросил сначала по-немецки, а потом по-французски, что у него за проблема? Он ничего не понял и затараторил по-английски. В то время мой английский был в зачаточном состоянии, но я всё же разобрал следующее:

— Я только что прилетел из Техаса. У меня тут в Москве бизнес — продаю русским завод по производству бройлеров.

Мой английский словарный запас был ещё очень невелик, и я решил, что он говорит про кипятильники (бойлеры), но уж после сообразил, что бройлеры — это гибридные цыплята. Я ему что-то ответил по-английски, вроде: “OK, I understand”. Толстячок обрадовался, что его наконец-то понимают, вынул из кармана визитную карточку, сунул её мне и затараторил:

— Я летел через Лондон, там в Хитроу у меня был завтрак. Вы знаете английскую еду? В рот взять нельзя! Жуткая гадость! Так я почти всё на тарелке оставил, думал поем лучше в Москве. Мне говорили, что в России еда вкуснее. А тут у них какой-то праздник и всё закрыто. Сказали: надо ждать три дня, а я кушать хочу сегодня! В ресторане берут только рубли, а про карточки они и не слыхали! У меня нет рублей. У меня доллары. Они нигде не берут доллары! Я спросил в отеле на регистрации, но они не меняют, говорят: «надо в банк идти». Все банки закрыты на три дня, а я голодный!

Мне показалось, что американец сейчас заплачет. Он полез в карман, достал из бумажника стодолларовую бумажку и стал её мне совать:

— Вот, пожалуйста, поменяйте мне сто долларов на рубли. Я кушать хочу.

Мне только не хватало, как менять ему валюту в гостинице, где у стен есть уши, да ещё в присутствии лифтёрши, которая явно под серым халатом носит погоны! Мы с женой в то время серьёзно думали об эмиграции и были очень осторожны, чтобы не попасться на какую-то провокацию. Обмен валюты частными лицами был в Совке страшным преступлением. Естественно, я ему сказал, что доллары менять не могу. Он тогда стал хныкать и угрожать, что сейчас вот тут же в лифте возьмёт и умрёт голодной смертью. Тогда моя сердобольная жена сказала:

— Жалко мужика. Давай его покормим, а то ведь действительно помрёт в лифте и будет международный скандал.

После этого я сказал лифтёрше, чтобы отвезла нас на самый верхний этаж, в кафетерий, который ещё был открыт. Там мы его усадили за стол и спросили у официантки, что у них есть в этот поздний час? Она сказала, что остался только салат оливье и ещё она может сделать яичницу. Мы это заказали, заплатили, и тем спасли жизнь американцу из Техаса и сделку по цыплятам. Наевшись и заметно воспрянув духом, американец начал совать мне доллары за кормёжку, прямо под бдительным взором официантки. Я твердо сказал «нет», мы тепло с ним простились и отправились в свой номер.

На следующее утро мы с женой поднялись в тот же кафетерий на завтрак. Набрали себе еду в буфете и сидели за столиком, разглядывая посетителей. Иностранцев было не много, в основном русскоговорящие товарищи с номенклатурными физиономиями, да ещё те, кто смог тут поселиться по блату, вроде нас. Когда мы допили свой кофе и собирались встать из-за стола, в кафетерий зашёл наш вчерашний знакомый из Техаса. Лицо его было довольное — видимо, он всё же где-то смог поменять деньги. Увидев нас, он расплылся в радостной улыбке, подбежал, стал пожимать нам руки, благодарить, а потом сказал: «У меня будет совесть нечиста, если я это так оставлю. Возьмите хоть это», а потом вынул из кармана банкноту в пять долларов, положил на наш стол, сказал “goodbye” и ушёл.

Я сразу прихлопнул валюту тарелкой и поглядел по сторонам, не видел ли кто? Затем аккуратно сгрёб её со скатерти и незаметно сунул в карман. Так мы стали обладателями колоссальной суммы в пять долларов! Сегодня по курсу это эквивалентно где-то двадцати. У нас появились первые в нашей жизни доллары и нам захотелось их немедленно потратить. Что, кстати, было весьма рискованно, так как у простых советских людей валюты быть не могло. Но уж больно велик был соблазн купить что-то необычное, недоступное за рубли! За окнами был праздник, народ гулял, и всё закрыто, но у нас оставалось ещё несколько дней впереди.

Через три дня, освободившись после конференции, я встретил жену у гостиницы, и мы стали думать, где же потратить нашу валюту? Выбирать было не из чего — в Москве существовало лишь одно место, где принимали доллары: магазин «Берёзка». Он обслуживал иностранцев и совковую элиту, которая на законных основаниях могла иметь валюту или заменяющие её «сертификаты». Как доказать в «Берёзке», что у нас основания «законные», я не знал — может при покупке какие-то документы требуют? Но был я уверен, что у иностранцев документов они спрашивать не станут, а потому надо косить под иностранцев. Только вот под кого? Было ясно, что ни под каких стандартных там французов, американов, и всех прочих у нас не получится. Наверняка любая продавщица в «Берёзке» имела намётанный глаз, явно говорила хотя бы на одном иностранном языке и потому никого напрямую обдурить там не удастся. Косить под болгарина тоже было рискованно — соцстрана ведь, откуда у них доллары? Поэтому я решил прикинуться иностранцем совершенно непонятно из какой страны и говорить на таком языке, какой никто в «Берёзке» понимать не мог. Один такой язык я как раз знал — это был эсперанто. Жена этого языка не знала, а потому я ей сказал, чтобы она рот не раскрывала, а только кивала, мычала или хмыкала. Положил я пять долларов в нагрудный карман, и мы направились в «Берёзку», что была недалеко он нашей гостиницы.

Перед входом в магазин стоял мордоворот-вышибала в кожаной куртке и, когда мы поднялись по ступенькам к дверям, тихо буркнул мне в ухо: «Какая у вас валюта?» Я на секунду вытянул из кармана уголок той бумажки, чтобы только зелёный цвет показать. Вышибала подобострастно склонился и показал обеими ручками, что можно войти. 

Магазин был небольшой, вдоль стен стояли стеклянные витрины, за которыми скучали девчонки-продавщицы с модными причёсками-начёсами, похожими на стога сена. В магазине было всего несколько покупателей, которые разглядывали товары в витринах и тихо меж собой перешёптывались. Продавалась там всякая сувенирная дребедень, вроде матрёшек, палехских шкатулок и электрических самоваров. Но были и западные товары. Они-то и привлекли наше внимание. Задача у нас была непростая — отовариться всего на пять долларов, но и купить что-то действительно стоящее.

Я тыкал пальцами в то, что мне казалось интересным, и на эсперанто спрашивал у жены, что она по этому поводу думает? Она пожимала плечами или молча кивала: «да» или «нет». Продавщицы на меня удивлённо таращились — в моих словах они улавливали что-то знакомое, и наверняка даже чуть-чуть понимали некоторые мои слова, но что это за странный язык, до них не доходило. Эсперанто построен на основе европейских языков: немецкого, французского, итальянского, испанского, а потому в нём много знакомых слов. Например, «biero» значит пиво, «lipa pomadо» это губная помада, и так далее. Познакомившись с ассортиментом, мы выбрали банку пива Хайнекен (пиво в банке — в СССР невидаль невероятная!), бритвенный набор Жиллет с комплектом лезвий и для жены лак для ногтей Диор — всё это на пять долларов! Продавщица аккуратненько эти вещицы упаковала, и я пошёл платить в кассу. Отдал ей чек, получил покупку, и мы направились к выходу. Когда уже выходили, девчонка-продавщица, которая стояла в дверях и улыбчиво прощалась с посетителями, в самый последний момент наклонилась к моему уху и тихо сказала по-русски:

— Ребята, валите отсюда скорее, пока вас не замели…

©Jacob Fraden, 2023.  

Рассказы и эссе Якова Фрейдина на его веб—сайте: www.fraden.com