«Коронная» демократия, или Завершение разделения

Какова превосходная степень «безальтернативности»?

Все больше групп населения получают ярлык «правых». Ангела Меркель доводит разделение общества до крайности. Баланс между левыми и правыми должен быть нарушен. Между тем демократия – это когда люди, несмотря ни на что, разговаривают друг с другом. Вообще-то, это само собой разумеется. Но когда мы в последний раз слышали выражение «общность демократов»?

Этот термин исчез из употребления в 2010-х. И это не семантическая случайность, а результат драматических изменений в стиле политики. Началось все с категорического утверждения Меркель о том, что альтернативы помощи Греции не существует. Позже столь же «безальтернативным» было объявлено спасение евро, в каждом случае это стоило немецким налогоплательщикам десятки или сотни миллиардов.

Между тем в условиях демократии ничто не является безальтернативным. Существуют более или менее дорогие альтернативы. Такие, которые более или менее подходят для решения проблемы, причем часто различие зависит лишь от точки зрения наблюдателя. Различные мнения не только возможны, но и желательны. Единственная, абсолютная правда без альтернатив существует только в диктатурах, в которых только один человек знает истинный путь к счастью и ведет всех к нему, если надо – силой.

Если нет альтернативы, то к чему демократия, дебаты или парламент? Если что-то действительно неизбежно, с этим нужно смириться и ждать его наступления. Ведь его приход нельзя поставить на голосование, к чему же тогда обсуждать? Поэтому неслучайно, например, «безальтернативное», по мнению Меркель, спасение Греции в 2011 г. было одобрено после формальных суперкоротких дебатов в парламенте, при этом лишь двум выступающим по спецразрешению президента Бундестага было позволено выступить против. Подобная безальтернативность, несмотря на объявленное отсутствие альтернатив, порождала противоречия, приводила мысли в движение.

Но какова превосходная степень «безальтернативности»? Меркель нашла ответ и на этот вопрос. Это моральное возвышение предполагаемого безальтернативного, под которым она подразумевает свое личное мнение. Любой, кто, начиная с 2015 г., против ее иммиграционной политики, – это «темная Германия» или «стая», как выразился тогдашний вице-канцлер и председатель СДПГ Зигмар Габриэль.

Критики объявлены «правыми», что только в Германии является верхом зловредности. До этого момента Германия вполне мирно жила во взаимодействии левого и правого. Даже радикальные левые и правые принадлежали к демократическому спектру, только экстремисты с обеих сторон, призывавшие к перевороту, не принадлежали к общности демократов. Еще проводилось различие между левыми, правыми, радикалами и экстремистами.

Ничего подобного нынче канцлер не знает, для нее существуют лишь левые. Конечно, с точки зрения нынешней «маркировки», Гельмут Коль и Гельмут Шмидт были правыми и сегодня у них не было бы шанса получить место в партийном списке СДПГ или ХДС. Демократический спектр сужен за счет морального императива. Общность демократов перестала существовать, на смену ей пришла «Cancel Culture» (культура исключения), которая сметает носителей отличных от заданной линии мыслей с подиумов, из парламентов или студий, лишает их работы и разрушает их репутацию.

Промежуточным апофеозом подобного развития является обоснование запрета демонстрации берлинским сенатором по внутренним делам. «Я не готов во второй раз согласиться с тем, что Берлин используется в качестве сцены для отрицателей коронавируса, „граждан Рейха“ и правых экстремистов», – цитируются его слова в официальном пресс-релизе Сената. Он хочет, чтобы полиция максимально жестко разгоняла демонстрации.

Следует внимательно посмотреть, против кого направлена эта угроза. Дело вовсе не в «короне». В демократических странах меры по борьбе с пандемией могут и должны обсуждаться, и это включает в себя демонстрации. Вам может не нравиться позиция их организаторов, но как демократ вы должны быть за право на демонстрации, даже если вам это не нравится.

Но именно для того, чтобы препятствовать реализации этого права, даже безобидных граждан пытаются втиснуть в схему «левые–правые», которой давно уже место на помойке негодных политических концепций. Однако в новой Германии это линия водораздела: идти дозволено только влево, любое движение вправо – под запретом.

Жертвой эскалации политического радикализма слева становится не только право на демонстрации, но и другие демократические институты. До сих пор полиция сражалась с левыми психами и отбивалась от обвинений в расизме. Теперь один из этих полицейских вынужден чуть ли не душить безобидную женщину, сидящую на земле слишком близко к машине министра. Бессознательно, жестоко, непропорционально, как это недавно было в Вуппертале.

Чувствуется, как исчезает тот политический центр, на котором до сих пор держалось государство. Если «левый марш по институциям» и вправду был настолько успешным, то всё больше граждан будут ощущать себя чужими в собственной стране. Полиция попадет в затруднительное положение, оказавшись между левыми политиками и большинством граждан. С помощью ХДС суды, которые раньше были независимыми, теперь укомплектовываются левыми, которых, без преувеличения, можно назвать врагами Конституции, на соответствие которой они теперь будут оценивать законы.

Страна ступает на скользкий путь: прежняя базовая безопасность – вера в правовое государство, в валюту, в элементарную рациональность действий политиков, конкурентоспособность экономики, безопасность рабочих мест и будущее – утрачена. Вместо привычной последовательной политики – кризис евро, европейский кризис, миграционный кризис, климатический кризис, «коронный кризис» в промежутке между расизмом и продовольственным кризисом. Страна управляется в кризисном режиме, который должен позволить узаконить всё новые нарушения закона.

Это и есть настоящая питательная среда для нынешних протестных демонстраций: люди хотят, чтобы их оставили в покое излишне активные политики, которые очевидным образом разбазаривают созданное до них и, несмотря на свою очевидную некомпетентность, вмешивается во всё новые подробности: на чем мы ездим и чем топим, что едим, как думаем, где можем отдыхать, когда можем работать и как часто должны выгуливать собаку. Население превращено в подопытную массу для этих всё более сумасбродных идей и всё более масштабных фантазий о всемогуществе политиков, реализация которых раз за разом терпит крах.

Меркель больше не обсуждает свою политику, уж точно не в Бундестаге. Она обрушивает ее на граждан и обещает сказочные блага тем, кто следует за ней, как она это сделала с поворотом в энергетической политике. Недавно она вышла на следующую ступень эскалации и позволила полицейским дубинкам танцевать по спинам граждан.

«Сир, со штыком можно делать всё, что угодно, но на нем нельзя усидеть», – пояснил в свое время Шарль Морис де Талейран своему королю Людовику-Филиппу. Меркель тоже придется этому научиться. Долго править против воли населения не удастся. Ее политика делит население на неравные части. Армия последователей Меркель уменьшается, в то время как остальных становится всё больше, и они становятся всё злее. «Примирение вместо разделения», – раньше это понимали, и не зря именно таким был девиз социал-демократа Йоханнеса Рау.

Эти соображения так же чужды Меркель, как и исконная политическая культура страны, потому что она проводит свою программу антикризисной политики. Ее непрекращающаяся кризисная суета и пафос спасения мира в последнее время привели к «коронной» демократии, характеризующейся всё более ограниченной свободой, сужением масштабов процветания и ограниченной готовностью к будущему. Запрет на демонстрации вписывается в это, как удар кулаком в глаз.

Роланд ТИХЫ «Еврейская панорама»