Кино не для своих

В прошлом году, когда кинофильм Андрея Звягинцева «Левиафан» получил приз на Каннском кинофестивале, в России отношение к нему было, мягко говоря, сдержанным. Министр культуры России по его поводу заметил в том духе, что зарубежная награда сама по себе говорит об уровне отечественного кино. Но при этом ему лично отмеченный международным призом фильм не понравился. Тогда же возникла реальная проблема с прокатом его в России, поскольку Госдума приняла закон о недопустимости мата в искусстве (а в «Левиафане», что называется, матом не ругаются, а разговаривают).

И выходило так, что на закрытых кинопремьерах в России фильм шел в авторской версии с матом, а вне их демонстрация его оказывалась под вопросом. И это при том, что Минкульт РФ частично спонсировал производство «Левиафана», более того, делал подобное после тщательного отбора заявок и решения конкурсной комиссии по распределению государственных грантов.

Теперь же тот же Мединский, министр нашей культуры, снова признает успех отечественного кино, но вместе с тем замечает, что здесь так не пьют. Что надо понимать в том духе, что картина слишком очерняет современную действительность страны. А, как сказал Мединский на презентации своей книги в Питере, подчиненное ему министерство никогда не будет поддерживать фильмы, в которых наша страна выглядит неприглядно и омерзительно, в угоду западному мнению о России.

Несомненно, что и международные санкции против России, то, что государство оказалось практически в изоляции от цивилизованного мира, бросает специфическую тень конкретно на фильм «Левиафан».

По его поводу мнения разделились не диаметрально, не полярно, а эстетически.

Квазипатриотам и эстетам вроде министра культуры РФ такое кино кажется неприемлемы для участия проката внутри страны, тем, кто любит и ценит настоящее кино, как визуальное искусство, фильм кажется шедевром.

Сразу после того, как пришла информация о том, что «Левиафан» получил американскую премию «Золотой глобус», острые и нелицеприятные дискуссии о нем возобновились с новой силой.

В «Дневном развороте» на радиостанции «Эхо Москвы» ведущие убеждали, что его посмотреть надо обязательно, поскольку он того достоин. Пусть и в пиратской версии, если, судя по всему, до широкой демонстрации по стране зарубежно признанный российский фильм не дойдет.

На федеральном канале ТВЦ новость об успехе фильма в Штатах стала темой ток-шоу «Право голоса» о том, каким быть нашему кино, копировать ли ему Запад, повторять ли успехи советского кинематографа, каким быть по существу своему – в жанровом, эстетическом плане и на какого зрителя быть ориентированным.

Страсти и тут разгорелись нешуточные. Одна группа приглашенных в студию гостей убеждала в том, что надо учиться у Голливуда, четко работать на разную аудиторию, и заниматься не квотированием (выделением процентно российского кино в прокате в сравнении с американским, в первую очередь), а лоббированием, продвижением российского кино внутри страны и вне ее.

Без политики и тут не обошлось. Так постоянно некоторые эксперты вспоминали, что соотечественников в американском кино изображают преступниками и мерзавцами постоянно, что западная идеология разъедает сознание отечественного зрителя и воспитывает его в несвойственных местному менталитету ценностях.

Короче говоря, и здесь все свелось к выяснению вопроса – свой или чужой, поймет народ такое кино или нет, нужно ли брать за основу чужой опыт или опираться только на свой, как в известном дальневосточном примере.

А также о роли государства и идеологии в кинопроизводстве России наших дней.

Информация о том, что фильм «Левиафан» выдвинули в номинации «Лучший зарубежный фильм» на премию «Оскар» Американской киноакадемии, естественно, породит новую волну мнений и суждений не столько по существу собственно данного кино, а по поводу того, патриотичен ли режиссер Звягинцев и продюсер Роднянский, и как относиться к тому, что они показывают за пределами России на международных кинофестивалях.

И это при том, что один из самых известных российских кинорежиссеров практически никогда не снимал так называемую «чернуху», его не интересовала публицистика в чистом виде.

Каждый его фильм по сути своей – красиво поданная притча о подлинных ценностях.

Мне думается, что ему ближе всего эстетика итальянского неореализма, то, что после войны делали в кино Феллини или Росселини, то, что в рамках их достижений продолжает снимать Этторе Скола (я имею в виду не «Мы так любили друг друга» или «Бал», а в связи со звягинцевским «Левиафаном» его фильм «Народный роман».) Из киноискусства советско-российского Звягинцеву, как представляется, близки могут быть фильмы Тарковского и Германа-старшего, но именно с точки зрения изобразительной, без политических подтекстов и намеков, без критики происходящего и без однозначного осуждения его по определению. То есть, он берет эстетику в визуальном, но не принимает ее в контексте критики режима.

В том прекрасном и трогательном кино реальная жизнь приобретала какую-то сентиментальность и чувственность, которые не оставляли зрителей равнодушными. При совершенстве визуального ряда, великолепном, гениальном сочетании формы и содержания.

В такой контекст творчество Андрея Звягинцева, внешне похожего на писателя или ученого, интеллигента в его советском понимании, вписывается лишь частично.

Несомненно, что автор блистательно владеет формой, его фильмы смотришь, как безоговорочное произведение искусство, как классику и высочайшее выражение мастерства. Но именно это и предопределяет неуспех его работ на отечественной ниве культуры. Здесь любят проще, яснее, грубее даже, без любования, без красот стиля и картинки.

Но дело не только в одной изобразительной качественности.

Эстетизм у Звягинцева доведен до апофеоза. И именно он становится определяющим его манеру, его опыт изображения отечественных реалий. Кино настолько совершенное, что зритель во всем богатстве красоты буквально теряется, а содержание каждого фильма уходит на второй-третий планы, потому что надо всем довлеет внешнее.

Кроме того, не все бесспорно в том, как Звягинцев вместе с оператором и актерами описывает российскую действительность. Притча здесь приживалась только в фильмах-сказках или в грузинских кинофильмах. И то, и другое снимают теперь редко, а от кино требуют или развлекаловки, или жесткости.

Но у Звягинцева нет ни того, ни другого во взгляде на Россию и отображения ее особенностей.

Наверное, именно поэтому «Левиафан» и вызвал такое резкое неприятие, что режиссер впервые от частных историй перешел к заведомому обобщению, рассказал не о семейных историях, какие он делал в «Возвращении» или в «Елене», а о том, что здесь есть коррупция, проблемы с соблюдением закона, а потому граждане страны спиваются, становятся противниками власти не потому, что хотят таковыми быть, а исключительно из темперамента и особенностей национального характера.

В связи с «Левиафаном» написали, что его, вроде бы, породила как американская, так и библейская история.

В качестве последней называют книгу «Иова», а в качестве первой – случай, когда американский фермер, не согласившись со сносом своего дома в маленьком городке в угоду крупной фирме, сев на трактор, порушил все, что считал принадлежащим его обидчика, а потом покончил жизнь самоубийством.

Поскольку штатовский вариант сценария как будто бы не пошел, перенесли его сюжет на российскую почву. И тогда возникла история о том, что человек (Алексей Серебряков) в одиночку сопротивляется представителям местной власти (Роман Мадянов), которые захотели отобрать у него участок, на котором его дом, чтобы застроить месте тем, что выгодно в смысле прибыльности.

Несомненно, что подобные истории случаются в современной России. И за примерами далеко ходить не надо. Вопрос только о том, как Андрей Звягинцев интерпретировал эту ситуацию в «Левиафане»?

Также как и в предыдущих своих фильмах – в рамках притчи и красиво. И даже у больших поклонников его таланта, которых, к сожалению, явно не большинство любителей кино, такая версия событий – чересчур совершенно по картинке – может вызвать если не неприятие, то некоторую неудовлетворенность.

Все герои «Левиафана», все показанные в нем события, обозначенные обстоятельства – имеют, без сомнений, реальную подоплеку. Но они вписаны в ряд мифа, подняты до библейского обобщения, чем на самом деле не являются. Во всяком случае, в том варианте, который использован здесь Андрей Звягинцев.

Повторю, должно быть острее и динамичнее, не так иллюстративно и замедленно, как существует в названном фильме. Манера Звягинцева – описательность, тщательная проработка кадра, жеста, реплики. А тут она, его манера, вступает, на мой частный взгляд, в противоречие с тем, о чем идет в его кино речь. И, пожалуй, это самая главная претензия к тому, что, безусловно, талантливо до шедевральности создал Андрей Звягинцев. Его герои – классицистичны: хороший больше хорош, плохой – больше плох. А этого уже мало для того, чтобы стать кинопродукцией, рассчитанной на массового зрителя и прибыльный прокат в своем отечестве.

И первые фильмы Андрея Звягинцева, в моем же понимании, склонны были к артхаусной продукции.

«Левиафан» таковой является уже, пожалуй, без всяких оговорок.

Понятно, что его ругают не за это, а совсем за другое.

Но суть, кажется, именно в том, что государство в лице Минкульта хотело бы, чтобы режиссер такого уровня и такой мастеровитости снимал правильное, с точки зрения, понятно, государства, кино – исторические или патриотическое. А не то, что ему хочется снимать при поддержке продюсера Роднянского и других.

Когда последний говорит в эфире, что победы «Левиафана» на международном уровне улучшат его прокатную судьбу, вероятно, и в России, то звучит подобное не так уж и убедительно. На международном уровне – без сомнения.

Но, повторю, в свете последних политических событий отношение к западным наградам стало как бы и отрицательным. И потому в том, что европейцы и американцы поддерживают, поощряют успех «Левиафана» видят политическую составляющую, такую фигу в кармане российскому искусству и отечественной системе ценностей, в том числе, и политических. Несомненно, что без политики, без ангажированности того или иного рода внимание к последней работе Андрея Звягинцева за пределами России не обходится, что очевидно.

Но думается, что тут сошлось многое из того, что имеет отношение к фильму опосредствованно, по касательной – неудовлетворенность засильем американского кино в российском прокате, провалы отечественных фильмов там же, становление идеологических ориентиров и слоганов в искусстве и вне его, как и многое другое.

Звягинцев снимает кино для кино, для души и искусства, но чем дальше, тем больше такое отношение к профессии и к призванию, со всей очевидности можно констатировать, вступает в противоречие с тем, что ждут от искусства зрители и власть.

Опять же, все тоже известное расхождение по эстетическим мотивам.

Не хочу быть предвестникам событий, но есть явные опасения того, что очень скоро Андрей Звягинцев по стечению обстоятельств останется только номинально российским кинорежиссером, будучи вынужден под давлением или из-за невозможности снимать кино исключительно для киноманов, эмигрировать, как до него это делали известные советские мастера кино и театра.

Конечно, данный ход событий неприятен для российского кино. Но создается впечатление, что к тому все идет. И западный успех «Левиафана» может стать тем, что приведет к неразрешимому конфликту автора его и российской реальности. Не говоря о том, что кинофильмы его кажутся чужими и очень неторопливыми, без стрелялок и дешевых гэгов.

А серьезное кино всегда здесь воспринималось прохладно (примеры известны, и их не надо перечислять). Не говоря о том, что государство не хотело такие фильмы и постановки субсидировать.

На это, вспомним, намекнул уже министр культуры России.

Так что, осталось ждать, как сложится судьба «Левиафана» после окончания церемонии вручения премии «Оскар» весной нынешнего года, что станет, может быть, моментом истины. И, естественно, вызовет волну критики, обвинений, неприятия одних и радости других. Не без заведомого обозначения в частных мнениях позиции государства.

Как говорится, посмотрим и поймем, что и как будет с фильмом и автором его в самой ближайшей перспективе.

Остаемся с надеждой на лучшее развитие событий, но в уме держим то, что уже случалось здесь с неординарными режиссерами, артистами в широком смысле слова.

Прошлое известно, настоящее пока понятно, а вот будущее еще интересно. Не только в российском искусстве, а, вообще, в жизни, будничной, обычной и далекой от того, что могло бы быть в идеале. Не в кино, а в будничных событиях и ситуациях.

Илья Абель