КАРНАВАЛЬНЫЙ БЕСПРЕДЕЛ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

СТАТЬ ДУРАКОМ СПОСОБЕН КАЖДЫЙ. ДУРОЙ ТОЖЕ

Если шуты штурмуют мэрии, а идиоты, нацепив регалии принцев, захватывают власть в городе, можно быть спокойным: в Германии карнавал. Спокойствие, в принципе, условное. Просто все должны принять правила игры. Карнавальной игры, которая начинается с Weiberfastnacht (Бабья ночь, в этом году 16 февраля, четверг), резко переходит в пик Rosenmontag (Буйный понедельник, 20 февраля), Veilchendienstag (Фиолетовый, он же Гвоздичный, он же Жирный вторник, 21 февраля) и переходит в Aschermittwoch (Пепельную среду, 22 февраля).

Немцам, считай, обеспечена нерабочая неделя. Да и как работать, если все мысли и хлопоты об одном: впишусь ли я со своим костюмом в общенациональный сезон карнавалов? А он включает  перемещения в другие города, действа на улицах, пивопитие под карнавальные хиты, зачастую непристойный юмор и полное неприятие орднунга. Да, да, в нем, в орднунге, как в оковах, страна живет повседневно. И вновь заживет немедля после Пепельной среды, начала Великого поста, сорокадневки до Пасхи. Эту самую среду знают в англоговорящих государствах под названием Покаянный день.

Ну что, идея карнавала вырисовывается. Чтобы после Пепельной среды ограничивать себя во всех видах деятельности, в том числе в еде, надо как следует подкрепиться сейчас. Запаса на, гипотетически говоря, сорок последующих дней, разумеется, не хватит. Но ведь можно же – ну хотя бы для очистки совести – попробовать.

С другими грехами тоже не так уж сложно. Принцип один: чтобы иметь веские основания для покаяния, надо как следует согрешить. Мало ли какие прегрешения водились за тобой в минувшем году?  Ты так сумей согрешить в Бабью ночь, чтобы через годы вспоминалось. И, говоря о ближайшем раскаянии, чтобы было о чем твоему духовному наставнику поведать. Возможно даже с искренними слезами на глазах.

Да, эта грешная ночка для этого как раз и создана: есть, как говорится, в чем покаяться Всевышнему. Кельнские монахини, к примеру, в Бабью ночь 1729 года танцевали в залах женского бенедектинского монастыря Святого Маврикия. Да как – в светской одежде! Она воспринималась дамами карнавальным костюмом. Про наказание, наложенное настоятельницей, история не упоминает. Важен факт.

Впрочем, злые языки утверждали, что наказание настигло бенедектинок. В 1802 году пришли французы, которые закрыли монастырь. Все помещения, включая церковь, были проданы с молотка. В 1830 году западная часть церкви была разрушена. Однако, ответствовали злоязычникам кельнцы, через три десятилетия была завершена реконструкция.  На втором строительстве злоключения церкви не закончились, недаром говорится, что бог любит троицу. После Второй мировой войны церковь пришлось строить в третий раз, поднимая ее из руин, начиная с 1956 года. А все они, последствия Бабьей ночи 1729-го.

Так и повелось по давно заведенной традиции: заправляют тщательно организованными безобразиями немецкие женщины. Ну, надоедает им, понимаешь, быть чинно благообразными. Раз в году-то можно побыть неправильными. Вот и стараются.

Про монахинь нынешних ничего не знаю. Врать не хочу. Но светские… Весь год они ворчат на молодежь с прическами синего или алого цвета – нынче сами, на автобусах прибывающие в заранее намеченный пункт Кельна на автобусах, в костюмах инопланетян, цирковых персонажей, прусских гвардейцев. Или попроще, как эти, которые на ходу надевают парики фантастических расцветок.

Весь год они расстреливают взглядами алконавтов – нынче сами распивают шнапс «Доппелькорн» прямо на улице. Весь год они недовольны поведением молодежи на улицах – нынче сами готовы забраться в первую же попавшуюся будку и, рискуя заработать нецензурную реплику от собственных детей, а то и внуков, сфотографировать себя в ней. Впрочем, в этот день потомки могут обменяться и эсэмэсками типа «Ну и прикольная твоя бабуля! Средневековой таможенницей себя вообразила!»

И песни дамы не всегда приличные поют, и громко хохочут, и весьма откровенно обнажают, на манер муленружевок, розовые телеса в кружевной кипени. И ничего, все сходит с рук… простите, с ног. Немки не просто нетрезвые, а как следует поддавшие горячительного. А, наподдавши, хочется всем мужчинам сделать… обрезание. Нет, не то чтобы покушаются на права моэля, которому в еврейской общине доверено деликатное дело отъема крайней плоти. У евреев свои заморочки. У немецких женщин – свои.

Они ухитряются распознать в галстуках модель мужского достоинства. Помня об этом, представители сильного пола стараются нацепить галстук подлиннее, чтобы доставить радость большему числу участниц «бабьего бунта». Признаком доблести считается набор из пяти-семи лоскутов. А приличный галстук, напомню, в магазине средней руки начинается с 25 евро. «На карнавал приехал – жабо надевай, по крайней мере! – выкрикивают ведьмы иному ошарашенному галстуконосцу. – И не возражай. Сегодня слова «нет» не существует! Хочешь пива?»

Ну вот такое у немок восприятие эмансипации.  Может, мстят мужчинам за веками пренебрежительное отношение к себе, нежным и трепетным. Может, напротив, напоминают сильному полу о бездействии его заглавного инструмента. Волнуются, в общем. Выбирают ножницы поострее. И в толпу. На тротуары. В президиумы. Навстречу приключениям, а заодно – отцам Кельна, Дюссельдорфа, Майнца, этим рейнским крепостям, как называют традиционные центры карнавальных безумств.

Случалось, как-то разом, согласованно, чуть ли не одновременно группки буйных дамочек напрочь отхватывали символ мужского достоинства в  его нашейном выражении  у трех мэров или их замов. Предвидя прогнозируемый и устоявшийся сценарий, отцы городов могут, конечно, сказаться больными. Как сделал это несколько лет назад обер-бургомистр Дюссельдорфа Йоахим Эрвин, «ну совсем неожиданно» угодивший в госпиталь за считанные часы до карнавала.  По причине срочной операции – официальная версия. Просто подставил зама – неофициальная.

Обычно сдержанные и вежливые немки только раз в год позволяют себе мелкое, ни никем не стопорящееся хулиганство и поголовную дурашливость. Ну, конечно, целый год копить в себе откровенные чувства и появившаяся возможность враз продемонстрировать их… Но вот эти леди, которые мне повстречались, идут, не выказывая никаких эмоций. Пока они наслаждаются впечатлением от костюма самой юной из них. Он выполнен в традиционной бело-голубой гамме. Это отсыл к истории. Два века назад, когда кончилось французское господство, в городах на Рейне были возрождены многочисленные карнавальные клубы с собственной униформой. В ней читается крой и цвета французских (или, по другой версии, прусских) военнослужащих.

Представьте себе галдящую на тротуарах толпу, большая часть которой прибыла в Кельн поездами отовсюду, чаще с севера Германии, не говоря уже о многочисленных туристических автобусах из разных городов Европы.  И вдруг в толпе образуется некое особое брожение. В скопление шутов врываются еще вчера весьма почтенные дамы, ныне переодетые ведьмами. У каждой ножницы в руках. Они, завидя случайных мужчин при галстуках, начинают лихо оттяпывать у них вышеозначенное достоинство.

Ну посмотрите на этих очаровательных женщин. Вы можете заподозрить в них хулиганок?

Группа, дружно шествующая на карнавал, казалось, рискует на фоне знаменитого собора процитировать последствие ситуации «Аннушка уже разлила масло». Речь, напомню, о том, что сделала Аннушка-Чума после того, как купила подсолнечного в кооперативном магазине на Малой Бронной и Патриаршего переулка.

Кельнские Аннушки, которых в данных обстоятельствах тоже можно назвать чумовыми, переходят улицу, в отличие от страдальца Берлиоза, даже не глядя на проезжую часть. А чего волноваться, если дело происходит в центре города, где авто не едет, а едва пошевеливается. Как, впрочем, и в другой, не карнавальный день.

Отрываются дамочки, словом, как хотят. И вовлекают в этот самый отрыв своих благоверных. До такой степени, что те ни свет ни заря начинают доить папьемашевных рекламных коров в центральной части города.

Карнавальные дни и ночи в Кельне – единственные в году, когда на вопрос «Sind Sie jeck?» («У вас не все дома?») можно получить утвердительный ответ, причем в самой доброжелательной форме.

Нынче никого подставлять нельзя. Высмеивать – без вопросов. Особенно в Кельне. Отбушуют бабоньки свое, и мигом за дело возьмутся. Доводить до совершенства костюмы, репетировать сольные выступления в составе девичьих оркестров, осваивать плечи мощных молодцев, которым надо прошагать с очаровательной, но увесистой ношей не одну сотню метров…

И помнить, помнить, помнить – впереди карнавальная вершина, «бесноватый» понедельник. А карнавал-то нынче не простой, а юбилейный.  Первый  Koelner Rosenmontagszug (кельнский поезд «бесноватого» понедельника) состоялся в 1823 году. О втором дне карнавального бедствия… пардон, празднества – во второй части обзора.

Александр МЕЛАМЕД. Фото автора

Послесловие автора.

На резонный вопрос читателей, где же фотографии Бабьей ночи, отвечаю. Галстук надеваю лишь тогда, когда отправляюсь в театр – и то по настоянию супруги. Появиться с ним в Бабью ночь означает вызвать огонь на себя. Появиться без него еще опасней. Пылкие немки могут предъявить убедительное подтверждение: так ли ответственно поработал моэль на восьмой день моей жизни. И, боюсь, что устным заверением дело может не кончиться. В Бабью ночь дамы обречены на любопытство.