Как он дышит, так и пишет… или вахтовый метод жизни. Эссе

Пробовали вы смотреть на окружающую вас обстановку глазами другого человека? Например, гость, родственник, знакомый, друг, враг приехал впервые в район вашего обитания, какие фотографии он сделает? Какой образ сложится в его мозгу? Сегодня, дорогой читатель, приглашаю на экскурсию: «Чем дышу, о том пишу». Экскурсоводом буду я сам. Что вы говорите, «сам» — это значит субъективно? А что объективно в нашем мире? Войны? Рухнувшая экология? Созвездия, воспринимаемые с Земли плоской картинкой, а на деле убежавшие друг от друга на миллионы световых лет? Если театр начинается с вешалки, согласно фразе, приписываемой Станиславскому, то любой микрорайон Москвы начинается со станции метро. Вы возразите мне: «А как же автомобилисты, которые годами не пользуются подземкой»? Во-первых, думаю это позёрство и преувеличение, народ ни как не переживёт манию хвастовства собственными доходами и хитростью. Работавший у меня на фирме водитель — простой парень, далёкий от коммерческих успехов, любил начинать свою речь словами: «Один мужик, тоже смекалистый, как я…». А во-вторых, в условиях автомобильного трафика, а точнее его многочасового стояния, значение метро будет возрастать. В Нью-Йорке таксисты ругаются и вспоминают про «traffic jam» при скорости 30 километров в час, при таком же движении в московские часы пик, водитель радостно шепчет: «Слава Богу, поехали». Итак, мы прибываем в обнимку с народом на станцию «Ясенево», до недавнего времени предпоследнюю в самой длинной цепочке станций столицы. Теперь, с прибавлением к ней ещё четырёх загородных платформ, объятья пассажиров будут напоминать любовный экстаз сплетённых тел.

Наконец, отлипнув, от окружающих вспотевших «жертв транспортного коллапса», вы оказываетесь в подземном переходе. И сразу натыкаетесь на стаю бездомных собак, отрешённо смотрящих на мельканье людей слева направо и наоборот. Серые короткошёрстые и довольно крупные животные — это сложившаяся порода диких собак столицы. Обычно они не агрессивны, пока сыты, но при отсутствии дневной пайки могут показать клыки и рэкетировать прохожих с продовольственными сумками. Если родина начинается «с картинок в твоём букваре», то определение места родины должно начинаться словом «Азия», а точнее — «азиатчина». Можно совать под нос друг другу географические карты, проводить смело границы Европы по Уральскому хребту, называть себя центром «Евразии» или «Азиопы», но это всё равно, господа, стаи диких собак присущи только слаборазвитым странам. Можно льстить себе любыми названиями, но наша столица — это Азия, а может даже и её жопа. Вы не поверите, но как-то я видел стаю бездомных собак прямо на Красной площади. Они увлечённо облаивали работников кремлёвской администрации у ворот Спасской башни, не реагируя на попытки современных чекистов отогнать их от проходной, где важно раскрывают пропуска в Кремль их обладатели. Опустившись в повседневную жизнь Индонезии, Таиланда, Китая, вы также обнаружите в большом количестве бездомных собак, только с учётом тёплого климата на них будут надеты менее шерстистые шкуры, и, почему-то, рыжего окраса. Но и в Азии, столкнуться с бездомными собаками на центральных площадях, вам вряд ли «повезёт». В странах же Европы стаи четвероногих друзей человека, выброшенных хозяевами на улицу — нонсенс.

Боюсь ранить чувствительные сердца читательниц, но всё-таки приведу некоторые зарисовки: Он и Она, в возрасте ещё не предполагающем маразма, выгуливают крупного пса, устроившегося для отправления естественных потребностей на детской площадке. Он, нетерпеливо: «Ну что там»? Она с нежностью в голосе: «Мяско и творожок». И оба с удовлетворением на лицах, как будто облегчились сами: «Слава богу»… Она, обращаясь к собаке: «Куда теперь пойдём, малыш, в парк или на стадион»? Я в это время шёл в парк и потому заинтересованно посоветовал: «Уж лучше на стадион»! Они, повернувшись к своему бойцовому псу, гулявшему без намордника, и не замечая меня: «Куда ты сказал, на стадион, да»?

Обойдя минные поля, заложенные ни в чём не повинными животными, подхожу к торгово-развлекательному центру «Вавилон». Упрямо называю его «Бабилон», памятуя о недостаточно грамотных писцах, перепутавших латинское «В — би», со славянским «В — веде, веди, вэ», и, в результате, оставивших потомкам слова «варвары», вместо «барбары», Ливан, вместо Либан, Аравия вместо Арабия и т.д. Такие супермаркеты заменили для молодёжи и клубы, и церкви. Они тусуются при входе, как когда-то деревенские ребята перед танцами, или богомольцы перед службой. Стайки чётко делятся по национальному признаку, так они чувствуют себя более защищёнными и от стражей порядка, и от конкурирующих между собой молодёжных групп. Великий Пушкин заблуждался: «и гордый внук славян», почти упразднивший уроки литературы в школьной программе; «и финн», получивший долгожданную независимость и овладевший английским языком; «и ныне дикий Тунгус» (вымирающие от пьянства народы Севера), «и друг степей калмык», добывающий нефть и газ, среди гибнущей степной флоры-фауны; не интересуются его стихами.

Раздвигаются и закрываются прозрачные двери, намекая на границу между улицей и торговыми рядами. А вот и охранники этого заведения, торговой святыни с увесистыми дубинками наперевес. Эскалатор поднимает на второй этаж Центра общественной жизни маленького мирка «Ясенево». Хотя не такого и маленького — более 180 тысяч жителей, это больше чем в Южно-Сахалинске или Находке, и чуть меньше, чем в Пскове. Есть и свои исторические зарубки — впервые «село Ясиновьское» упоминается в ХIV веке как владение Ивана Калиты. Висит и своя историческая ноша — две разваливающиеся на глазах усадьбы «Узкое» и «Ясенево». Первая связана с именами князей Трубецких, философом Владимиром Соловьёвым. Вторая — владенье князей Гагариных, Бутурлиных. В храме Петра и Павла, что напротив усадьбы, венчались родители Льва Николаевича Толстого — граф Николай Ильич Толстой и княжна Мария Николаевна Волконская.

Есть и память современной истории: убийство полусотни человек душегубом в «Битцевском лесу». Погром, учинённый скинхедами на рынке близ метро «Ясенево». Обрушение крыши спортивно-развлекательного комплекса с десятками раненных и 28 погибшими. Об этих событиях стараются не вспоминать, хотя убийства в лесопарке продолжаются, здесь же устраивают слёты нацисты с громкими воплями «Хайль Гитлер». А маленькая часовня — построенная властями, как откуп от родственников, людей погибших под сводами Аква-парка, так и не открыта для поминальных молитв.

Как всякий экскурсовод, я отвлёкся от темы «Как дышится, так и пишется». И так, второй этаж торгового центра, и здесь готовую к развлеченьям публику встречает приветливый молодой человек, спортивного вида с баночкой (боже упаси от пива или энергетической химии), конечно, сока или молочного напитка «Данон». Может быть он и спортсмен, но результатами известен в распространении наркотиков. Все местные заинтересованные лица его хорошо знают. Рядом на подхвате, выражаясь лаконичным полицейским сленгом, — «малолетка», инвалид с детства, помогающий за умеренную плату старшему товарищу. Есть ещё и конкурирующая группка киргизов, но те, пока что, специализируются на «своих». Ну, увозят подростков на «скорой» из общественных туалетов… с передозой, ну, валяются в лесопарке шприцы… кому до этого дело… как и до нескончаемой цепочки юношеского суицида.

Полиция, обременённая сбором взяток. Парни, горланящие афганские песни, в надетом для достоверности камуфляже с бутафорскими наградами. Женщины неопределённого возраста, продающие с ящиков банки «солений-варений», внутри с чем-то чёрным, похожим, как африканские близнецы. Шпана, приглядывающая, где что плохо лежит. Красномордая растрёпанная пьянчужка, осыпающая прохожих сочным российским матом. Выходцы с Кавказа, взвешивающие фрукты на глазок. Неосвещённые дворы, в которых легко стать жертвой хулиганов. Бесчисленные, но не работающие видеокамеры над дверями подъездов. Консьержки озабоченные устройством новой жизни с такими же как и они приезжими, ночующими в подвалах или перенаселённых квартирами. Москвичи, боящиеся высунуть нос из квартиры после 10 вечера. Быстро пустеющие аллеи парков при первых признаках наступающей темноты… Мы привыкаем ко всему и ко всем… И всё время взгляды, холодные, колючие, проверяющие тебя «на вшивость» — дрогнешь или нет. Здесь меньше улыбок, чем в турецком квартале Мюнхена или арабском Парижа.

И взращенный в России, как в парнике, СТРАХ, обильно удобряемый властями: «Вышел на митинг? А вот мы сейчас проверим твою подноготную, и, не сомневайся, найдём столько нарушений, сколько тебе и не снилось. Учишься? — Вылетишь. Работаешь? — Уволят. Имеешь свой бизнес? — Закроют». «Вырвался из рук омоновца? Значит, оказал сопротивление органам правопорядка. Получи свой обыск и побои». «Ах, ты известная личность? Ну, тогда извини, можно и без побоев. Лично будешь сидеть, получая новые и новые сроки по несколько суток».

Заметьте, люди идут на митинги не с экономическими, и даже не с политическими требованиями, а скорее с нравственными: «Перестаньте нас держать за дураков, прекратите морочить голову своими лживыми выборами, «легитимностью» бесконечных сроков президентского правления, рокировками «президент — премьер», «премьер — президент». Если вы воруете, так что прёт из всех дыр, то не заставляйте нас восхищаться вашей честностью, если вы имеете дворцы за рубежом, там учатся ваши дети и живут ваши семьи, то разрешите нам не рукоплескать вашему «безудержному квасному (в настоящее время правильнее сказать нефте-газовому) патриотизму…»

Господи, неужели в России всегда было так же душно? Когда же Лермонтовский стих «Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ, И вы, мундиры голубые, И ты, им преданный народ…» потеряет свою актуальность? Боже, неужели патриотом Некрасовым могли быть написаны эти строки: «Наконец из Кенигсберга Я приблизился к стране, Где не любят Гуттенберга И находят вкус в говне. Выпил русского настою, Услыхал “ебёну мать”, И пошли передо мною Рожи пьяные писать»? Отец наш небесный, а Есенинские воспалённые слова из поэмы «Чёрный Человек»: «Этот человек проживал в стране самых отвратительных громил и шарлатанов», разве могли быть сказаны им о России, которую так надрывно любил?

Дворянство, блистательное русское дворянство и энциклопедических знаний интеллигенция жили на родине вахтовым методом. Вернулся в Россию, что-то собрал, что-то продал, что-то издал, и назад в цивилизованную, удобную для жизни Европу, дарящую гормоны радости. Может быть, продажа «Вишнёвого сада» была вовсе не трагедией, а жизненной необходимостью Раневской. Возможно, Тургенев, Герцен, Горький, Ленин, сами того не ведая, находили много лет подряд любовные, философские, революционные обоснования своему нежеланию возвращаться на родину и дышать спёртым воздухом несвободы. А Александр Иванов с двадцатилетней работой над картиной «Явление Христа народу»? Разве это ни предлог не покидать вечный город Рим, который он так горячо любил. И вот теперь и мы современники якобы свободной, якобы демократической России перенимаем опыт вахтового общения с родиной. Заработал, отскочил, набрал в лёгкие чистый воздух и назад в затхлость отечества. Думаю, в моей экскурсии имею право на искренность, потому что всегда возвращаюсь домой, к разбитому корыту, по принципу, где родился, там и …скончался.

Да, Российская империя практически последней в Европе (опередив только Боснию и Герцеговину) отказалась от крепостного права, читай рабства себе подобных людей по внешним признакам, религии, основам культуры, происхождению, общности языка, совместно пережитым историческим событиям. Страны Балтии и Польша, входившие тогда в состав России, упразднили крепостной строй на своих территориях на полвека раньше, чем была проведена «великая реформа» на исконно Российских просторах, осуществлённая с оглядкой на вчерашних хозяев земли и людей, живущих на ней. С тех пор так и выдавливаем из себя по каплям психологию рабов. А власть, как насильственное кормление, вливает в нас экстракт «рабского страха», от которого мы нашли лазейки убегать, но не научились побеждать СТРАХ в себе.