Как Нидерланды стали страной дневников во время Второй мировой войны

Дневник, пишет Нина Сигал, автор книги “Хранители дневников”, представляет собой “первый набросок воспоминаний”, отмечает журналистка “The Forward” Джулия М. Кляйн.

Photo copyright: pixabay.com

Сформированный обстоятельствами, идеологией и намерениями, он по-прежнему отличается от более поздних свидетельств своей непосредственностью и неспособностью предсказать свой собственный конец. Эти факторы, несомненно, способствовали созданию одного из выдающихся литературных артефактов Холокоста, дневника Анны Франк, написанного девочкой – еврейкой на грани жизни и смерти в ее тайном убежище в Амстердаме. На самом деле, как мы узнаем от Сигал, американской журналистки и писательницы, также проживающей в Амстердаме, Нидерланды были страной авторов дневников времен Второй мировой войны. Сразу после освобождения страны новый Институт NIOD по изучению войны, Холокоста и геноцида выступил с призывом передать свидетельства от первого лица.

Тысячи людей откликнулись на это и институт продолжает расшифровывать и сканировать их дневники. В “Хранителях дневников” Сигал, чей дедушка по материнской линии, родившийся в Чехии, пережил концентрационный лагерь Маутхаузен в Австрии, использует несколько этих дневников – тщательно отобранных, переведенных, отредактированных и упорядоченных — для описания немецкой оккупации Нидерландов и событий, приведших к убийству трех четвертей еврейского населения страны. Она перемежает дневниковые записи фрагментами своей собственной семейной истории, а также эссе о периоде, дневниках, проблеме исторической памяти и попытках Нидерландов воспринять наследие как спасения, так и коллаборационизма. Вероятно, самым удивительным решением Сигал является включение дневников двух признанных голландских нацистов. Один из нацистов, жестокий полицейский детектив Доуве Баккер, беспокоится о своей карьере, восхищается Гитлером и ликует по поводу преследования и депортации евреев. В другом дневнике содержатся короткие заметки Инге Янсен, жены голландского нацистского чиновника, которая наслаждается своими привилегиями (Голландский закон, отмечает Сигал, предоставляет потомкам коллаборационистов право на конфиденциальность.).

[adinserter block=”7″][adinserter block=”8″]Ни один из этих дневников не имеет особых литературных достоинств. Но, в сочетании с другими записями, они служат ироничным контрапунктом к невзгодам более замечательных и красноречивых авторов дневников, по-разному скрывающихся, заключенных в транзитный лагерь Вестерборк или арестованных как члены движения Сопротивления. Цель Сигал, пишет она, состояла в том, чтобы предложить “широкую перспективу”, а также “исследовать серые зоны, территории моральной нерешительности и моменты социального коллапса”.

Сигал организует избранные отрывки, в основном из семи дневников, в хронологическое повествование об оккупированных Нидерландах, и особенно о судьбе их еврейского населения. Ее собственные тексты умны и точны. Одна небольшая жалоба: иногда она предлагает биографическую информацию ретроспективно, следуя записям в дневнике, хотя было бы более выигрышно дать ее во введении. В дополнение к задаче редактирования и, с некоторой помощью, перевода дневников, Сигал проявила должную журналистскую осмотрительность. Она посещала ключевые места и беседовала с историками, родственниками авторов дневников и другими. Несколько потенциальных интервьюируемых, не желающих возвращаться к болезненным воспоминаниям или семейной истории, отклонили ее просьбы об интервью. Примечательно, однако, что Сигал приехала в Израиль, чтобы взять интервью у 105-летней Мирьям Леви, которая когда-то была секретарем скандального Еврейского совета Амстердама.

Дневник Леви (ранее опубликованный) представляет собой сборник неотправленных писем ее жениху Лео Болле, за которого она позже выйдет замуж. Среди ее самых запоминающихся отрывков – рассказ о ее волнующем путешествии летом 1944 года от ужасов Берген-Бельзена к свободе в Палестине в составе группы евреев, обмененных при обмене пленными. “Мы живем в сказке”, – пишет она. Более ранние размышления Леви позволяют понять дилеммы амстердамского Еврейского совета, который пытался стать посредником между убийственными требованиями нацистов и растущей угрозой еврейскому населению. В конце концов, эта попытка обернулась позорным и катастрофическим провалом, но в интервью Сигал Леви не выражает сожалений о своей скромной роли.

[adinserter block=”10″][adinserter block=”11″]Также примечательны работы Филиппа Механикуса, журналиста, заключенного в тюрьму в Вестерборке, и Элизабет ван Лохейзен, религиозно мотивированной активистки Сопротивления, которая прятала евреев в своем родном городе Эпе. После вторжения нацистов Механикус продолжал писать для газеты под псевдонимом, пока растущее антисемитское давление не привело к его увольнению. В Вестерборке он стал пристальным наблюдателем лагерной жизни, “неофициальным репортером, – пишет он, – освещающим кораблекрушение”. В то же время он делает паузу, чтобы полюбоваться красотой пейзажа и позавидовать свободе чаек в полете. И он философски пишет: “Пространство и время растворились. Человек живет на фоне небытия”. Благодаря своим защитникам Механикусу в течение 17 месяцев удавалось избегать самого страшного аспекта лагеря: еженедельных перевозок в Аушвиц и другие нацистские концентрационные лагеря. Отсрочка была редкой и недостаточно долгой. Ван Лохейзен, сторонница либеральной Голландской реформатской церкви и владелица универсального магазина, предстает как необычайно храбрая душа. Она и ее организация размещали еврейских беженцев в безопасных домах, окруженных лесами. Предательство было постоянной угрозой. “Напряжение, – пишет она, – иногда невыносимо”.

Вместе с мужем и сыном ее как минимум дважды арестовывали за ее деятельность, но она была освобождена и пережила войну. Наиболее интересные эссе Сигал включают ее исследования роли Еврейского совета Амстердама и того, что историки называют “вопросом знания” о Холокосте. Насколько совет был виновен в сотрудничестве с нацистскими захватчиками, спрашивает она, и насколько население Нидерландов знало и верило в массовое убийство голландских евреев? Ответы оказываются сложными. Послевоенное обращение Нидерландов с памятью о Холокосте породило то, что один теоретик назвал “мифологией”, пишет Сигал. Ранней, неуклюжей попыткой мемориализации в 1950 году был так называемый Памятник благодарности, призванный поблагодарить голландцев за их солидарность и спасение евреев. Только в 2021 году Национальный памятник в память о жертвах Холокоста работы Даниэля Либескинда, наконец, увековечил 102000 погибших голландских евреев.

Национальный музей Холокоста планируется открыть в 2024 году, спустя восемь десятилетий после катастрофы.

Источник