Как не пишут о Ленине

Первое задание, на которое меня, заочника ВГИКа, послал «Советский Экран» –написать про самодеятельный фильм о смерти Ленина, весть о котором дошла до редакции. Мне это напомнило поручения, которые армейские деды любят давать очкастым новобранцам – «а-ну-ка-вашу-мать-сморчки-шагайте-протирать-очки», но я ничего не сказал и отправился в гости к автору. Им, к моему удивлению, оказался старикан лет 75-80 с крестьянским лицом. Показав свое изделие на домашнем проекторе, он усадил меня за стол и принялся потчевать таким же самопальным, как его фильм, но более впечатляющим пойлом, на голубом глазу называя его «белочкой», и за разговором не забывая подливать себе.

О размышлениях над финалом он рассказывал так: «И вот тут я, понимаете, крепко задумался. Ведь я показываю гроб, почетный караул, ну и настроение у зрителя создается сами понимаете какое. А ведь партия ориентирует нас так, что Ленин и сейчас живее нас всех живых. Получается нарушение линии, а шаг вправо, шаг влево – сами знаете, что такое». «Считается за побег, стреляют без предупреждения» – поддакнул я. «У меня были разные предложения, как закончить фильм – например, снять в виде концовки пионеров, возлагающих цветы в Мавзолее. Юных, значит, ленинцев, продолжателей дела. Но я отверг этот вариант, потому что подумал (тут он хитро и самодовольно сощурился): кто может гарантировать, что из каждого из них вырастет настоящий ленинец, а не какой-нибудь там антиленинец?! И вы видели, какое я нашел творческое решение (он еще раз с гордостью посмотрел на меня): я показываю глобус в музее Ленина, на котором флажками отмечаются страны, где изданы сочинения Ленина, и звучат стихи: “Все меньше тех, кто знал и видел Ленина, но ленинцев все больше на земле!”. Такой был мой смелый творческий шаг как кинематографиста».

Пока он нес дичь подвыпившего охотника, меня кольнуло ощущение, что за его гробовой ленинианой стоит что-то личное, и я спросил, что он помнит из того времени, когда вождь еще не был живее всех живых, а был просто жив. Старик оживился и рассказал мне историю про реквизированную у их зажиточного соседа корову, которую продармейцы должны были отправить голодающим рабочим, но какое-то время держали для себя. А в их бедняцкой семье коровы не было, и его маманя написала Ленину письмо с просьбой, чтобы реквизированную корову отдали ей. И, хошь верь, хошь не верь, через два месяца пришло распоряжение о передаче буренки в их семейное владение. «А что сосед, злобы не затаил?» – поинтересовался я. «Небось, затаил, коли к белым ушел. А белые до нас не дошли. Так и сгинул».

Мы хлопнули еще по полстакана, и я полуотключке отправился домой, какое-то время раздумывая о том, что бы сотворили из этого материала режиссеры красного и белого налива. Дальше последовал провал в памяти, который я смог восполнить лишь с помощью супруги. Если верить ее словам, я вернулся на бровях, повалился на постель и захрапел, а когда она легла рядом, состоялся следующий диалог:
– Саван будешь ткать?
– Что?
– Я спрашиваю: саван будешь ткать?!!
– Какой саван?
– А ради чего люди заводят леопарда? Чтобы когда пропадет ребенок, он съел и нового. Ради отчетности, не ради плана, пойми меня правильно!
– Ты соображаешь, что несешь?
– Не знаю и знать не желаю! – твердо сказал я и добавил: – Спокойно!
После чего отвернулся к стене и на вопросы уже не реагировал.

В отделе информации мой письменный отчет о встрече с заслуженным кинолюбителем, в котором я слегка пригладил описанное выше и опустил эпизод своего возвращения, был встречен с воодушевлением, но через пару дней мне сообщили, что он завернут главным редактором Далем Орловым. «И что он при этом сказал?» – спросил я. «О Ленине так не пишут!».

Виктор Матизен
FB