КАК ЭТО НАЧИНАЛОСЬ (КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ ИССЛЕДОВАНИЙ БАЙКАЛА)

Славное море – священный Байкал,
Славный корабль – омулевая бочка.
Эй, баргузин, пошевеливай вал!
Молодцу плыть недалёчко.

Уважаемые читатели! Московское общество испытателей природы продолжает публиковать статьи о замечательном озере – Байкале, его природе, экологии, красотах и, конечно, о проблемах. Эта статья, как и многие другие, принадлежит Вадиму Викторовичу Тахтееву – человеку, влюбленному в Байкал и его природу.

В.В.Тахтеев – доктор биологических наук, профессор Иркутского университета. Его научная деятельность связана с изучением байкальских донных организмов. Он уже много лет пишет статьи о Байкале и его природе. Своими статьями он воспитывает у людей любовь к этому суровому краю и уважение к замечательному озеру.

Байкал – это 20% мировых запасов пресной воды, притом очень чистой, холодной, богатой кислородом. А, как известно, кислород способствует очищению вод. Загрязняющие вещества в присутствии кислорода химически окисляются, и становятся более доступными для микроорганизмов. При наличии достаточного количества кислорода микроорганизмы окисляют органические вещества до конечных продуктов – воды и углекислого газа. Если кислорода не хватает, органическое вещество окисляется с образованием сероводорода, метана и иных токсичных для большинства организмов продуктов.

Пример, это Черное море, которое за счет поступления больших количеств пресных вод имеет разную соленость. Верхний слой моря (до глубины 200 м) имеет соленость около 17-18‰ (количество солей в литре воды), а глубже – 22-24‰.  Опресненные, более легкие воды лежат на более плотных, тяжелых водах. Черное море замкнутое, и перемешивание крайне слабое. В результате, ниже 150-200 м воды насыщены сероводородом, и жизнь в них отсутствует (за исключением бактерий). Представьте, максимальная глубина Черного море немногим более 2 км, а средняя – около 1 км и вся эта масса вод безжизненна. Рыба, которую Костя шаландами привозил в Одессу, морские водоросли, дельфины, медузы, ракушки и пр. обитают только в 100-метровом слое.

Могучие реки Дунай, Днепр, Днестр в течение многих веков, а может быть и тысячелетий, приносили и приносят в Черное море воды, богатые органическим веществом и минеральными солями. Сейчас добавились различные загрязнения, нефть, детергенты, бытовые отходы. Все это способствует развитию водорослей и других организмов. Помните слова из замечательной песни Э.Пьехи «…вышла мадьярка на берег Дуная, бросила в воду венок». И он тоже способствует образованию сероводорода. Органические и минеральные вещества являются основой для развития жизни в верхнем слое Черного моря, и они же способствуют образованию безжизненных черноморских вод.

А в Байкале на глубине более 1600 м, у самого дна вода насыщена кислородом. Все, что попадает в Байкал, окисляется и перерабатывается различными организмами, в первую очередь – бактериями. Байкал может выдержать и переработать много всякой «гадости», но, как известно, хребет верблюду ломает не груз, который он тащит, а та соломинка, которая оказывается последней. Так что давайте более бережно относиться к тому, что подарила нам природа.

При реализации проекта использованы средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации от 29.03.2013 №115-рп») и на основании конкурса, проведенного Обществом «Знание» России.

Очередная серия рассказов В.В.Тахтеева
посвящена  ученым, исследователям Байкала.
А.П.Садчиков

КАК ЭТО НАЧИНАЛОСЬ (КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ ИССЛЕДОВАНИЙ БАЙКАЛА)

А начиналось познание великого озера с той далёкой уже поры, когда Сибирь становилась частью России. Семнадцатый век. С запада на восток шли казачьи отряды. Шли через таёжные дебри, преодолевали бесчисленные малые и крупные реки, добывая пропитание охотой и рыбалкой. Упорно продвигались всё дальше навстречу восходящему солнцу, чтобы прибавить государству новые, ещё неисследованные, но богатые природными дарами земли. Не было на этом пути ни городов, ни русских деревень. И дорог никаких не было. Лишь поселения местных народов с их старинным укладом, совершенно не похожим на русский. Всё было впервые. И каждая верста на этом пути приносила новые открытия.

И вот настал тот день, когда казаки впервые вышли к Байкалу. Нам, наверное, сейчас очень трудно понять, как они были поражены. Огромные скалы, величественные утёсы. И чистейшая пресная вода… Целое море воды. Воистину море – конца и края не видно! И не везде по берегу пройти можно: нередко прямо к воде подступают скальные прижимы. Надо валить лес, строить суда. И лишь затем – на вёслах или же под парусом – вперед, вдоль величественных берегов!

Можно считать, что первыми исследователями Байкала были казаки из отряда под командованием Курбата Иванова, вышедшие к западному берегу озера в 1643 году – ещё до того, как возник Иркутск (как известно, казачий острог на месте будущего города возведён в 1661 г.). Ивановым составлена первая карта Байкала, ещё, правда, весьма далёкая от точного изображения очертаний озера – «Чертёж Байкала и в Байкал падучим рекам». Потом вышли на байкальские берега ещё несколько казачьих отрядов. Однако есть сведения, что казаки обнаружили на Байкале останки разбитых деревянных судов. Кто ходил на этих судах? Вероятно, что ещё до Курбата Иванова русские достигали сибирского моря, строили корабли и пытались переправиться через него. Но Байкал жестоко наказывал смельчаков, разбивая их корабли о скалы. О том, что уже в 1640 году некие казаки ходили по Байкалу, поведал Иванову и его проводник-тунгус.

Так уж получилось, что почти сразу в только что пройденную первопроходцами Сибирь начали в наказание ссылать людей, чьё присутствие в столице и других центральных русских городах было для власти нежелательным. И именно ссыльные становились порой исследователями Байкала. Первым, кому была уготована подобная судьба, оказался священник Аввакум. В XVII веке в России была проведена церковная реформа. Часть верующих отказались согласиться с этой реформой, сохранили верность прежним канонам и потому получили название «старообрядцы». От преследования властей они уходили на восток, на север, в самые разные труднодоступные районы страны.

Аввакум Петрович был главой старообрядческого сопротивления и потому попал в особую немилость. Его ссылали сначала в Тобольск, потом в Даурию (Забайкалье). Затем, вернувшись в Москву, он не успокоился и продолжал борьбу с церковными «реформаторами». Снова ссылка, а затем – сожжение по царскому указу.

Но был протопоп Аввакум не только священником, не только несгибаемым борцом, но и талантливым писателем. В 1655-56 годах по дороге в Даурию он побывал на Байкале; в 1662 году вновь переправлялся через Байкал, возвращаясь из даурской ссылки. Озеро поразило его своей божественной красотой, и он оставил нам восторженное художественное описание Байкала.

Как писал Аввакум, едва они переправились под парусом с берега на берег, началась буря, и им едва удалось найти на берегу безопасное место, чтобы пристать. Начнись шторм чуть раньше – и не читать бы нам вдохновенных аввакумовских строк об огромных каменных утёсах на берегах Байкала, на которых растёт дикий лук и чеснок, о множестве птиц на воде, которые, «яко снег, плавают»; о богатстве Байкала рыбой – да такой, что «нельзя жарить на сковороде: жир всё будет».

Налаживались торговые связи России с Китаем, и посол русского государства в этой стране Николай Гаврилович Спафарий (он был молдаванином по происхождению, и его молдавская фамилия – Милеску) в 1675 г. по пути на место своей службы объезжает Байкал и составляет его довольно подробное описание. Это в наше время работа дипломата во многом потеряла свою романтическую окраску: садишься на самолёт, и через несколько часов уже сходишь по трапу в стране, куда тебя направили. А вот тогда, когда Спафарий ехал в Китай, на дорогу уходил не один месяц, и посол был не только дипломатом, но и опытным путешественником. И Спафарий составил подробное, натуралистически достоверное описание Байкала, его главного притока Селенги; представляли ценность для мореплавателей его сведения о том, сколько дней («днищ») занимают переходы под парусом от одного пункта на озере к другому, и где можно найти укрытия от штормов («пристанища»).

Шли годы, десятилетия. Продолжалось освоение Сибири. Пора первоначального знакомства с Байкалом миновала. Для его дальнейшего познания требовалась работа профессиональных учёных. Но в молодых сибирских городах не было ещё таких людей, для которых наука была бы родом их занятий. Да и в целом по стране ещё не было научных учреждений, и занятие наукой было уделом считанных одиночек. Только в 1724 г. была по указу Петра I основана Петербургская Академия наук, которая спустя год объединяла всего-навсего 17 учёных. Первый в России университет – Московский – начал работу намного позже, в 1755 г. И потому было, видимо, неизбежным, что на первых порах в исследования Байкала внесли большой вклад немецкие учёные.

Одним из них стал Даниил Готлиб Мессершмидт – немец, который по личному заданию Петра I в двадцатых годах XVIII века несколько лет посвятил путешествиям по Сибири, где собирал сведения об её природе, о жизни населяющих её народов. Побывал Мессершмидт и на Байкале, составил его карту и описание.

Примерно десятилетием позже побывал на Байкале другой немец – Иоганн Георг Гмелин, академик Петербургской Академии, участник 2-й Камчатской экспедиции В.Беринга. Гмелин, будущий автор многотомной «Флоры Сибири», был разносторонне образованным человеком; его перу принадлежит первое научное описание байкальской нерпы. Вместе с Гмелином в Сибири работал ещё один немец-академик – историк Герард Фридрих Миллер.

А ещё некоторое время спустя наступает черёд Петера Симона Палласа. Не достигнув даже тридцатилетнего возраста, он стал в 1767 г. академиком Петербургской Академии наук. А через год отправляется в шестилетнее путешествие по России. Проезжая по её бескрайним весям, он собирает огромный объём материала, прежде всего ботанического. Его сборы будут потом ещё долго обрабатываться по возвращении из экспедиции, и итогом этой работы станут два тома книги «Флора России».

Но такова участь путешествующего учёного: он должен обладать широким кругозором, и вникать во многие науки. Были у Палласа труды и по зоологии, и по палеонтологии, и по образу жизни и обычаям различных народов России. Невозможно закрыть глаза на всё новое, нигде ещё не описанное.

В 1771-72 гг. Паллас побывал на Байкале. И здесь он оставил свой профессиональный вклад – впервые для науки описал байкальскую губку, удивительную рыбу-голомянку (а заодно ещё 13 видов рыб) и три вида рачков-бокоплавов. Один из них до сих пор носит видовое название, данное ему Палласом; два же других, скорее всего, были впоследствии повторно описаны другими учёными под иными названиями, и потому как будто «потерялись» в наше время в огромных списках видов байкальской фауны. Хотя следовало бы, конечно, их «отыскать» и вернуть им первоначальное название. Этого требуют и формальные правила работы зоолога, и необходимость с уважением относиться к труду первооткрывателей.

Ещё один член экспедиции Палласа, Иоганн Готлиб Георги (также немец), поработав на Байкале, более подробно описал байкальского тюленя. Кроме того, он впервые высказал мысль о тектоническом происхождении котловины озера – то есть об её возникновении в результате крупных движений земной тверди. По поручению Палласа штурман его экспедиции Алексей Пушкарёв провёл первую топографическую съёмку на берегах Байкала и составил инструментальную карту озера, то есть выполненную уже не «на глазок», а с использованием специальных инструментов.

Имя академика Палласа навсегда останется в истории исследований Байкала. И часто в справочниках он упоминается как русский учёный и путешественник. Наверное, он и был русским по своему духу и мировосприятию, хотя и оставался немцем по происхождению. Жизнь он посвятил изучению России.

В честь Палласа назван целый ряд видов животных и растений на территории нашей страны. Сделали это другие учёные, продолжавшие исследования фауны и флоры. Быть увековеченным даже хотя бы в одном зоологическом или ботаническом названии – большая честь для биолога.

В Германии, в Берлине есть тихое, укрытое от городского шума местечко Кирхенхоф («церковный двор»). Там находится старинное, но поддерживаемое в неизменном порядке кладбище. Недалеко от кладбищенских ворот можно найти скромную могилу, где нашёл себе последний приют российский академик.

А в Иркутске на набережной Ангары стоит здание краеведческого музея, в котором столетие назад располагалось Восточно-Сибирское отделение Русского географического общества. Взгляните на фасад музея. В верхней его части, на так называемом фронтоне, вы увидите высеченные в камне фамилии. Это имена тех, кто первыми своим самоотверженным трудом обогащал копилку знаний о Сибири и Байкале. Есть там и имена Мессершмидта, Гмелина, Палласа, Георги. Само здание музея стало памятником их труду. Есть на фронтоне и свободные места, где ничьи фамилии не значатся. Несколько раз возникали предложения вписать туда имена более поздних краеведов и учёных. Но это не делалось. И, по-видимому, правильно. Век двадцатый дал немало подвижников науки, прекрасно знавших Байкал и раскрывших многие его загадки. Но первые – они останутся первыми всегда. И будут служить достойным примером для тех, кто идёт следом.

КОНЕЦ МИФА О «БЕЗЖИЗНЕННОМ ОЗЕРЕ»

Много было в истории исследований Байкала самых невероятных гипотез, подтвердившихся и ошибочных, обоснованных и фантастических. Много было и ярких имён. Нет возможности рассказать обо всех. Вспомним лишь о вкладе некоторых из большого числа учёных, так или иначе связавших с озером свою судьбу. И в первую очередь – о биологах, поскольку автор этих строк – сам биолог.

Первая половина XIX века не увенчалась никакими сколь-нибудь существенными новыми данными о природе Байкала. Слишком далеко от тогдашних научных центров он лежал. Впрочем, именно в это время известный немецкий учёный Александр фон Гумбольдт выдвинул чисто умозрительную, без какого-либо фактического обоснования, гипотезу о том, что Байкал по своему происхождению является фиордом Северного Ледовитого океана. Надо заметить, что такой вывод Гумбольдта был достаточно логичным: ведь фиорды – это узкие и глубокие (до 1000 м) морские заливы, врезанные в береговую линию порой до 200 км. Их котловины тектонического происхождения; кроме того, в их формировании участвуют ледники.

Байкал – действительно озеро тектонической природы, длинное и узкое, на нём действительно обнаружены следы деятельности огромных ледников. Да и Ледовитый океан временами наступал на нынешнюю территорию российского севера, и его воды в такие периоды находились намного ближе к району расположения современного Байкала, чем мы это видим сегодня.

Окажись такая гипотеза верной – и можно было бы с твёрдой уверенностью искать в Байкале виды живых организмов, которые свойственны Северному Ледовитому океану. Хотя бы некоторые из них должны были бы сохраниться в опресневшей воде в виде реликтов (остатков).

Однако гипотеза Гумбольдта не подтвердилась. Геологами следы былого присутствия ледовитоморских вод обнаружены только до 62 градуса северной широты. Отдельные виды животных – морские реликты – встречаются в районе Енисея даже южнее – до 58 градуса (скорее всего, они продвинулись немного далее на юг, уже обитая в пресной воде). Но Байкал своей северной «верхушкой» не достигает даже 56-й параллели. Быть морским заливом он никак не мог.

Тем не менее, гипотеза о связи Байкала с Ледовитым океаном оказалась на удивление «живучей»; время от времени она вдруг «всплывает» в том или ином виде. И даже сейчас некоторые учёные полагают, что отдельные виды байкальских беспозвоночных животных заселились в озеро из Ледовитого океана.

Но это мы забежали вперёд. Вернёмся в середину XIX века. В Иркутске в то время не было ещё не только университета, но и вообще ни одного высшего учебного заведения. Небольшая группа образованных людей объединилась в 1851 г. в Восточно-Сибирском отделе Русского географического общества (ВСОРГО). Это была своего рода «Сибирская академия», при поддержке которой проводилось изучение природы Сибири, образа жизни и обычаев её коренных народов.

Несколько лет спустя после своего возникновения Восточно-Сибирский отдел снаряжает экспедицию, в составе которой был авторитетный чешский натуралист Густав Радде. Объехав весь Байкал и прожив на его берегах десять месяцев, Радде сделал вывод, кажущийся совершенно невозможным с высоты сегодняшнего дня. Он утверждал, что Байкал… крайне беден «низшими формами жизни», а именно – моллюсками, ракообразными и другими беспозвоночными животными! Сейчас-то мы знаем, что это совершенно не так. Ну, а в то время подобный вывод известного учёного был очень убедительным для деятелей из ВСОРГО. И они посчитали дальнейшие исследования живой природы Байкала бесперспективными. А раз они бесперспективны, то и не нужно больше тратить деньги на экспедиции.

Почему оказалась возможной такая роковая ошибка, затормозившая познание Байкала? Видимо, потому, что добыть в Байкале материал для зоологических исследований не так-то просто. Если вы выйдете на его каменистый берег и покопаетесь голыми руками в холодной воде, то вы найдёте, конечно, кое-каких животных и растений; каких, вы узнаете дальше. Но основное разнообразие организмов начинается в Байкале чуть глубже, с глубины нескольких метров, которая недосягаема для ваших рук. Да и далеко не всегда в яркий солнечный день животные будут «позировать» вам, если вы будете смотреть с лодки на дно сквозь изумрудную прозрачную воду. Многие из них прячутся среди камней, зарываются в песок и ил. Потому-то Радде и увидел на байкальском дне якобы безжизненные пространства.

Байкал не открывает свои секреты с лёгкостью. Чтобы узнать что-то новое об его жизни, нужны специальные приборы, помогающие собрать материал. Их-то у Радде и не было.

Миф о бедности Байкала беспозвоночными животными был развеян самоотверженным исследователем, зоологом и врачом Бенедиктом Дыбовским. Поляк по происхождению, в 1865 году он был сослан в Сибирь за участие в польском восстании (Польша входила тогда в состав России). Побывав проездом на Байкале, он решил добиваться, чтобы местом ссылки ему определили именно это озеро. Такое разрешение он получил, но ВСОРГО отказал ему в финансовой поддержке запланированных исследований, ибо считал их бесперспективными. Бенедикт не мог с этим согласиться. Если, рассуждал он, Байкал очень богат рыбой, то должна же эта рыба чем-то питаться! Должны, просто обязаны обитать в озере многочисленные беспозвоночные!

Дыбовский со своим другом Виктором Годлевским выехали из Иркутска в посёлок Култук на южной оконечности Байкала, рассчитывая только на свои силы и свои же, более чем скромные средства. Помогало то, что Бенедикт как врач оказывал помощь местному населению, и оно ему тоже регулярно помогало.

Наступил 1868 год. Байкал покрылся льдом, и Дыбовский с Годлевским впервые выходят на ледяной панцирь. Выходят для работы, причём очень тяжёлой. Нужно было прорубать лунки, чтобы что-то извлечь из воды. Прорубать метровой толщины лёд – это не сидеть в лаборатории. К тому же местные жители испытывали перед Байкалом благоговейный страх, и не решались заходить далеко на лёд. И отчаянных исследователей они каждый раз предупреждали о неминуемом несчастье, которое их там должно настигнуть. Поэтому все лунки рубились своими собственными силами. А всего таких лунок только за свою первую зиму в Култуке они прорубили около 200!

В прорубленные лунки на самодельных верёвках спускались самодельные же ловушки (обтянутые марлей цилиндры), содержащие мясную приманку. Ловушки оставлялись на несколько дней опущенными на глубины в несколько сотен метров. Подняв затем их на поверхность, исследователи поражались тому огромному количеству ракообразных-бокоплавов (гаммарусов), которые набивались под марлю. Приманку они объедали до костей.

Увидев это, Бенедикт и Виктор придумали в высшей степени оригинальный способ изготовления скелетов птиц, рыб и мелких наземных млекопитающих. Добытую тушку они спускали в Байкал на несколько дней и затем поднимали уже чисто отпрепарированный скелет. Хорошо «работали» гаммарусы-мертвоеды, лучше любого музейного препаратора!

Тем не менее, попадавшаяся в ловушки фауна была довольно однообразной. И Дыбовский с Годлевским попробовали другой способ. Они изготовили драгу (а это не что иное, как металлическая рама с привязанным к ней мешком) и впервые на Байкале провели драгировки по дну. Возможности были небольшие; для подобной работы использовались становые щели, в которые и спускалась драга. Тащили её по дну лошади, которых Дыбовский нанимал у жителей посёлка. Но даже в таких немногочисленных сборах богатство фауны превзошло все ожидания!

Для работы на льду приходилось нередко уходить из посёлка на несколько дней. Как ночевать среди голого ледяного пространства, где в любой момент может налететь резкий, неожиданный, обжигающий ветер? Дыбовский придумал приспособление, позволившее жить и в таких условиях. На сани ставился деревянный вагончик, в котором имелась печка и все прочие необходимые вещи. И лошадьми этот вагончик отвозился в район работ. На ночь, как быстро убедились исследователи, имело смысл положить под полозья саней длинные жерди, чтобы вагончик не был опрокинут внезапным ветром.

До сих пор используется в исследованиях Байкала подобное оригинальное приспособление. Оно так и называется – будка Дыбовского. В тёплом, отапливаемом печкой вагончике приспособились делать в полу люк, через который можно работать с прорубленной во льду лункой, не выходя на ветреное пространство, где мокрые руки тотчас коченеют.

Иногда угрожающие пророчества култучан сбывались. На льду бывало всякое. Случалось, ветром всё же опрокидывало сани, из-за чего портилась и терялась часть научного материала, добытого тяжёлым трудом. Дыбовский, к примеру, пишет: «Однажды нам случилось из очень значительной глубины извлечь кусок дерева, на котором оказался экземпляр губки; к сожалению, в дороге, когда опрокинулись наши сани, она выпала и была утеряна». Насколько существенна такая потеря, вы можете понять, учитывая то, что глубоководные губки и в наши годы попадаются редко, и даже их видовое разнообразие в Байкале до сих пор до конца не описано!

Тем не менее, несмотря на все трудности и неудачи, Дыбовский считал, что наилучшее время для работы на Байкале – это именно зима. И это понятно: в то время об использовании судов для научных работ ещё не могло быть и речи.

Друзья работали на Байкале и в следующую зиму, а потом ещё и зиму 1875-76 года, после достаточно длительной и богатой приключениями и испытаниями поездки на Дальний Восток. Их стараниями получен просто небывалый объём материала, огромное количество новых данных. Дыбовский и Годлевский провели многочисленные промеры глубин Байкала, взяли первые пробы донных отложений, многочисленные сборы фауны. Исследован ими и истоковый участок реки Ангары, и монгольское озеро Хубсугул. Дыбовский лично сам описал более ста видов байкальских рачков-бокоплавов, указал глубины их встречаемости, их разнообразнейшую прижизненную окраску. А всего, он считал, их в Байкале должно быть около 300 видов.

Коллекцию байкальских моллюсков Бенедикт отослал своему брату Владиславу, также зоологу, и тот впоследствии описал множество новых для науки видов.

Неугомонные поляки наблюдали за распределением и образом жизни нерпы, «шли по следам» таинственной и трудноуловимой рыбы-голомянки, у которой открыли очень редкое для рыб явление – яйцеживорождение.

Была у Дыбовского мечта – съездить на север от Байкала, на загадочное глубоководное озеро Орон, лежащее в горах недалеко от реки Витим. По дошедшим до него рассказам, там якобы встречали нерпу – такую, как на Байкале. И вообще, может когда-то Байкал и Орон были взаимосвязаны?.. Но эта мечта не сбылась.

Дыбовский был поражён не только разнообразием, но и «нездешним, морским» обликом байкальской фауны. Он верил в то, что она тем или иным способом когда-то произошла от морской фауны.

В Иркутске, в музее ВСОРГО, Дыбовский перед отъездом на запад (а работал он после сибирской ссылки во Львове, затем – в Варшаве) оставил богатое «наследство» будущим исследователям Байкала: свои приборы, верёвки, ловушки и прочее использовавшееся в Култуке имущество. Там же хранились и пробы грунтов Байкала, и ряд новых, ещё неописанных видов гаммарусов, и готовая рукопись с их описаниями. А в 1879 году в Иркутске во время урагана разразился общегородской пожар – да такой сильный, что, по словам очевидцев, «колокола плавились на церквах». Старое здание музея сгорело, и вместе с ним огонь поглотил всё перечисленное.

Но многие коллекционные материалы Дыбовского были в своё время разосланы в различные города России и европейских стран, и они хранятся до сих пор в Санкт-Петербурге, Берлине, Гамбурге…

Будучи уже в солидном возрасте, Дыбовский продолжал писать научные статьи, посвящённые Байкалу. Они публиковались в 20-х годах. К сожалению, в них он нередко допускал поспешность и не всегда соблюдал формальные правила зоологической работы. Но для нас он навсегда останется человеком, впервые открывшим огромное разнообразие животного мира Байкала. Благодаря ему  учёные осознали огромную значимость исследований сибирского моря для развития науки.

.
.
.