История про одну синагогу и двух художников

Записки любопытного.

Так уж с некоторых пор повелось, что непомерное любопытство и длинный еврейский нос порою заводят меня в самые неожиданные места и приводят к увлекательным находкам. Хотя находками они, если и являются, то только для меня. Другие люди либо давно и хорошо об этом знают, либо вообще такими вещами не интересуются. Так произошло и в эпизоде, о котором мне бы хотелось вкратце рассказать. Некоторое время назад я открыл для себя двух американских художников-евреев. На самом деле, я открыл для себя много таковых художников, но эти двое стоят особняком. Надеюсь когда-нибудь мне удастся написать о них биографические очерки – они того стоят, пока же расскажу, как они вошли в мою жизнь, заняв в ней важное место по соседству. Насколько знаю, они никогда не встречались и стояли на разных политических позициях, но для меня они соединены некой общностью. И дело даже не в том, что оба были евреями. Их соединяет иное, хотя и не столь важное родство – они оформляли одну и ту же синагогу. Какое отношение я имею к этой синагоге? Никакого. Впрочем, вот мой рассказ.

В 1995 году, я, будучи большим поклонником газеты «Чикаго Трибюн», прочел некролог о смерти на 89-м году жизни художника Милтона Хорна (Milton Horn). Имя это мне было не знакомо, но привычка запоминать имена художников и поэтов сработала, и оно осело в моей памяти. Прошло несколько лет и в той же любимой газете появилась большая и восторженная статья о том, что найдено панно Милтона Хорна «Чикаго, поднимающееся (растущее) из озера» (Milton Horn. Chicago Rising from the Lake). Панно, украшавшее одно из зданий города в течение почти 30 лет с 1954 по 1983, и затем исчезнувшее во время сноса этого здания, наконец-то найдено. Нашли его некие энтузиасты на свалке, куда оно было вывезено строительными рабочими.

Не могу сказать, что я сразу влюбился в художника, но мощь грубоватой лепки, навеянное индейскими формами и мотивами, произвела впечатление (Чикаго – название индейского племени, проживавшего некогда неподалеку от нынешнего города).

Прошло еще несколько лет и на книжной распродаже я наткнулся на альбом Милтона Хорна. Стоил он всего $1, а это не те деньги, которые станешь жалеть, даже если книга и не нужна. Но придя домой, я понял, что книга эта мне не просто нужна, но необходима. Я прочел биографию художника и оказалось, что он родился под Киевом в 1906 году. В 1913 году его родители Пинхус и Беся эмигрировали в США. А это для меня уже зазвучало родной музыкой. Правда, поначалу было не ясно, откуда у простой еврейской семьи взялась такая нееврейская фамилия, но впоследствии и этот вопрос отпал, когда я прочел воспоминания дяди Милтона о том, что их фамилия была Охксенхорн (Oxenhorn). Эмиграционный офицер на Ellis Island спросил Пинхуса, что означит его фамилия, добавив, что в Америке такие «не носят». Пришлось Пинхосу тут же ее сократить до Хорн.

Изучая далее альбом, я открыл для себя, что Хорн рано получил известность, еще совсем молодым скульптором получал заказы на оформление крупнейших отелей, таких как «Савой» в Нью-Йорке, а в 1943-44 был приглашен Фрэнк Ллойд Райтом для совместной работы над проектом частного особняка. Райт, фактический основоположник современной архитектуры, считается величайшим зодчим 20-го века. Он с кем попало не сотрудничал. По мере изучения альбома я открывал для себя все новые и новые работы Хорна. В 1949 году он переехал на постоянное жительство в Чикаго (в том самом году, когда в Чикаго умер еще один выдающийся еврейский художник Тодрос Геллер, но не думаю, что они встречались). В Чикаго Хорн создал большое количество произведений – ряд панно для школ, почтовых отделений, банков, офисных зданий и даже церквей. В парках города можно увидеть выполненные им городские скульптуры, некоторые из которых мне встречались, но чье авторство было неведомо. Особенно интересно было узнать, что Хорн всю жизнь непрерывно занимался еврейской тематикой, она никогда не вытеснялась из его творчества ни богатыми заказами, ни знаменитыми именами соавторов. В альбоме было немало работ по оформлению американских синагог. Неожиданно я нашел фотографии двух панно, украшающих синагогу West Suburban Temple Har Zion в городке River Forest. Это было весьма неожиданно. Дело в том, что River Forest, насколько мне было известно, не еврейский город. River Forest составляет единый исторический район с городком Oak Park, в котором много лет жил и работал Фрэнк Ллойд Райт, и где Райт построил большое количество уникальных особняков. Oak Park известен также тем, что здесь родился и прожил до 17 лет Эрнест Хемингуэй, а также тем, что здесь жил и написал первые 20 книг о «пресловутом» Тарзане «пресловутый» же писатель Эдгар Райс Барроуз, который отсюда уехал в 1919 году покорять Голливуд. River Forest находится всего минутах в 15 от моей работы Northlake. Поэтому при первой же возможности, я поехал в синагогу West Suburban Temple Har Zion. Подъехав к синагоге, я сразу увидел первое панно.

Слева от панно была видна выдержка из книги пророка Захарии “Not by might, nor by power, but by my spirit, saith the Lord of Hosts” («Не силой, не мощью, но Духом Моим – говорит Господь»). Я знал, что панно было выполнено к открытию синагоги в 1950 году.

Входная дверь синагоги оказалась закрыта, но через окно в глубине офиса была видна женщина за компьютером. Я постучал в стекло, женщина открыла дверь и поинтересовалась целью моего визита. Я сказал, что привел меня к ним интерес к творчеству Милтона Хорна, тем более что я еврей, так же как и он, родом из Киева. Посему, нельзя ли посетить синагогу и посмотреть второе панно скульптора? Мэриэлен – так звали женщину – с охотой отозвалась на мою просьбу и провела в зал, где проводятся службы.

Второе панно называлось “The Ascension of Rabbi Judah” («Вознесение рабби Иуды»). Оно было выполнено Хорном значительно позднее первого – уже в 1963 году в память о состоятельных спонсорах Гэри и Сэнди Ратнер по заказу их детей.

Синагога West Suburban Temple Har Zion не была реформистской и изображение людей, как и в любой другой синагоге, в ней запрещено, поэтому я так и не понял почему на данном панно изображены лики людей, но ответить на этот вопрос Мэриэлен не смогла, она была простым клерком.

По ходу дела мой добрый гид рассказала историю евреев западных пригородов. Оказывается, в первой половине 20-го века западные пригороды Чикаго были популярным местом расселения потомков еврейских эмигрантов из Германии. Однако в последние десятилетия многие оставили этот район, перебравшись либо в северные пригороды, в которых многие из нас живут, либо, уйдя на пенсию, переехали во Флориду. Община уменьшилась, однако не исчезла, поскольку районы эти остаются весьма состоятельными и сравнительно немногие прихожане по-прежнему неплохо содержат синагогу. Кстати, совсем неподалеку от этой синагоги находится еще одна, уже непосредствнно в Oak Park.

И вот тут начинается вторая часть моей истории. Мэриэлен сказала: «У нас в зале для церемоний есть витражи Уильяма Гроппера (William Gropper). Хотите посмотреть?» Вопрос застал меня врасплох, поскольку это имя мне знакомо не было. И это весьма странно, поскольку, как оказалось впоследствии, Гроппер – едва ли не самый скандально известный американский еврейский художник. Однако, позвольте по порядку.

К началу 60-х годов раввин синагоги Табачник и богатые прихожане пришли к «глубокому умозаключению», что синагога похожа на сарай и неплохо бы поднять ее уровень, если и не до международного, то хотя бы до национального. Чтобы воплотить эту идею, решили пригласить известного мастера для создания витражей. Естественно, художник должен быть евреем. Однако, известных еврейских мастеров, опытных в работах по стеклу оказалось немного, а те, что были, такие как Шагал, оказались слишком дорогими. Один из спонсоров неожиданно предложил пригласить Уильяма Гроппера. Идея была абсолютно бредовой и незаслуживающей внимания сразу по нескольким убийственным причинам. Во-первых, Гроппер был ярым и последовательным проводником коммунистической идеи. Во-вторых, он был художником-карикатуристом, не имеющим опыта работы с витражами. В-третьих, комиссией Маккарти он был внесен в черный список, запрещающий работать по специальности. Если помните, в СССР был очень популярен Рокуэлл Кент – замечательный пейзажист и также левый во взглядах человек. Всего двум художникам была запрещена профессиональная деятельность комиссией Маккарти – Кенту и Гропперу. Как же синагога смогла осмелиться пойти против власти? Однако осмелилась. Бредовая идея была принята спонсорами. Надо сказать, что времена уже успели несколько измениться, и власти не воспротивились странному решению.

Пригласив Гроппера, синагога поставила ему жесткое условие – не нарушать Вторую Заповедь! Иными словами – человеческие изображения не допускаются! Вы можете себе представить художника-карикатуриста, которому запрещено изображать людей? Гроппер, превыше всего ценивший личную свободу, и посему работавший только в левой прессе, где, как он утверждал, ему обеспечена полная свобода, что для карикатуриста является первой необходимостью, был возмущен. Но жизнь заставила уже немолодого мастера, которому было к этому времени за 60, согласиться на поставленные условия.

Ему, отлученному от любимой работы, в то время приходилось несладко и он, человек абсолютно чуждый еврейству, никогда не интересовашийся своими корнями, без особого желания принялся за проект. И неожиданно, по мере углубления в тему, стал проявлять интерес к иудаизму. Предполагалось создать 5 витражей по числу книг Торы, но потом решили все посвятить только одной книге – Книге Бытия. В 1966 году Гроппер закончил работу над витражами. За много лет до их создания Гроппер писал: «Люди, живущие без искусства, подобны дому без окон – они живут в темноте». Эта замечательная иносказательная фраза неожиданно приобрела реальный смысл, и прихожане синагоги увидели, как прекрасен их дом.

А несколько лет спустя, как писал коллекционер М. Липшиц, в River Forest, как раз во время молитвы Кол Нидрей, разразилась необычайно сильная грозы. В синагоге погас свет, зажгли свечи, и тогда прихожане увидили витражи во всем великолепии. «Бог закончил то, что не закончил человек. Каждая вспышка молнии озаряла окна и они шевелились. Это было восхитительно», – писал М. Липшиц.

В процессе работы над витражами, в душе Гроппера, видимо, что-то произошло. Нет, он не стал законопослушным гражданином и мирянином, его политические взгляды не изменились, но изменилось отношение к своим корням. Вероятно где-то на генетическом уровне, в нем ожили какие-то воспоминания не слишком далеких предков. Он, родившийся в Нью-Йорке в 1897 году, в семье еврейских эмигрантов из Румынии и Украины и никогда не бывавший в еврейских местечках, неожиданно почувствовал интерес к той жизни и вскоре создал удивительный, смешной и грустный цикл работ под названием «Штетл», в котором пером маститого карикатуриста показал еврейскую печаль соседствующую с еврейским юмором.

Вот всего два рисунка из цикла Штетл.

На этом, я думаю, можно было бы и остановиться. К сожалению, за рамками темы остаются такие интересные моменты из биографии Гроппера, как спровоцированная им нота протеста японского правительства американскому в 30-е годы, цикл Каприччос, созданный после запрета на профессию и многое другое, но пусть это будет темой отдельного очерка.

Пока же я заканчиваю свой рассказ о двух художниках, которых связывает только мое сознание и общая стена синагоги West Suburban Temple Har Zion в городке River Forest.

Игорь Волошин